Лея Вестова: Сад новых надежд

Аннотация

– Я всё слышала.

Он замер. Улыбка сползла с его лица. Он напрягся, как зверь, почуявший опасность.

– Что ты слышала?

– Всё.

– Аня, это не то, что ты думаешь. Это… это сложно. Позволь мне объяснить.

– Объяснить? – я усмехнулась. – О, я прекрасно знаю все объяснения. Я их слышала уже сотни раз. «Это ради твоего же блага». «Я не хотел тебя волновать».

– Пожалуйста, не делай так, – его голос был тихим. – Просто выслушай.

– Я поверила тебе. Я, дура, снова поверила! Я позволила себе думать, что ты другой. Что ты честный. Надёжный. А ты оказался таким же, как все.

– Я не могу тебе рассказать, – наконец выдавил он. – Прости. Я просто не могу. Но клянусь, это не то, о чём ты подумала.

– Мне всё равно, – отрезала я и это была правда. – Дело не в измене. Дело в доверии. А я тебе больше не доверяю. Ни одному твоему слову. Всё кончено, Дима. Между нами всё кончено.

Глава 1

Пыль, поднятая колёсами моего старенького «форда», серебристым облаком повисла в неподвижном июльском воздухе. Я заглушила мотор, но ещё несколько секунд сидела, не в силах разжать пальцы, вцепившиеся в руль. Перед глазами было то, что ещё недавно казалось несбыточной мечтой, строчками в техническом задании, сном наяву. Усадьба «Тихие холмы».

Даже отсюда, от кованых ворот, чьи створки, покрытые ржавыми кружевами, были сиротливо распахнуты, она выглядела величественно и скорбно. Как старый аристократ, доживающий свой век в забвении. Главный дом с облупившейся охряной штукатуркой и пустыми глазницами окон походил на спящего гиганта. А вокруг него, насколько хватало глаз, раскинулся сад. Тот самый сад, ради которого я была здесь. Мой сад.

– Это наш сад, мам? – тихий голос Лёвы вырвал меня из оцепенения.

Я повернулась к сыну. На заднем сиденье он выглядел таким маленьким и серьёзным. Шестилетний, вдумчивый не по годам, он смотрел в окно, и в его больших серых глазах отражался тот же смешанный восторг и трепет, что я чувствовала сама. Он сжимал в руках свой неизменный альбом и коробку карандашей – его способ говорить с миром.

– Наш, солнышко. По крайней мере, на ближайший год точно наш.

Я заставила себя выйти из машины, и меня тут же окутал густой, настоянный на травах и прелой листве воздух. Под ногами хрустнул гравий, сквозь который упрямо пробивались одуванчики. Я сделала глубокий вдох. Так пахнет история. Так пахнет заброшенная красота, которая ждёт, когда её разбудят. Моими руками.

Мои пальцы коснулись холодного, шершавого камня въездного столба. Его венчала расколотая ваза, из трещины в которой пророс тонкий, дерзкий росток берёзы. Варварство, с точки зрения реставратора. Но какая-то своя, дикая и пронзительная поэзия.

Обойдя машину, я открыла дверь для Лёвы.

– Ну что, юный художник, готов запечатлеть руины? – я подмигнула, стараясь казаться бодрой.

Лёва молча кивнул и, выбравшись наружу, тут же направился к остаткам старого фонтана, заросшего мхом. Он никогда не бегал и не шумел. Он впитывал мир глазами, находя красоту там, где другие видели лишь тлен. Это у него было от меня.

Из багажника я достала свой рабочий планшет и тубус с чертежами. Победа в этом тендере была не просто работой. Это был мой спасательный круг. Мой шанс наконец-то выбраться из той финансовой и моральной ямы, в которую меня столкнул Кирилл. Шанс доказать себе, что я могу. Одна. Что мой талант – это нечто реальное, а не просто приложение к его «деловой хватке», как он любил говорить. Воспоминание о нём кольнуло неприятно, как заноза под ногтем. Я тут же мысленно выдернула его. Не здесь. Не сейчас. Сегодняшний день принадлежал только мне, Лёве и этим Тихим холмам.

Главное здание реставрировала другая фирма, компания «Наследие». Её владелец и главный архитектор, некий Дмитрий Воронцов, назначил мне встречу в десять. Чтобы обсудить концепцию. Чтобы разграничить зоны. Часы показывали без четверти. У меня было время, чтобы почувствовать это место.

Я медленно пошла по центральной липовой аллее. Деревья-гиганты, посаженные больше века назад, сплели свои кроны над головой в плотный зелёный шатёр. Воздух здесь был прохладным и гулким, как в старом соборе. Я знала по архивам, что под каждым деревом проложена дренажная система из керамических труб, и моё сердце сжалось от предвкушения – найти их, расчистить, вернуть к жизни. Это была почти археология. Моя страсть.

Свернув на боковую тропинку, я вышла на площадку перед южным фасадом. Здесь был разбит регулярный сад во французском стиле. Точнее, то, что от него осталось. Но я видела всё иначе. Мой профессиональный взгляд смотрел сквозь хаос запустения. Я видела ровные дорожки, слышала шёпот воды в фонтанах, вдыхала аромат тысяч роз. Я видела будущее величие этого места.

Именно в этот момент я его и увидела.

На ступенях террасы, спиной ко мне, стоял высокий мужчина в простых джинсах и тёмной рубашке. Широкий в плечах, он излучал спокойную, основательную силу. Он держал в руках большой лист ватмана и что-то говорил прорабу в каске. Голос у него был низкий, ровный, без тени сомнения.

Я подошла ближе, чувствуя, как сердце начинает стучать чуть быстрее.

– Дмитрий Воронцов?

Мужчина обернулся. Серьёзное, даже суровое лицо с чётко очерченными скулами. Внимательные, тёмные глаза. Он не улыбнулся. Просто кивнул.

– Анна Ветрова. Ландшафтный архитектор.

– Я знаю, – его взгляд скользнул по мне, оценивающе и, как мне показалось, холодно. – Я изучил ваш проект. И смету.

Последнее слово он произнёс с едва заметным нажимом. Я внутренне подобралась. Я знала, что моя смета амбициозна. Я не шла на компромиссы, когда дело касалось души проекта.

– Надеюсь, они вас впечатлили, – сказала я с лёгким вызовом.

Он проигнорировал мой тон.

– Они заставили меня задуматься. В частности, вот этот пункт. – Он ткнул пальцем в чертёж. – Реставрация старой дренажной системы. Это колоссальные земляные работы. Долго и очень дорого. Гораздо проще и эффективнее проложить новую, из современных полимерных труб.

Я почувствовала, как внутри всё холодеет. Он бил в самое сердце моей концепции.

– Проще не значит лучше, – отрезала я. – Старая система – это часть исторического наследия. Она уникальна. Моя задача – восстановить замысел архитектора, а не проложить под ним пластиковую канализацию.

Прораб рядом с ним неловко кашлянул. Дмитрий даже бровью не повёл.

– Наша общая задача, госпожа Ветрова, – сдать объект в срок и в рамках бюджета. Инвесторы не будут платить за ваши археологические изыскания, если можно достичь того же функционального результата в три раза дешевле.

Наш поединок начался. Он говорил на языке цифр и прагматизма. Я на языке истории и искусства.

– Результат не будет тем же! – мой голос звенел от сдерживаемого возмущения. – Старые керамические трубы иначе аэрируют почву, они создают совершенно другой микроклимат для корневой системы этих лип. Заменить их – значит медленно убить аллею. Вы, как архитектор-реставратор, должны это понимать!

– Как архитектор-реставратор я понимаю, что иногда приходится жертвовать менее значимым, чтобы спасти главное, – парировал он. – А как владелец компании я понимаю, что ваш подход приведёт к тому, что у нас кончатся деньги ещё до того, как мы дойдём до фасада.

Он говорил так, будто моя работа – нечто второстепенное. Будто сад – это просто красивая лужайка вокруг его здания. Этого я стерпеть не могла.

– Этот сад не менее значимая часть ансамбля! – я сделала шаг вперёд. – Игнорировать это – значит проявлять вопиющий непрофессионализм!

На его лице не дрогнул ни один мускул. Он просто смотрел на меня сверху вниз, и в его тёмных глазах мне на секунду почудился то ли интерес, то ли насмешка.

– Профессионализм, госпожа Ветрова, – это умение находить баланс между идеальной картинкой и реальным миром. В вашем проекте этого баланса нет. Он красив. Но он нежизнеспособен. Это просто очень дорогая фантазия.

«Дорогая фантазия». Эти два слова ударили меня наотмашь. Именно так Кирилл называл мои самые смелые идеи, прежде чем присвоить их себе. Я почувствовала, как к щекам приливает кровь.

– Моя «фантазия» выиграла государственный тендер, – ледяным тоном произнесла я. – И я буду воплощать её в жизнь. Каждый пункт. Если вам это не нравится, можете обсудить это с комиссией по охране памятников.

Я знала, что это был сильный ход. С комиссией никто не хотел связываться.

Дмитрий молчал, изучая моё лицо.

– Хорошо, – сказал он наконец, и я не поверила своим ушам. – Оставим дренаж. Давайте о розах. Из немецкого питомника «Кордес». Вы уверены, что нам нужны именно они? Есть прекрасные отечественные сорта…

– …не имеющие никакого отношения к тем, что росли в этом саду в девятнадцатом веке, – закончила я за него. – Я не собираюсь сажать здесь современные гибриды. Цель – вернуть саду его исторический облик. Это живой музей.

– Музеи не приносят прибыли, – коротко бросил он.

– А подделки её теряют, как только обман раскроется!

Мы стояли так близко, что я видела крошечный шрам у него на брови. Воздух между нами, казалось, потрескивал. Я понимала, что перехожу черту. Но за моей спиной были годы унижений, украденные мечты и отчаянное желание доказать, что я чего-то стою. Этот сад был моим бастионом.

Дмитрий вдруг перевёл взгляд куда-то мне за плечо. Его лицо не изменилось, но что-то в его взгляде неуловимо смягчилось.

– Это ваш сын?

Я обернулась. Лёва сидел на корточках у фонтана и рисовал.

– Да, – коротко ответила я.

– Он один здесь гуляет?

– Я вижу его.

– Это стройплощадка, – так же спокойно продолжил он. – Здесь опасно. Арматура, ямы. Ему здесь не место.

Последняя капля. Сначала он растоптал мою мечту, а теперь учит меня, как быть матерью.

– Спасибо за вашу заботу, – выцедила я сквозь зубы. – Но я как-нибудь сама разберусь, где место моему сыну. А сейчас, если мы закончили, я бы хотела начать работать.

Я резко развернулась и пошла прочь, к Лёве, чувствуя на спине его тяжёлый взгляд. Я не дам этому человеку разрушить мои планы. Я буду бороться за каждый куст, за каждый камень в этом саду.

Битва за Тихие холмы только начиналась. И это была моя битва.

Глава 2

Я развернулась так резко, что гравий скрипнул под подошвами моих ботинок, а щеки по-прежнему горели от его слов – «дорогая фантазия». Это было до боли знакомо, слишком похоже на Кирилла, который сначала обесценивал мои идеи, называя их наивными и оторванными от жизни, а затем, слегка изменив, продавал как свои собственные гениальные прорывы.

Чувствуя на спине его тяжёлый, изучающий взгляд, я заставляла себя идти ровно, с высоко поднятой головой, словно на мне была невидимая корона, а не груз прошлого и отчаянная нужда в этом проекте. Каждый шаг давался с трудом – хотелось бежать, но я не позволяла себе этой слабости.

Битва. Я была права, это будет именно битва: за каждую смету, за каждый саженец, за каждую горсть исторически достоверного гравия. И я была к ней готова. Годы, прошедшие после предательства Кирилла, научили меня сражаться: сначала с коллекторами и судебными приставами, потом с собственным отчаянием, и наконец за своё имя в профессии, за крошечные заказы, которые позволяли нам с Лёвой держаться на плаву. Я научилась быть твёрдой, как сталь, поскольку мягкость была непозволительной роскошью.

Приблизившись к фонтану, я увидела Лёву, который сидел на корточках у разбитой чаши, так поглощённый своим занятием, что, казалось, не замечал ничего вокруг. Его светлые волосы растрепались, кончик языка сосредоточенно высунулся. Я опустилась рядом с ним, стараясь выровнять дыхание.

– Что рисуешь?