Пришлось повернуть голову, и я увидел на столе рядом с подоконником давненько не виденный мной ЭЛТ-монитор.

«Иван Николаевич, извините за опоздание – зачитался вчера, сейчас тренд новый, про перерождение в китайцев, я даже маму уговорил летом в Пекин съездить!» – возник в голове голос одного из моих подопечных.

«Хорошо, что книги читаешь, Петр» – ответил тогда я, не особо поняв, что он вообще имеет ввиду. Кушетка из-под меня словно рухнула в бездну, накатило удушье и новая порция паники – какое нафиг «перерождение в китайца»?!! Тело Ван-Вана тем временем попыталось справиться с кризисом привычным для него способом:

– В отношении народных масс и учащейся молодежи главное – это направлять их так, чтобы они смотрели вперед, а не назад, – на чистом, поразившем меня самого автоматизме, выдал рот цитату Мао Цзэдуна.

В доме семейства Ван цитатник стоит на самом видном месте, выступая вперед перед остальными книгами за стеклом книжного шкафа. Прадедушка – у меня и такой есть! – поставил, и поэтому никто не пытается убрать. В комплекте с мыслеобразом цитатника Мао прилагались вызывающие грусть и смертельную скуку воспоминания о том, как много часов я учил эту муть, боясь вызвать недовольство прадеда – его я уважаю гораздо больше других членов семьи, поэтому учил бесполезную, но почему-то нравящуюся старшему поколению «мудрость Кормчего» на совесть. «Прадед не такой, как все эти крестьяне» – эта мысль тоже была чужой, и от нее веяло застарелым стыдом.

– Верно, Ван-Ван! – с профессиональным равнодушием ответил доктор Шен. – И поэтому я направлю тебя – больше не травись удобрениями и попытайся сдать завтрашний экзамен как можно лучше: убивать себя недостойно, и ты уже испортил себе карму на много перерождений вперед. Теперь тебе придется прожить достойную жизнь и помочь многим хорошим людям, чтобы смыть это пятно.

Какая еще «карма»?!! Ты вообще врач или сельская гадалка?!!

– Слушайся доктора Шена, сынок! – продолжив меня обнимать, строго велела мама-Айминь и перешла к совершенно ненужным сейчас утешениям. – Ну не сдашь ты экзамен, ну и что? Сейчас Партия дает такие возможности, которых не было у нас – даже не имея образования, ты сможешь найти добрую городскую девушку с карьерой и городской пропиской…

Что это за социальный лифт?!! И причем здесь вообще Партия?!!

– …Ты высок и красив, и за это она будет покупать тебе что угодно, вкусно кормить и растить ваших красивых высоких деток, – добавила прелести ситуации Айминь.

Поднявшееся в душе раздражение – не моё, но от этого не легче – ехидно напомнило мне, что в Китае вообще-то недостаток женщин, и деревенскому пареньку…

Что-то внутри меня щелкнуло, перегретый и больной мозг потребовал бежать – куда угодно, как можно быстрее. Оттолкнув маму, я вскочил на непривычно-длинные ноги, покачнулся от изменившегося центра тяжести и посмотрел на свои столь же длинные, вытянутые, трясущиеся от переизбытка чувств и физической слабости руки. Мозг подтолкнул еще раз, и, сделав пару корявых шагов, я прыгнул через весь кабинет – от кушетки, на которой пришел в себя, до расположенной в паре с небольшим метров таблицы для проверки зрения. Последнее было лишним – вестибулярный аппарат обиделся, и я рухнул как мешок с добротным чесноком с полей семьи Ван, больно ударившись коленкой.

– Ха!.. Ха! Ха-ха-ха!!! – накрывшая все мое существо и сделавшая ненужным все остальное истерика вылилась в хриплый смех.

Ну-ка взял себя в руки! Травм в прошлой жизни не хватило? Опять хочешь через боль и реабилитации учиться ходить без хромоты? Колено – оно хрупкое. Нужно себя беречь – ходить аккуратно, смотреть под ноги, дышать размеренно, а главное – никаких мотоциклов! Даже роликов не надену! Даже бегать буду только на стадионе – вдруг в ямку наступлю и поломаюсь снова?

Доктор с тихими, незлобными матерками помог мне встать, успокоил маму одним лишь грозным взглядом, усадил нас на кушетку, велел заткнуться и не мешать, и принялся возить ручкой по листу бумаги, параллельно озвучивая медицинские рекомендации на мой счет: если кратко, то Ван-Ван легко отделался, и теперь ему нужно пить побольше воды, больше не жрать удобрений, и, главное – в случае ухудшений немедленно говорить об этом взрослым.

Дополнительный, очень приятный для китайской мамы и биографии Ван-Вана момент: доктор про попытку самоубийства в бумагах писать не станет, классифицировав отравление как случайное. В воспоминаниях Ван-Вана ничего о юридических последствиях самоубийства подростка для места его обитания не нашлось – а откуда ему такие тонкости знать? – но я полагаю, что кто-нибудь из города на такое ЧП выехать и составить пару отчетов должен. Вот городских чиновников все семейство Ван, равно как и их соседи по деревенским глубинкам, боятся до дрожи, и доктор, похоже, не исключение – незачем уважаемых людей беспокоить, мальчик просто нечаянно отпил не из той бутылки.

Подуспокоившийся я в это время осваивался: сжимал и разжимал длинные пальцы, на чистых тренерских инстинктах мысленно вкладывая в них теннисную ракетку. Хорошая антропометрия – будь у меня в прошлой жизни такой ученик, может и воспитал бы настоящего Олимпийского чемпиона.

Глава 2

На улице было одуряюще жарко, душно и влажно. Легкий ветерок шелестел листьями деревьев – вон там самая настоящая пальма растет! – гнал по грунтовке перед медпунктом одинокий пластиковый пакет и трепал висящие на доске объявлений бумаги. Портреты доктора Шена и пары пожилых медсестер (в отпуске или на выходном, потому что в медпункте их не было) оставались неприкосновенными: «ударников труда» защищали стеклянные рамки. Между двумя фонарными столбами болтался алый транспарант с лозунгом: «Улучшим результаты выпускного экзамена!».

Удивляться моральных сил не осталось, поэтому я просто покрутил головой, посмотрев на поросшие лесами холмы вдали. Далее взгляд окинул одинаковые бетонные одноэтажные дома вдоль улицы и переместился на грунтовую парковку напротив медпункта, где стоял неровно-черный, явно многократно перекрашенный, но чистый и ухоженный музейный экспонат: мотоцикл с коляской, вызвавший в голове очередную порцию чужих воспоминаний. Модель – Советская, «ИЖ-9», изготовлена еще перед Великой Отечественной. В Китай попала в числе своих товарок и другой техники – подарок самого Иосифа Сталина самому Мао Цзэдуну в честь окончательной победы последнего в гражданской войне.

Нет, мы к сожалению не родственники ни тому, ни другому Вождю – просто вот этот сидящий на мотоцикле, тощий до безобразия старик с превратившимися от старости и обилия морщин в тонюсенькие щелочки глазами, но сохранивший густые седые волосы в свое время служил при Мао переводчиком-синхронистом. С русского на китайский и обратно переводил, и мотоцикл получил в качестве поощрения за качество работы. Вон та тряпка на бензобаке повязана не просто так – она скрывает табличку с подписями Мао и Сталина.

Мир жесток ко всем, и те, кто стоит рядом с власть имущими, не исключение: когда под Мао зашатался трон, и в ход пошли хунвейбины, шибко грамотный и талантливый переводчик Ван Ксу попал под замес: сильно избитого (прадеду из-за этого очень трудно ходить, поэтому в пределах дома он перемещается на инвалидной коляске) прадеда нашли те, кто был ему сильно обязан, подлатали и посоветовали спрятаться в деревне подальше от столицы – так род Ванов попал в деревеньку в тридцати километрах от города Гуанъань, провинция Сычуань.

А вот дедушки по папиной линии у меня нет – вместо него могила на городском кладбище.

Вынырнув их чужих воспоминаний, я вздрогнул и нечаянно зацепил взглядом доску объявлений, с содроганием увидев дату: 6 июня 2014 года. Это что получается – не только страну и национальность поменял, но и время?

Ничего не понимаю – а «прежний я» так в Красноярске сейчас, в этом вот 14 году и обитает себе спокойно? Или это параллельный мир, где меня вообще не существует, а там, в мире «прошлом» где 2024 год, над моим закрытым гробом – в открытом такое точно хоронить нельзя! – рыдают мама, сестра и прочая родня?

Отогнав мрачный, выворачивающий душу наизнанку образ, я подумал в другую сторону – почему я? Почему именно 2014? Что я должен сделать, и должен ли делать вообще хоть что-то? Будь я лет на пятнадцать моложе, уже молился бы всем богам Вселенной с просьбой выдать конкретный «квест» или хотя бы подтвердить: «Да, Ваня, ты реально избранный и необычный». Хрен там – иллюзий давно не осталось, и таких как я на планете натурально миллиарды.

Что я вообще могу? Я однозначно не герой, и становиться им еще более однозначно не хочу. Ни способностей, ни сил, ни желания – нафига такому выдавать какую-то Великую Миссию? Я же неизбежно облажаюсь, а значит с известной долей уверенности можно заключить: просто где-то что-то невидимое и мощное щелкнуло метафорическими шестеренками, и получилось вот так. О, биткоина можно на спокойную старость запасти, и на этом, пожалуй, все мои возможности применить для себя знания из будущего (кроме ставок на некоторые осевшие в памяти спортивные мероприятия) заканчиваются. Ну не в Партию же идти и товарища Кси на посту Генсека подсиживать – Китай в этом плане страшен, и меня неизбежно сожрут при первой же возможности. Стоп, а я вообще должен жить в Китае? Отсюда вообще-то можно куда угодно переехать, были бы деньги и смысл.

От непривычных для меня раздумий головная боль усилилась, и я решил перестать переливать из пустого в порожнее – все равно смысла нет.

– Ван-Ван, малыш, давай же, мой маленький, идём! – легонько подтолкнула меня в спину мама. – Бабушка скоро вернется из города, будет сильно ругаться.

Не та, которая глухонемая, а по отцовской линии, уроженка и воспитанница самого Пекина, что прямо и не лучшим образом отразилось на ее характере. Истинная глава семьи, что бы там Ван Дэй себе не воображал. Страх и желание держаться подальше – вот что к ней испытывает Ван-Ван, пополам с восхищением, любовью и искренним желанием оправдать бабулины в него вложения – материальные и эмоциональные. Ноги словно сами сделали пару шагов, а я заставил их притормозить.

Там же мотоцикл, на который я зарекался влезать буквально десять минут назад!

– Можно я пойду пешком? – спросил я.

– Нельзя! – отрезала путь к отступлению Айминь.

Неловко спустившись – да у меня рост под два метра, которыми я пока не умею пользоваться – преодолевая тошноту, слабость и боль, которые никуда не делись, я добрался до мотоцикла. Красота! И хочется, и колется. С другой стороны – он же с коляской, и едва ли способен разгоняться больше «сотки». Да и старикан за рулем явно не страдает адреналиновой зависимостью.

Старик глянул на меня блеснувшими из глубины «щелочек» глазами и неожиданно-сильно схватил за ворот выцветшей от постоянных стирок, растянутой, когда-то красной футболки и подтянул к себе – лицом к лицу:

– Не смей портить карму моего рода самоубийством, жалкий слабак! – прошипел он на меня сквозь стиснутые в гневе зубы, щедро сопроводив слова крутым ароматом чеснока.

– Ван-Ван очень уместно процитировал Мао! – торопливо похвасталась мама. – Отец, давайте уже поедем.

Презрительно поморщившись, прадед отпустил меня, демонстративно вытер руку о свою залатанную и еще более выцветшую клетчатую рубаху и потерял ко мне интерес. Повернув ключ зажигания, он с едва заметной гримасой боли на лице принялся неуклюже бить ногой по кикстартеру. Гордый.

– В коляску, в коляску, малыш! – опасливым шепотом и толчками в спину направила меня мама.

В коляску я влез еле-еле – пришлось скорчиться и обнять тощие коленки. Айминь расположилась позади прадеда, мотоцикл на удивление ровно для такого древнего механизма затарахтел, и мы выехали на грунтовку, направившись в сторону череды одноэтажных, частично беленных, бетонных домов с совершенно азиатскими черепичными крышами.