– Не очень помню, – сказал Шустрый.

– Слушай, ну ты-то как раз должен помнить. Здоровый такой, метра два ростом. Вы с ним тогда на руках боролись, он тебя сборол почти, а ты как перданул, он вздрогнул, а ты победил.

За столом раздался громкий смех.

– Да не было такого, – оправдывался Шустрый, отшатнувшись назад.

– Было-было, – Халява кивал. – Мы тебя тогда хотели из палатки выгнать, чтобы ты на улице спал, – он засмеялся. – Ну и что с ним? С Грихой?

– Он руку там оставил, – серьёзным тоном сказал Моржов, и улыбки погасли. – Но он мужик пробивной. Все справки собрал, свидетельства, всё, как полагается, и добился, чтобы ему выплатили боевые, и по ранению, и всё остальное. Пробивной, – повторил он.

– И что дальше? – я отложил ложку.

– В военкомате мурыжили, мол, денег нет, езжай в Москву, мы тебя на войну не отправляли, кто тебя туда отправлял, с теми и говори… ну, как обычно, сами знаете.

– Наслышаны, – едко проговорил Самовар.

– Но он их задавил, и сегодня ему выплатили. Вот он получил бабки, а вечером вломились в хату три амбала, его избили, а деньги отобрали. И боевые, и что у него дома хранилось. И ювелирку у жены отобрали, и мафон ещё вытащили. Ну и ребёнка напугали.

– Вот ***! – с чувством сказал Халява, и у него аж голос дрогнул от злости.

– Ноги им из жопы вырвать! – добавил Шустрый, без всяких шуток. – Мляха, вот они суки. Он руку… а они.

– Вот че’ти, – Шопен бросил обглоданную кость в тарелку. – Мало им всё.

– Пожалеют, – тихо произнёс Царевич, и это звучало куда с большей угрозой, чем всё остальное. – Это кто-то из своих, сами понимаете. Кто-то из его знакомых, кто знал про деньги. Или в военкомате слили.

– Да тихо, парни! – всё пытался сказать Самовар, оглядываясь на всех. – Сами себя не распаляйте. Выпили же. По пьяной лавке…

– Суки, – Маугли покачал головой. – Вот так сидишь там, на передке, а вернёшься…

– Тихо, парни, – сказал я. – Тихо!

Все повернулись ко мне.

– Зря я сказал, – произнёс Моржов. – Всё равно же пока не нашли. А вы тут уже подпитые, делов натворите ещё.

– И чё, ничё не делать? – вспылил Халява, вставая на ноги. – А если бы на Самовара…

– Погоди, – я поднял руку. – Да, по пьяной лавочке только сами себя распалим, и никого не найдём.

Я посмотрел на Халяву, и он медленно опустился на место.

– Лезть на рожон – нельзя. Но давать в обиду кого-то из наших – не дело. Мы-то вот собрались вместе, и нам навредить сложно. Афганцы кучей собрались и держатся друг за друга. А вот остальные, кто вернулся – поодиночке, теряются. Им-то защиты нет, а что ты один сделаешь? Кто в бандиты пойдёт, но там защита тоже – не самая надёжная. До первого промаха.

– Ты дело говоришь, – сказал Моржов, опускаясь в кресло. – Но… как? Что тут придумаешь?

– Что нужно, то и придумаем. Может, ты сможешь их поймать, кого-то посадишь. Но это ничего не поменяет. А вот вся эта падла в городе должна знать, что трогать «чеченцев» нельзя. Никто в Тихоборске не тронет афганца, потому что знает, что остальные с ним за это сделают. И тут должен понимать, что будет хуже. Но в пределах того, чтобы начальник, – я подмигнул Моржову, – не попадал из-за этого. Он нас и так выручил, ему же потом отвечать, если что случится.

– Но что здесь делать, Старый? – спросил Газон.

– Ну, для начала, – я посмотрел на него, – можешь сказать, кто это такой наглый? Не для милиции? Для нас? У тебя есть возможность узнать.

Саня посмотрел с подозрением на Моржова, но тот стоял, скрестив руки, и снова на меня.

– Ну, смогу. Поинтересуюсь. Но смотрите, если братва приедет разбираться с этими беспредельщиками, то Верхушин должен за это останется.

– Ну, то братва, а то мы. Но если людей будем прикрывать, кто-то нас не забудет, подтягиваться к нам будут. А когда нас много – так легко с нами не сладишь, а мы сами сможем на что-то влиять. Вот и надо, говорю, прикрывать каждого, показать им, что нас они не сожрут. Не против же, Васька? – я повернулся к Моржову. – Потому что сам говоришь – официально ничего ты не нашёл.

– Ну, – он почесал затылок, и короткая, едва отросшая щетина там захрустела. – Обсудим на трезвую голову, короче, – сдался молодой опер.

Но мы точно это обсудим, потому что Моржов был зол. На его товарища напали, и он ничего не может с этим сделать, что его сильно бесило.

И мы посмотрим, что с этим можно сделать.

Глава 2

Парни хотели немедленной расправы над теми ублюдками, что напали и ограбили инвалида, но удалось удержать их в узде. Слова им запали, они согласились, и мы найдём, кто это такой наглый.

Пусть ограбленный Гриша Верхушин служил в другом роде войск, сейчас это уже неважно – лучше держаться вместе. Если получится разобраться, то не только накажем тех гадов, но ещё и десантники в городе начнут нас уважать, да и в области тоже. А контакты нам нужны.

Вечером я сам приду к нему, поговорим по душам. Царевич прав – грабители шли не на удачу, они твёрдо знали про деньги, значит, сдал кто-то, кто десантника хорошо знал.

Возможно, Гриша даже в курсе, кто именно это был, но Моржову не сказал – он же мент. Если это родственник, то за такое его может ждать срок, вот и молчит. Но если вернуть бабки и проучить, то он точно не будет против.

Ну и Газон осторожно поинтересуется, потому что о таких делах блатным быстро становится известно. Начнёт кто-нибудь сорить деньгами, сразу поймут, что было удачное дело. Ну и я сам займусь.

Это вечером, когда Верхушин будет дома, а вот день сегодня обещает быть насыщенным. Я вчера вечером ушёл домой и увёз Самовара, Шустрый тоже ушёл, как и Газон, зато Слава Халява и Шопен остались в гостях у Царевича. С ними Маугли.

Старлею идти особо некуда, да и мы все зазывали его к себе в гости. Шопену вообще всё равно где ночевать, а Славик явно хотел догнаться ещё и гулять до самого рассвета, как он привык.

Так что утром я сразу пошёл к Царевичу собирать народ.

– Сильно пить вы ему не давали, смотрю, – сказал я, входя в квартиру Руслана. – Халява как стёклышко.

– А он всё порывался, – осуждающе сказал Царевич, сидя на кухне. – Догоняться хотел, в магазин бежать. Ещё немного, связали бы, кляп в рот, и на губу, – он показал на дверь в кладовку.

– Заманал нудеть, папа, – Халява, так и лежащий на диване, накрылся с головой, только ступни торчали из-под одеяла.

– Ну что, товарищ старший лейтенант, – я глянул на Маугли. – Помнишь, как ты его будил?

– Помню-помню, – Маугли зловеще хмыкнул. – Можем ещё раз так сделать.

– Не надо, – Славик начал подниматься. – Хватило мне тогда.

– Спишь х’еново, – пробурчал Шопен, вытирая лужицу на полу за щенком. – Пинаешься, толкаешься. Под утро ещё давай орать в ухо: «Шустрый, цинк неси, патронов нет!»

– Не было такого, – Халява смутился.

– Бобика вот напугал.

Щенок потыкался мне в руку мокрым носом, яростно размахивая хвостом, потом ушёл на кухню выпрашивать что-нибудь вкусненькое у Царевича.

Маугли сегодня пойдёт по своим знакомым, кто живёт в городе. Где-то на улице Матросова живёт капитан Федин, танкист, а в посёлок переехал старший лейтенант Сунцов, разведчик.

Офицеры-то друг с другом легче общий язык найдут, а заодно и мы с ними познакомимся ещё раз, только уже на гражданке.

Ну а мы с Халявой поедем по делам. Нужна встреча с его батей, обсудить дело, но не выпрашивать подачку, а предложить вложиться в перспективное дело.

Дальше деньги будут свои, заработаем и вернём, и нам останется. Главное – скопить к 98-му году сумму побольше, и после этого можно будет развернуться по-крупному.

Не договоримся с ним – всё равно найду, где взять денег, но хотелось бы ускориться. Нужно, чтобы компьютеры уже были к Новому году, а не после него.

Время это выгодное – новогодние каникулы и выходные. Конечно, сейчас праздничных дней ещё не так много, никто не отдыхает десять дней, как будет потом. Только первого и второго января, и ещё седьмого, ну и между ними будет суббота и воскресенье. Итого пять дней, причём не подряд. Но всё равно, стоит воспользоваться этим временем для продвижения.

Да и один Новый год у нас отобрали, и тогда, вместо празднования, мы входили в Грозный. Так что заслужили хорошо отпраздновать другой.

За ночь выпал снег толстым слоем, и его ещё не успели затоптать. Падал и падал, сантиметров на десять, и всё вокруг белое. Засыпало машины, двор, дорогу, которую, само собой, никто не собирался очищать на снегоуборщике – в городе такой техники вообще не было. Только дворники с мётлами и лопатами, но их на улице пока не видно.

Халява тут же поругался с Царевичем из-за какой-то мелочи, на что тот невозмутимо отложил щётку, которой очищал лобовое стекло, и шумно выдохнул через нос, что не предвещало Славику ничего хорошего.

– Да хватит, – остановил я их.

Из-за чего они стали нервными, я понял. Через дорогу стояла недостроенная заброшка без окон – слишком знакомая нам картина, ещё падающий снег напоминал о январских боях. Как раз как-то засели у одного такого дома, разбитого артиллерией, и тогда как раз пошёл снег. Своеобразная была картина, и сейчас выглядит похоже.

Сегодня воскресенье, но уже достаточно людно – много пацанов вышло поиграть. Им сегодня не в школу, а по ящику явно идёт «Слово пастыря» вместо мультиков, раз они все на улице. Играли в снежки, лепили снеговика, ну и решили поиграть в войнушку. У одного был автомат с красной лампочкой на месте ствола, который издавал треск при каждом нажатии на спуск, а у другого игрушка повеселее – самодельный пугач из гнутой медной трубки и гвоздя, набитый головками от спичек. В действие пугач приводился чёрной резинкой из велосипедной шины.

Вот и сейчас пацан из него пальнул.

Пух!

Звук негромкий, но отчётливый, и отразился эхом. Слава Халява от неожиданности вздрогнул, выронил пачку сигарет в снег и сматерился так, что дети решили отбежать на всякий случай:

– Б***! – рявкнул он и огляделся по сторонам.

– Целый? – на автомате спросил Царевич у Славика.

– Да чё мне будет-то? – он подобрал пачку и скрипнул зубами. – С пугача стрельнули. Козлы малолетние.

Лёгкий ветер принёс нам запах сгоревшей серы. Пацаны со смехом отбежали ещё дальше, один перезаряжал пугач, набивая его для нового залпа.

– Пить тебе вообще нельзя, Славик, – заключил я, глядя на Халяву. – А то всё утро злой, аж колбасит.

– Собаку заведи, поможет, – посоветовал Шопен и махнул нам рукой на прощание: – Пока, пацаны! Зовите, если чё. Мне всё равно делать нечего.

– Ты послушай, что пацаны говорят, – Руслан скрестил руки на груди. – У тебя конкретно «афганский синдром» начался, Славян. Или «чеченский» уже. Бухаешь, срываешься. Тут сам понимаешь, тебе надо отдыхать, что-нибудь хорошее смотреть, с людьми общаться, а не бухать, чтобы закидонов ещё больше не стало.

Славик что-то пробурчал, что-то вроде: «ты как мой папа стал нудный».

– Ничего, – я пихнул Халяву в бок и положил руку ему на плечо. – Прорвёмся, Владислав Петрович. Всё будет зашибись, – я его легонько потряс. – Погнали.

В машине Славик успокоился, и даже не стал возмущаться, что Царевич включил «Любэ» по дороге вместо радио.

Руслану надо в депо, но он подбросил меня в центр города, а Халяву до автобуса в посёлок. Славик отправился домой привести себя в порядок перед встречей, ну а я наводил внешний лоск.

Встреча ожидается серьёзная, и внешний вид надо учитывать, да и вообще, к нему надо относиться со всей ответственностью. Как пацан не походишь, в 90-е хорошо выглядеть – это важно. Тогда было принято гладко бриться каждый день, делать аккуратные причёски и носить подходящую одежду.