Обе вышли из комнаты, оставив меня одного. И что теперь делать? Пререкаться с двумя девахами двадцатилетними? Да ну, бред. Я давно вышел из тинейджерского возраста и подобными глупостями не занимаюсь. К тому же на спинке стула дожидалась одежда, рядом – туфли. Впереди – открытая дверь. Могу одеться и просто свалить из этого дома. Силком удерживать меня тут явно никто не собирался, по крайней мере, на первый взгляд.

Но внезапный порыв пресёк натужный вой в животе – я голоден просто зверски, а меня вроде бы позвали завтракать. Из коридора тянуло ароматами еды. Ещё хотелось бы получить ответы: кто я, где нахожусь и что со мной стряслось.

Оделся и обулся быстро. Шмотки на самом деле под меня… Точнее, под это тело, которое вроде бы как теперь МОЁ. В кармане пиджака нашёл удостоверяющий личность документ: Скарабейников Сергей Константинович. Это я, что ли, Скарабейников? В убогом подобии фотографии угадывалось лицо, которое только что видел в зеркале.

Захотелось орать, а потом выскочить из комнаты и вытрясти из этих нагловатых девах всю правду. Но… накопленная с годами осторожность предостерегала от необдуманных действий. Приходилось иметь дела с разным контингентом, в том числе и с людьми при власти, и с людьми от криминала. Всегда выручали только две вещи: выдержка и расчёт. Прущие через край эмоции в делах не помощники.

Столовая оказалась чуть дальше по коридору. Кроме близняшек, за столом сидела красивая женщина за тридцать. В её чертах читалось много схожести с девушками. Она их мать? Вполне возможно.

Здесь лишь одно свободное место. Поздоровался негромко, подошёл, отодвинул стул и сел. Никто не возмутился, мол, какого чёрта уселся за стол с незнакомыми людьми. На лицах обыденность, а передо мной – миска каши. Взял ложку и начал наворачивать – беру, пока дают. Мало ли, что у дамочек на уме и как изменится настроение. Напрягало только, что у них кусочки мяса в тарелке, а у меня просто на воде, но всё равно довольно вкусно. Или это от голода?

На столе стояло блюдо с одуряюще пахнущими свежими булочками. Причём так, что никак не дотянуться. Близняшки кидали на меня колкие взгляды, будто ожидая чего-то.

– Матушка, Аннушка, – елейным голосом сказала Яна, – угощайтесь булочками. Свежайшие, ещё тёпленькие, только из печи.

– Спасибо! Спасибо, сестрёнка, – ответили те.

Ага. Значит, матушка, а вторую близняшку зовут Аня. Что-то у них и имена похожие. Я начал догадываться, чего ждут от меня сестрёнки – чтобы попросил. Хотят поставить в позу просящего? Перебьются! В детсадовских играх участия принимать не собирался.

Но вообще выдержка и наблюдательность начинают приносить первые плоды. Во-первых, эти трое – одна семья. Во-вторых, меня, судя по поведению сестёр, тоже считают родственником. Скорее всего, я для них младший брат, на котором они отыгрываются, как умеют.

– Сергей, – обратилась ко мне женщина. – Угощайся булочкой.

– Благодарю, матушка, – толкнул «пробный шар» в попытке встроиться в семейные отношения.

Попытка вышла кривоватая. Сама «матушка» глянула на меня, вопросительно изогнув бровь, сестрёнки прыснули в кулачки. Походу, косяк, с обращением я промахнулся.

Тем не менее Яна демонстративно нехотя пододвинула ко мне блюдо с булками. Я ломаться не стал, взял. Одной пустой кашей не наемся.

– Сергей, – снова обратилась ко мне женщина, разливая чай. – Я не против, если будешь называть меня матушкой, это лучше, чем мачеха. Мы же, в конце концов, друг другу не чужие, но в обществе такие фамильярности…

Она будто задумалась, подбирая слова.

– Простите, буду называть вас так, как вы сами пожелаете.

– Похвально, – одобрила кивком матушка-мачеха. – Наконец я слышу слова не обиженного дитяти, а восемнадцатилетнего юноши. Называй меня Екатерина Андреевна, так будет лучше.

– Хорошо, Екатерина Андреевна.

– Вот и договорились, – приветливо улыбнулась она ненадолго, будто в награду за хорошее поведение. После этого повернулась к дочерям. – Девочки, показывайте, что у вас сегодня на продажу?

Яна и Аня достали из карманов какие-то разноцветные кристаллы и высыпали на стол.

– Опять одни растительные макры? – в голосе Екатерины Андреевны прозвучало лёгкое неодобрение.

– Есть ещё кое-что, – девахи переглянулись между собой, и Яна положила ещё один кристалл. Он был намного крупнее предыдущих и будто наполнен внутренним ярко-жёлтым светом.

– Ого! – брови матушки взлетели вверх. – Камешек со второго уровня Изнанки? Молодцы! Кто продал?

– Да так, один охотник, – Яна пренебрежительно махнула ладошкой. – Пропил в кабаке все деньги, ну и толкнул нам по дешёвке.

– Охотник? В кабаке? – переспросила Екатерина Андреевна с явным недоверием.

– Да, охотник, – поддержала сестру Анна. – А то ты не знаешь, что они после Изнанки сразу идут в кабак.

– Охотники, возвращаясь с Изнанки, сразу идут к скупщику, а уже затем в кабак, – возразила матушка, но тут же смягчилась. – Впрочем, в жизни всякое бывает.

Все трое уставились на меня. Я к этому моменту доел кашу, выпил чай и просто сидел, пытаясь вникнуть в их разговоры про непонятные кристаллы, названные макрами. Про загадочную Изнанку и про охотников, которые ходят к скупщику.

– Что-то не так? – поинтересовался осторожно.

– Серёжа, – удивлённая Екатерина Андреевна пододвигает ко мне кристаллы. – Забирай. Макры сами себя не продадут.

– А-а… А куда я их?

– На рынок пойдёшь, – злорадно сообщает Яна. – Ты теперь совершеннолетний, вот и будешь макры сбывать. Рад ведь, да? Признавайся, рад же! Что наконец перестанешь дармоедствовать и начнёшь приносить пользу семье.

– Да-да, не ты ли ждал этот день? Или передумал? Струсил, как до дела дошло? – не менее язвительно Анна сверлила меня взглядом, но было очевидно, что она лишь поддакивает сестре. Кидает на неё короткие взгляды постоянно, словно в ожидании сигнала или одобрения.

– Разумеется, я рад, – ответил ровно. – Приносить пользу семье для меня за счастье. Только есть одна маленькая просьба.

– Какая?

– Пусть на первый раз сопроводит… Аннушка, – похоже на то, что из двоих она настроена против меня менее враждебно. А из двух зол, как говорится…

– Ещё чего? – попыталась возмутиться девушка.

– Сходишь, – жёстко пресекла матушка. – Один раз сходишь, не развалишься. Мы семья и должны помогать друг другу.

– Но только до рынка, – Аннушка поставила условие. – Торчать с ним там не собираюсь!

– Никто и не заставляет, у тебя свои дела есть, – отметила мать.

Ну что ж, хотя бы так. Сгрёб со стола все эти макры и распихал по карманам. Я уже не сомневался, что попал в другой мир и другое тело. Мне нужен хоть какой-то проводник по новому месту, и строптивая девка вполне сойдёт на эту роль.

– Ну что, выходим? – поднялся я из-за стола.

– Сергей, подожди. Зайди к отцу, – будто вспомнив что-то важное, сообщила матушка.

О как! У меня ещё и отец имеется? По идее, биологический, раз это мачеха. Да и, судя по всему, сёстры сводные, а не родные.

Я уж было начал соображать, как найти нужную комнату и не спалиться, но Екатерина Андреевна прошла мимо меня и позвала за собой. Далеко идти не пришлось: квартира хоть и большая, но явно не отдельный особняк.

Стоило переступить порог, как в нос ударило амбре смеси табака и алкоголя. Дыхание тут же спёрло, я будто забыл, как дышать, отчего замер в дверях. Похоже, Серёжа не переносил запах дыма.

В комнате стоял полумрак, который с решимостью разрушила Екатерина Андреевна, одёрнув занавески. Следом со скрипом была приоткрыта ставня. Клубы дыма нехотя потянулись по сквозняку, покидая помещение.

Я вздрогнул, заметив движение в кресле совсем рядом: там, полубоком от меня, напротив камина сидел старик. Ему смена обстановки явно пришлась не по душе: скривился от яркого света и еле слышно пробурчал о том, что мешают отдыхать. Если б дверь не находилась так близко к креслу, вполне можно было принять за сдержанный кашель. Мужчина определённо намеренно прятал эмоции от собственной жены, меня же будто не замечал.

– Опять сидишь тут, задыхаешься! – недовольно бурчала женщина, взяв покрывало. То ей было нужно, чтобы накрыть ноги старика. Внимание тут же привлекла подставка для капельницы, которая стояла рядом, но в данный момент не использовалась.

Екатерина Андреевна тем временем экспрессивно и с явным отвращением опрокинула содержимое пепельницы в ведро, стоящее в углу комнаты. На стол вернула с громким стуком.

– Сегодня у твоего сына важный день, он стал совершеннолетним, она говорила твёрдо, даже немного требовательно. Руки скрестила под грудью на манер своей дочери. Благо одета женщина была куда приличнее, но сейчас сходство стало ещё более очевидным.

Старик всё так же невидящим взором пялился в почти потухший камин.

– Костя, твой сын выжил! Ты хоть как-то отреагируешь на это?

Тон Екатерины Андреевны был командным, будто подчинённого отчитывала. От этой картины у меня по коже пробежался табун неприятных мурашек. А вообще, в смысле, я «выжил»? ! Это к чему было сказано?

– А что ты от меня ждёшь? – вскипел старик, затрясся, его лицо перекосило от злобы. – Сплясать от радости? Я так-то, считай, парализован! Без помощи чужой даже до кровати не дойду!

– Раз ты наконец проснулся, оставлю вас наедине, – холодно и громко ответила женщина, её голос легко покрывал обессиленную речь старика. Она тут же развернулась и ушла, закрыв за собой дверь.

Старик продолжал браниться, но уже с куда меньшим энтузиазмом. Голос его становился всё тише и тише, пока совсем не пропал. Константин вдохнул дым сигареты, после чего отложил её на край пепельницы и взял в руку бокал с тёмной жидкостью. Коньяк? Виски? Поди угадай среди этой вони. Я всеми силами старался не закашляться, сквозняк от окна при этом не особо помогал.

– Отец? – учтиво поклонился, когда он проглотил алкоголь и выдохнул дым. О чём говорить со стариком, я понятия не имел.

Константин безучастно посмотрел на меня, после чего опять заинтересовался углями в камине. Я уже подумал снова привлечь к себе внимание, как он заговорил. Тихо и будто с сожалением.

– Живой, значит. Ну давай, подходи.

Приблизился, что позволило рассмотреть старика получше, и выглядел он, мягко говоря, не очень. Будто терзаемый долгой изнуряющей болезнью и вообще готов ласты склеить в ближайшем будущем.

Я стоял рядом с ним уже несколько секунд, но Константин словно забыл о моём присутствии.

– Отец, Екатерина Андреевна…

Он скривился, как от лимона, и перебил меня:

– Помолчи уже! Опять жаловаться надумал? Я же ясно говорил: она моя законная жена и хозяйка дома. Такая же Скарабейникова, как и ты, как и девочки её, которых я удочерил. На них ты почему-то не ябедничаешь, – хмыкнул он и, отставив стакан, снова закурил.

Говорил старик не спеша, но словно это требовало от него усилий. Кряхтел и придыхал, будто… Не знаю, боль испытывал?

– Нет, папа. Просто она сказала, чтобы я зашёл к тебе.

– Перстень, конечно, – заметил Константин с раздражением. – Вырос, что ли?

Не знал, что отвечать на такое, поэтому решил промолчать. Он тяжко вздохнул и снова отложил сигарету, после чего потрогал свой перстень. Кажется, на нём был изображён скарабей и… Что за чёрт? ! Насекомое пошевелилось? ! Да нет, просто гравировка. Глюков мне только для полного счастья не хватало!

– Руку давай, – требовательно произнёс старик, приподняв левую ладонь так, будто я должен в неё что-то положить.

– Что?

– Ты оглох? – он стал ещё более раздражительным. – Если не надо, то уходи!

Решив не тянуть время, подчинился. Отец тут же крепко сжал моё запястье своей холодной ладонью и резко вывернул тыльной стороной к другой своей руке, прямо к печатке на перстне. И откуда столько сил неожиданно взялось в столь тщедушном теле?

– Первопредок, взываю к тебе! Дай кольцо этому отроку Скарабейниковых!

А вот сейчас было жутко. Старик даже тон изменил, будто поехал кукухой, и я вместе с ним, так как на руке увидел свечение и ощутил теплоту.