– Но твой аванс… Больше никому такого не платили за всю историю издательства.

– Я как раз хотел об этом поговорить. Видишь ли, я его потратил, и мне не помешало бы немного денег, чтобы продержаться несколько месяцев.

– Ты его потратил? – Берти уставился на меня абсолютно круглыми глазами и стал похож на сову. – А как же роялти за последнюю книгу?

– И их потратил. – В отличие от ощущения ужаса вначале, рассказав о своей проблеме, я странным образом почувствовал прилив сил. – Я купил квартиру в Сент-Джеймсе, и у меня не осталось ни гроша.

Бертранд молча покачал головой. Он и раньше мне удивлялся, но моя глупость его явно загипнотизировала.

– Так продай ее!

– Не могу.

– Почему же? – От напора в этих двух словах я вздрогнул.

– А как же моя мать? Не говоря уже о дяде с тетей. Они окажутся на улице.

– Ты живешь с матерью?

– Она осталась совсем одна, – поспешно пояснил я. – И когда она приехала в гости, то мельком упомянула, какие большие у меня гостевые спальни, а я не так жесток, чтобы лишать старушку своего общества.

– Тогда каким образом там оказались твои дядя с тетей? – Берти явно меня не понимал, и я уже перестал надеяться, что вообще поймет.

– Было бы грубо не пригласить их, когда мама переехала ко мне. Я старался быть хорошим племянником.

На этом моменте он обхватил голову руками, будто уже был не в силах дальше все это выносить.

– А ты не думал купить что-то подешевле? Я слышал, сейчас в Хакни^[2] вполне доступное жилье.

– Ну, моя книга оказалась успешной, и, признаться, я никогда не думал, что вдруг потеряю вдохновение. – Я снова попытался перевести беседу на ту тему, которую действительно хотел обсудить. – Так что если бы ты одолжил мне какую-то сумму, чтобы я мог продержаться, пока снова не польется поток идей, это бы…

– Ни фунта больше! – Три слова прогремели как гром. Берти уже не был моим издателем ростом метр с кепкой и с идеально круглым животом. Бертранд превратился в исполинского воина. – Я уже сталкивался с такими проблемами у писателей. Единственное решение – держать вас на голодном пайке.

– Но я уже голоден, – скрипя зубами, ответил я. – И сократил даже необходимые траты.

Мой издатель внезапно оказался на пару метров ближе, точно Зевс, появившийся перед дрожащим крестьянином.

– Ни фунта, ты понял? Иди домой, достань ту дорогущую пишущую машинку, которую я тебе купил, и напиши вторую главу «Проблеска кровавой луны», а затем третью, четвертую, и так до тех пор, пока не получится что-то, что можно будет назвать романом!

Так как другие способы не сработали, я решил воззвать к сочувствию:

– Берти, мне нужна твоя помощь. Банки уже в ярости. У меня есть время до конца января, и если к тому времени я не сделаю очередной взнос за квартиру, они всё заберут.

Бертранд застыл на месте, превратившись из греческого божества в его же статую.

– Я буду давать тебе по сто фунтов за каждую главу.

Я вздохнул и опустил голову, глядя на богато вытканный ковер.

– Я днями смотрел и смотрел на пишущую машинку, и ничего. Боюсь, я забыл, как писать.

Берти прошел к двери и распахнул ее:

– Таковы мои условия. Ты знаешь, я к тебе хорошо отношусь. Но я оказал бы тебе плохую услугу, если бы просто дал пару банкнот и отправил восвояси. Это твоя яма, и ты сам должен из нее выбраться.

Он мотнул головой в сторону ресепшена, и я почувствовал себя так, будто хирург разрезал меня пополам и принялся переставлять местами органы.

– Но, Берти, – в последний раз попробовал я, – сейчас же сочельник…

– Поздравляю, Мариус. Надеюсь, Санта-Клаус принесет тебе новую главу. – Он указал на дверь, и у меня не осталось никаких сомнений.

Опустив голову, я медленно побрел прочь из кабинета. Даже непроницаемое лицо секретаря приобрело слегка сочувственное выражение при виде меня, и, когда я дошел до выхода, Берти крикнул мне вслед:

– Постой, мой мальчик. Погоди минутку.

Я повернулся, увидел улыбку на его лице, и все внутри вернулось на свои места.

– Берти, дружище!

– Как ты сказал, сейчас Рождество. – Он залез в карман сюртука, и в этот миг я любил его больше, чем за все три года нашего знакомства.

– Ты передумал!

– Что, прости? – Он озадаченно взглянул на меня, доставая из внутреннего кармана карточку. – А, нет-нет. Просто Марджери велела убедиться, что в День подарков^[3] ты придешь к нам на ланч. Моя обожаемая супруга беспокоится, жив ты или нет, если не видит тебя какое-то время. Уверяю тебя, будет настоящий пир!

Берти вложил карточку мне в руку и подтолкнул меня в сторону выхода.

Глава 2

– А-а-а-а-а! – Именно этот звук вырвался у меня, когда я вышел из офиса издательства «Прайс-Льюис энд Астер» в Блумсбери^[4].

– Га-а-а-а! – А вот что прозвучало, когда я попытался пнуть мусорный бак, поскользнулся на обледеневшем тротуаре и промахнулся.

– Эй! Вы что удумали? – Конечно, и полицейский тут как тут, готовый меня отчитать. – Приятель, это мусорный бак его величества. Тебе повезет, если на нем не окажется повреждений, в противном случае я отведу тебя в магистрат.

Я к тому моменту уже лежал на спине, но чувствовал себя обязанным ответить на это смехотворное заявление.

– Так королю принадлежат не только все лебеди в Великобритании^[5]. Получается, он владеет и всеми мусорными баками тоже?

– Именно так, молодой человек. – Бобби в темно-синей форме был старше меня всего на несколько лет, но пышные усы придавали ему вид старика. – Это государственное имущество, а кто им владеет, если не сам король?

Я видел, что его знания о монарших полномочиях менее чем обширны, но решил не спорить.

– Отлично. В таком случае передайте королю Георгу^[6] мои извинения. Я не хотел оскорбить ни его самого, ни его мусорные баки.

Услышав мой кроткий ответ, полицейский слегка смягчился:

– Признаться, у меня сегодня утром нет настроения кого-либо арестовывать. – Его лицо осветилось ликованием, и он явно хотел сообщить мне причину. – Видите ли, я только что стал отцом.

Я протянул полицейскому руку, надеясь, что он поможет мне подняться. Вместо этого он воодушевленно пожал ее и продолжил болтать:

– Мой малыш Кермит – славный парень. Если у вас еще нет детей, настоятельно рекомендую! Нет ничего лучше в жизни, чем тот момент, когда ты впервые смотришь на своего ангелочка.

Удивляясь чуду, благодаря которому появляется новая жизнь, он не спеша пошел прочь, насвистывая веселую мелодию и помахивая дубинкой. Но только я собирался подняться, как толпа бизнесменов начала перешагивать через меня. Я задумался, не лучше ли сдаться на милость судьбе и устроиться спать на тротуаре.

Удивительно, как все изменилось за такое краткое время. Я всегда считал себя уверенным человеком, способным решать проблемы. Войну я пережил, получив всего несколько ранений от шрапнели, а когда купил свою квартиру, то и вовсе думал, что все мои беды позади. Мне всего лишь нужно было написать вторую книгу, но что-то мешало – что-то, что больше не работало так, как раньше. Так что там я и лежал, совсем рядом со сточной канавой, и смотрел на звезды.

– Вы в порядке? – раздался поблизости приятный голос.

Офис моего издательства находился рядом с отелем «Рассел», и… ну, это была модная часть города, мягко говоря.

Кто бы ко мне ни обращался, она подошла ближе. Я все еще не мог обернуться, совершенно выбившись из сил, но, по крайней мере, слышал цокот каблучков по каменным плитам. Перед моим лицом показалась грациозная ручка, и я протянул в ответ свою.

– Господи, Мариус! Это ты!

Я как раз отряхивал грязь и лед с офицерского сюртука и не смотрел на нее. Странно, что я не узнал ее в тот же миг. А должен был бы – по первому слову, но прошло больше десяти лет, мы оба выросли за эти вставшие между нами годы.

Я наконец посмотрел на нее: там, прямо передо мной, стояла моя детская любовь. И тут же в середине зимы будто расцвел вишневый сад в центре Лондона. На мгновение я даже подумывал перебежать дорогу и спрятаться в безопасном парке, но потом произнес ее имя и понял, что пути назад уже нет:

– Белла.

Она была даже прекраснее, чем я помнил. Знаю, писатели должны уметь обращаться со словами, но это не значит, что я могу точно передать истинное, неуловимо-загадочное очарование человека. У нее были выразительные глаза, фарфоровая кожа, темные волосы, переливающиеся как шелк и поблескивающие в тусклом свете, и так далее и тому подобное…

Если б я продолжил, то вполне мог бы написать эпическую поэму. Так что ради всеобщего блага остановлюсь на этом. Скажу только, что когда я увидел ее, то почувствовал, словно именно ее не хватало в моей жизни. Собственно, я чувствовал то же самое, что и во время нашей последней встречи, – будто сердце в груди перестало биться.

– Боже ты мой, Мариус, – повторила Белла. – Такой сюрприз – столкнуться с тобой вот так. Я не видела тебя…

– Примерно десять лет, – перебил ее я, чтобы не дать заговорить о нашем последнем вечере вместе. А потом самым приятным своим голосом сказал: – Рад тебя видеть.

Белла ничего не ответила. Рассматривала меня, как студент изучает какую-нибудь любопытную скульптуру в Британском музее. И пока ее глаза искали в моем лице неизбежные за столько лет изменения, я думал о том, как хочу снова взять ее за руку, чтобы еще на мгновение ощутить это прикосновение.

Мы стояли так пятнадцать секунд, и каждая из них длилась часы, а потом, когда Белла наконец заговорила, она сказала вовсе не то, что я хотел услышать.

– Мариус, ты выглядишь чудовищно. У тебя все хорошо?

Я рассмеялся. Тем громким, нелепым смехом, от которого все становится только хуже.

– У меня просто неудачный де… жизнь, – ответил я вопреки своему желанию.

– Идем со мной.

И не успел я возразить, как Белла схватила меня за руку и потянула по тротуару мимо издательства. На мгновение закралась мысль, не хочет ли она отвести меня в приют Армии спасения, убедиться, что мне дали одеяло и миску горячего супа, а потом снова исчезнуть из моей жизни. Вместо этого она чуть крепче сжала мою ладонь и перевела через дорогу, в парк, который располагался в центре площади.

– Подожди здесь всего минутку. – Белла посмотрела мне в глаза, и я сделал бы все, о чем бы она ни попросила. Она бросилась через дорогу, пробираясь через уличное движение, будто простые машины и грузовики не могли ей навредить.

Я столько раз представлял нашу встречу, но никогда не думал, что сам при этом буду лежать на тротуаре, как и не предвидел обеспокоенного взгляда Беллы, когда она переводила меня через дорогу в сквер и просила пообещать, что я не сбегу. Могу лишь предположить, что она сделала бы то же самое для бродячей собаки.

Я наблюдал, как Белла подходит к своей машине «Санбим 12/16», которая была у нее с юности. Меня порадовало, что она так и не купила себе вместо него «Даймлер» или «Бентли», которые определенно предпочитала вся ее пугающе состоятельная семья. А ей всегда идеально подходил «Санбим».

Однако менее идеальным был ее шофер Кэкстон. Старый зануда всегда меня терпеть не мог, и сейчас его взгляд метнулся ко мне через дорогу, как стрела, пока мужчина слушал Беллу. Он всегда был из тех, у кого есть мнение обо всем на свете и кто благодаря своему положению доверенного слуги семьи Монтегю мог выражать его, когда вздумается. Даже с пятидесяти шагов я знал, что именно он думает обо мне.

– Приятно видеть, что кое-что не меняется, – сказал я, когда моя старинная подруга вернулась.

Белла продела свою руку в мою, и злополучное утро тут же стерлось из моей памяти.

– Ох, пойдем. Мы слишком давно не виделись.