Глава 2. О применении шпилек

Младший констебль Джон Дилби нервно прохаживался в тумане у парковой ограды. Он то и дело оправлял мундир, подтягивал манжеты, подравнивал съезжающий на затылок шлем и все равно считал, что выглядит как распоследний олух.

Нервозность констебля была вполне понятной, учитывая, какой трепет, если не сказать потаенный страх, он испытывал перед джентльменом, которого ожидал. Джон Дилби ни в коем случае не хотел, чтобы джентльмен этот считал его неряхой или, хуже того, распознал в нем простофилю.

Блуждая у ограды, констебль уже успел как следует пропитаться сыростью. Он пришел к парку раньше указанного срока и только неимоверным усилием воли запрещал себе сейчас доставать карманные часы. Вдруг джентльмен, с которым назначена встреча, подойдет в тот самый момент, как он будет возиться с часами? Что он тогда подумает? Что Джон Дилби куда-то торопится? Что подозревает его в непунктуальности? Или что похуже?

Свет фонаря у входа в парк дрожал. Откуда-то издалека долетали заунывные звуки виолонтубы, и они лишь подзадоривали кошек, которые скребли на душе у констебля Дилби.

На виолонтубе играла местная городская сумасшедшая Глухая Мадлен. Поговаривали, что у нее нет дома, а живет она в старом футляре от контрабаса. Так это или нет, Джон Дилби не знал. Его больше интересовало другое: как глухая может играть на музыкальном инструменте? К примеру, сам констебль глухотой не страдал, но ему нельзя было доверить даже барабан, в то время как музыка, вырывающаяся из-под смычка и из труб Мадлен, была довольно красивой, хоть и весьма безысходной. А еще в ней ощущалось что-то тревожное, угрожающее, словно предрекающее нечто крайне недоброе и…

– Сэр, сэр! – раздался вдруг рядом тоненький голосок, и констебль подпрыгнул от неожиданности.

В тумане появилось мальчишеское лицо. Бледное и заплаканное.

– Чего тебе? – Констебль Дилби подобрался, устыдившись того, что так перепугался какого-то ребенка.

Мальчик протер крошечным кулачком глаза. Он выглядел таким грустным, что Дилби стало его жалко: в отличие от грубых и жестоких коллег, констебль еще не успел очерстветь и покрыться плесенью в Доме-с-синей-крышей.

– Что стряслось, парень?

– Сэр, я потерялся… – жалобно проговорил мальчик. – Пожалуйста-пожалуйста… Помогите мне. Я гулял с няней, но ее нигде нет.

– Что? Как это нигде нет? Где ты ее видел в последний раз?

Дилби заозирался по сторонам и не заметил, как исказилось лицо ребенка, как совсем недетская усмешка тронула его губы.

– Там. – Мальчик ткнул рукой в сторону дома, выходившего окнами на парк. Туман в той стороне был совершенно непроглядным. – Я видел ее там…

– Не бойся, парень, – сказал констебль. – Мы ее найдем. Как зовут твою няню?

– Мисс Лилли. Вы пойдете со мной? Вы поможете найти мисс Лилли?

Констеблю вдруг показалось, что там, куда указывал мальчик, что-то шевелится. И это явно была не няня. Идти туда ему совсем не хотелось.

– Э-э-э… Да… – Дилби попытался совладать с собой, но его ноги будто вросли в тротуар. – Конечно, я только…

– Пойдемте, сэр. Мисс Лилли… Она ищет меня…

В глазах мальчика появился злобный и голодный блеск.

– Наверное, стоит позвать констебля Бэффа, – пробормотал Дилби. – Его сигнальная тумба стоит в парке.

– Нет-нет, сэр. Не нужно никого звать. Пойдемте… со мной… – В голосе мальчика прозвучало нетерпение. – Мне так страшно… Мисс Лилли где-то там… Пойдемте…

– Да-да. – Констебль опустил взгляд и похолодел. Глаза мальчика были совершенно черными!

– Ты… Что это ты?..

Сердце Дилби заколотилось, стало трудно дышать, и он коснулся дрожащей рукой воротника мундира. Рот мальчика был приоткрыт, и констебль увидел его зубы – острые и треугольные, как у капкана.

Мальчик приблизился к застывшему констеблю почти вплотную. Рот-капкан открылся шире…

Раздающиеся в тумане звуки виолонтубы стали еще более скрежещущими и резкими – именно такая музыка сопровождает сцены убийств в аудиоспектаклях.

Джон Дилби увидел свое перепуганное отражение в кромешно-черных глазах, он совершенно забыл, что перед ним ребенок, забыл о своей дубинке на поясе, которой за все время службы ни разу не воспользовался. Он просто глядел, как это жуткое лицо придвигается к нему все ближе и ближе, чтобы…

– Дилби! – раздалось за спиной, и, вздрогнув, констебль обернулся. К нему подошел доктор Доу. – С кем вы говорите?

– Я… э-э-э… с мальчиком…

– С каким еще мальчиком? – спросил доктор, и Дилби с удивлением понял, что ребенок исчез. На том месте, где тот стоял всего мгновение назад, больше никого не было. Будто бы кожей констебль ощутил чье-то разочарование, смешивающееся с белесой мглой.

– Он был здесь… только что.

Доктора Доу между тем никакие мальчишки не интересовали, ему с головой хватало и своего.

– У меня встреча в парке, – сказал он. – Предлагаю поговорить по дороге.

Дилби выглядел сконфуженным и рассеянным и все высматривал кого-то в тумане.

– Вы меня услышали, Дилби?

Констебль дернул головой.

– Да, сэр.

– Замечательно. Пойдемте.

Они направились вдоль ограды. Дилби еще пару раз обернулся, но так никого и не увидел.

У парковых ворот разместилась бордовая будочка старого клоуна, который продавал облепленные мухами леденцы и вислую сахарную вату. Никто все это, разумеется, не покупал, но клоуну, судя по всему, было плевать: он с угрюмым видом читал «Габенскую Крысу» под тягомотную карнавальную мелодию, вырывавшуюся из ржавого граммофона.

Услышав звук шагов, клоун на миг оторвался от газеты, но, убедившись, что это не его приятель мистер Баллуни, желавший перекинуться с ним парой слов, вновь вернулся к чтению.

Доктор и констебль прошли под кованой аркой с вывеской «Элмз» и направились по центральной аллее, что вела к станции дирижаблей в центре парка.

Плющ обвивал фонарные столбы, отчего те походили на странных косматых существ, замерших по сторонам в молчаливой надменности. Растущие в парке старые вязы скрипели ветвями, хотя не было ни намека на ветер.

Прохожих практически не наблюдалось, и это неудивительно, учитывая погоду. Лишь изредка из мглы, сопровождаемые шурханьем антитуманных зонтиков, выплывали джентльмены и дамы с дорожными сумками, спешащие на станцию или же с нее. Гуляющих не было совсем, если не считать господина с небольшим спрутом на поводке – тот медленно перебирал щупальцами и оставлял за собой густой чернильный след на темно-зеленой плитке.

Доктор Доу не видел смысла в бесцельном блуждании, которое прочие люди зовут прогулками, но все же признавал, что Элмз – не худшее для этого место. Оно было тихим и спокойным – здесь, как ему казалось, редко случается то, что некоторые называют громким словом «событие».

Его спутник, в свою очередь, косился по сторонам, не ожидая от этого парка ничего хорошего: уж он мог назвать точное количество убийств и похищений, произошедших в Элмз только лишь за последний месяц. К тому же его все еще трясло от мыслей о мальчишке с черными глазами и острыми зубами.

– Полагаю, вы теряетесь в догадках, отчего я просил вас прийти, Дилби, – сказал доктор.

– Да, сэр, – кивнул констебль и заставил себя не думать о жутком мальчишке. – Вернее, нет, сэр. Господин комиссар сообщил, что я поступаю в ваше распоряжение.

– Правильнее будет сказать, что мне нужна ваша помощь, Дилби.

– Конечно, сэр. Я рад, что вы вызвали меня.

На деле констебль вовсе не выглядел радостным. Он знал, что общение с доктором Доу чревато различными неприятностями и, можно даже сказать, нервными потрясениями. Вспомнить только последние дела, с которыми доктор был связан: ловля Черного Мотылька, недавнее ограбление банка и то, отчего у Дилби мурашки сновали по коже, – мрачная история с безумным ученым из Фли. Он предпочитал не ввязываться ни во что подобное и не высовываться без лишней надобности из архива Дома-с-синей-крышей, но господин комиссар выбора ему не оставил.

Что касается доктора Доу, то он, несмотря на свои добрые отношения с господином комиссаром Тремпл-Толл, старался не связываться как раз с полицией Габена, считая ее служащих недалекими, порочными и неблагонадежными людьми. Исключение составлял лишь Джон Дилби, и, несмотря на то что тот был трусоват и не имел стержня, сейчас он мог пригодиться. Ну а с его простоватостью и общей нелепостью Натаниэль Доу мог смириться.

– Что вы можете рассказать о констебле Шнаппере? – спросил доктор, чем вогнал Дилби в ступор.

– Шнаппере?

– Вы ведь знаете его?

– Разумеется. Но я не понимаю… почему вас интересует Шнаппер?

Доктор Доу пожал плечами.

– Сегодня я имел неудовольствие столкнуться с этим господином. И хотел бы узнать о нем побольше. Чего мне стоит от него ожидать?

– Э-э-э… Да, сэр. Шнаппер… – задумчиво пробормотал Дилби. – Его пост находится на Пыльной площади. Он давно служит в полиции.

– У него есть образование?

Дилби покачал головой.

– Не уверен, сэр. В полиции обычно не служат те, у кого есть образование. Вы сказали, что столкнулись со Шнаппером. Он сделал что-то… эм-м… неблаговидное?

Вопрос был вполне логичным. Полицейские в Саквояжном районе, пользуясь своей властью и безнаказанностью, порой творили такие вещи, что им позавидовали бы и закоренелые преступники.

– Ничего такого, что было бы необычно для констебля, – сказал доктор. – Мне просто кое-что показалось в нем странным.

– Он и правда странный. – Дилби почесал нос. – В Доме-с-синей-крышей его не особо любят. Шнаппер с Пыльной площади считается плохим констеблем – ленивым, неисполнительным. И хуже того, он не ходит в наш паб «Колокол и Шар». Насколько мне известно, Шнаппер ни разу никому не выставил ни кружки «Синего зайца» – парни ему не доверяют.

– Вы сказали, что он ленивый. В чем это выражается?

Дилби невесело усмехнулся.

– Не уверен, знаете ли вы, сэр, но среди служащих Полицейского ведомства Тремпл-Толл существует негласное разделение на громил, увальней и хитрецов.

Констебль опасался, что доктор поинтересуется, кем является сам Джон Дилби, – вряд ли тот поверит, если сказать ему, что громилой или даже хитрецом. Придется говорить, что увальнем. И все же это всяко лучше, чем признаваться в том, что он не попал ни в одну из категорий и для него создали свою – простофили.

Доктор Доу промолчал, либо проявив такт, либо ему было все равно, и констебль продолжил:

– Так вот, Шнаппер – из громил. Громилы обычно не ленятся, ведь это особенность увальней, которые… м-м-м… Чаще всего это вялые и нерасторопные толстяки с одышкой, они пытаются всячески увильнуть от службы, и их постоянно тянет куда-то присесть или набить себе чем-нибудь брюхо. Громилы же большие любители поактивничать, им даже повод не нужен, чтобы помахать кулаками, выбить кому-нибудь зубы или расквасить нос. Но Шнаппер не из таких. На моей памяти он ни разу никого не арестовал. Прочие констебли притаскивают в «собачник» по паре-тройке шушерников еще до обеда, но он вообще никого не задерживает. И это в то время как Боб Уилмут, другой констебль с его тумбы, регулярно кого-то приводит, хотя второго такого увальня еще поискать. Пыльная площадь – это ведь окрестности Подошвы, там полным-полно всяческой шушеры, да и бродяг различных, как мух…

– Как мух?

– Не знаю, что еще добавить, сэр. Шнаппер нечасто появляется в Доме-с-синей-крышей. Разве что заходит за жалованьем. Старший сержант Гоббин говорит, что больше пользы от фонарного столба и фонарю, в отличие от Шнаппера, платить не надо.

Доктор покивал.

– Послушайте, Дилби, – сказал он. – Мне нужно, чтобы вы приглядели за констеблем Шнаппером.

– Приглядел, сэр? – Дилби нахмурился: ему это все уже не нравилось – попахивало неприятностями и теми самыми нервными потрясениями.

– Негласно. Вдруг вы заметите что-то действительно странное.