В заведении, где нас ждут, два года назад мы и познакомились. Точнее, познакомились снова. Мы знали друг друга с детства, наши отцы когда-то были партнерами, но Данияра Осадчего я не видела много лет, как и он – меня.

Я выросла, и он тоже.

Дан старше на год; в детстве эта цифра никак не принималась в расчет, но не в девятнадцать.

Он пялился на меня весь вечер, при том что находился в компании своей девушки. Я тоже пялилась и не скрывала этого. Лучшая защита – нападение, но я пялилась не поэтому. Я не ожидала, что он стал таким…

Мы попали в одну компанию, и в конечном итоге Осадчий подошел поздороваться. Он попросил мой инстаграм (принадлежит компании Meta, признанной экстремистской и запрещенной на территории РФ) и написал той же ночью.

Воспоминания из головы выбивает сигнал въехавшей вслед за нами на парковку машины. Не реагируя, Дан спокойно паркуется. Мы выходим из салона в уличную духоту, и минимум одежды очень облегчает мне жизнь.

Заглянув в телефон, я смотрю на Данияра, который обходит капот машины и движется на меня многообещающе.

Я не успеваю запротестовать или еще как-то выразиться – Дан сжимает ладонями мое лицо и целует с языком, буквально проглотив мои губы.

Я успеваю открыть глаза до того, как он заглядывает в мое лицо. Это было непросто, веки стали весить по килограмму.

– Я предупреждал, – произносит Осадчий, задев мои губы своим дыханием.

Я демонстративно обвожу их языком.

На губах Дана появляется улыбка. Он питает тягу к моим провокациям, и я не знаю, чего хочу больше – давать их ему или лишать его их.

Мне стоило бы выбирать второе, но я слишком пристрастилась к этим вспышкам азарта в его глазах, от этого я на себя злюсь.

Мы поднимаемся на крышу заведения, на большую веранду, где сегодня выступает какой-то стендапер, и прямо у двери сталкиваемся с Платоном – младшим Осадчим. У них с Даном разница в один год. Они похожи внешне, но характерами – нет. В отличие от Платона, Данияр не доставлял своим родителям хлопот никогда. Он – как тот самый старший ребенок из древних сказок, они существуют.

– Привет… – улыбается Платон Данияру, а мне лишь скупо кивает.

Я ему не нравлюсь. Как хорошо, что я никогда и не пыталась ему понравиться, так что никакого разочарования.

Мне плевать на чувства Платона Осадчего, плевать на его мысли или его недовольство. И я обожаю демонстрировать ему это. Неимоверно обожаю портить его розовые очки безупречности, через которые он смотрит на мир. Платон считает себя лучше меня, правда, теперь мы оба понимаем, что это не так. Я знаю один его секрет. Достаточно грязный. И я уверена, Платон бы продал душу за то, чтобы этим секретом завладел кто-нибудь другой.

– Привет, – Дан хлопает брата по плечу, потом сжимает этой рукой мою талию и притягивает ближе.

Я кладу руки ему на плечо.

– Я думал, ты сегодня отоспишься, – замечает Платон. – Всю ночь за рулем…

Переведя на меня взгляд, Дан бормочет:

– Не спалось…

Я успеваю поймать взгляд, которым Платон проводит черту по моему лицу, – колючий и холодный. В ответ я растягиваю губы в улыбке и поднимаю подбородок.

Глава 3

Мы проходим к столику, за которым уже собралось человек восемь.

Все это – компания Осадчих.

Мой парень здесь любимец. Он умеет вызывать к себе уважение, ничего специально не делая. Это его природная способность или наследственность, а может, исключительность. И он своих обожателей никогда не подводит. Всегда оправдывает их ожидания, их мнение о себе. Его ответное уважение – это не единорог. Данияр уважает много кого, не стесняясь, и он знает, что я не уважаю никого…

На мне – взгляды, как всегда.

В основном сдержанные. В открытую сказать, насколько меня здесь не любят, вряд ли кто-то посмеет. Вот уже два года свое отношение ко мне все эти люди выражают молча.

Данияр усаживается на диван и тащит меня следом.

Я не сопротивляюсь – падаю к нему на колени и обнимаю за шею. Осадчий кладет ладонь на мое бедро, чуть подавшись вперед вместе со мной, протягивает руку парню, который для рукопожатия почти перевесился через стол.

– Привет…

– Привет. Рад познакомиться, – трясет тот его ладонь.

Я смотрю на это без интереса. Гораздо увлекательнее наблюдать за тем, как Платон Осадчий укладывает руку на плечо своей девушке, садясь рядом с ней.

В его движениях – забота. В том, как он слушает ее, – забота, забота, забота.

Они вместе чуть меньше года. Она вся такая… приятная. Не только внешне. И я умудряюсь не испытывать к ней никаких эмоций – ни плохих, ни хороших, а это редко бывает. Это значит, что она в самом деле абсолютно нейтральная, что, на мой взгляд, огромный талант; правда, бывают таланты и получше.

Заботливость не стала препятствием для ее парня, когда он пустил в свой рот язык другой телки, с которой я застукала его неделю назад на парковке этого же заведения.

Я сохранила его секрет в тайне по одной причине – мне гораздо интереснее наблюдать за тем, как Платон мучается, находясь от меня в зависимости. Корчится, не зная, как я себя поведу. Вот что действительно весело!

На веранде все столы заняты. Для компании, к которой мы подсели, соединили целых три. Кто-то из присутствующих активно пиарит это место, поэтому мы бываем здесь регулярно.

– Привет. Ты Диана? – обращается ко мне парень, которому Данияр только что пожал руку.

Я перевожу на него взгляд. Он дружелюбно меня рассматривает, но дружить с ним я не собираюсь.

– Я сегодня не знакомлюсь, – отвечаю я ему.

Он смеется, но в его глазах сомнение – он не уверен, шучу я или нет, поэтому его веселье быстро заканчивается.

– Эм-м… – произносит он. – Тогда попробую в другой день…

– Я не знакомлюсь с понедельника по воскресенье, – сообщаю я с улыбкой.

– Не кусайся… – интимно произносит мне на ухо Дан, так, чтобы слышала я одна.

Я веду плечом – его губы задели кожу, это щекотно.

Я замолкаю лишь потому, что прикосновение его губ к моему уху толкнуло по позвоночнику мурашки и я на пару секунд забыла, как говорить.

– Это Диана, – обращается он к парню. – Это Семён…

Я поднимаю руку и шевелю в воздухе пальцами, приветствуя нового знакомого.

Кивнув, парень возвращается на свое место, а я ловлю на себе взгляд напротив.

Брюнетку, которая на меня смотрит, зовут Алина Толмацкая, и она отворачивается сразу, как я замечаю ее внимание в мой адрес.

Я не ленюсь усмехнуться.

Она появилась в этой компании год назад вместе с девушкой Платона и сразу прижилась. Ее родители – врачи. Она отшила все предложения перепихнуться от присутствующих тут парней, так что теперь ее рассматривают как девушку для серьезных отношений.

Но она ни с кем не встречается.

У нее тело с настоящей грудью, в отличие от меня, и прекрасная репутация. Я не пытаюсь искать причину того, что Алина раздражает меня одним своим присутствием. Она раздражает. И я принимаю это как факт. Разумеется, я не ставлю ее об этом в известность, гораздо приятнее делать вид, что ее вообще не существует.

А еще она влюблена в моего парня.

Алина смотрит на него голодными глазами, и если кто-то здесь этого не замечает, то врет. Они знают. Все.

Она смотрит на него, слушает его.

Боюсь представить, что в ее фантазиях Осадчий вытворяет. Целует ее? Трахает? Языком или пальцами?

Дура.

Я отворачиваюсь.

– Народ, – объявляет Платон. – Я всех приглашаю на день рождения. Локация та же, что и в прошлом году.

– А когда у тебя, напомни? – кривляется кто-то из его друзей.

– Я тебя стукну – сразу вспомнишь.

– Опасный ты… – отзывается тот.

Встав из-за стола, Семён перемещается на другую его сторону и падает на диван рядом с Толмацкой. Забрасывает руку ей на плечо и ласково спрашивает:

– Расскажи, что ты прочитала в последнее время?

– Книгу про физика, который ищет способ вернуться назад во времени, чтобы спасти жену, – проговаривает она без запинок.

– Вау, – констатирует ее собеседник. – Понравилось?

– Да, – пожимает Алина плечом.

– Что именно понравилось?

– Элементы научной фантастики…

Их диалог привлекает всеобщее внимание, в том числе моего парня. Он слушает про элементы научной фантастики, и, когда до Толмацкой это доходит, она начинает чесать пальцами колени и больше улыбаться.

– Как книга-то называется? – интересуется у нее Осадчий.

Алина поднимает на него взгляд и смотрит в течение секунды.

– «Время между»… – произносит она тихо, глядя ему в глаза.

За столом становится тихо, как будто этот контакт между ними – нечто священное. Волшебство в чистом виде, долбаная магия, которую страшно спугнуть. Даже вновь прибывший Семён прекратил смеяться, повинуясь стадному рефлексу.

Повернув голову, я смотрю на Данияра и говорю:

– Я хочу в бар.

Он разрывает с Толмацкой зрительный контакт – смотрит на меня в ответ. Его рука возвращается на мою ногу. Дан проводит пальцами от коленки выше, прежде чем накрыть бедро. Нежно.

– Прямо сейчас? – спрашивает Осадчий.

– Да.

– Давай через десять минут, – ищет он компромисс.

– Тогда приходи через десять минут…

Я порываюсь встать с его колен, но он перемещает руку мне на талию и сжимает. Я тесно влипаю грудью в его грудь, наши лица становятся ближе. Запах туалетной воды, которую я ему подарила, проникает в мой нос. Ему идет этот аромат, идет его коже. Мне нравится запах его тела. Вкус тоже нравится. Дан скажет то же самое в отношении меня. Он попробовал меня на вкус еще до того, как лишил девственности. Это был мой первый в жизни оргазм…

Я знаю, что в этот момент Данияр даже не вспомнит то, что только что услышал. Не вспомнит о том, кто это произнес. Прямо сейчас он напрочь забыл о том, что Алина вообще существует.

– Стой… – произносит Дан с медленной улыбкой.

Он встает, толкнув меня вверх.

Прижимаясь к моей спине и обняв руками под грудью, он продолжает меня толкать, теперь уже вперед.

За столом по-прежнему тишина, нас провожают взглядами.

Я бросаю мимолетный взгляд на брюнетку Алину, и его достаточно, чтобы увидеть злость в ее устремленных на меня глазах, в ответ на что я просто-напросто отворачиваюсь.

Визуализация

Данияр Осадчий

Диана Леденёва

Глава 4

Я не употребляю алкоголь. Пробовала несколько раз. Давно, как только паспорт получила. Это было из любопытства, упрямства, от злости. Никакого удовольствия я не испытала, ведь в голове клеймом выжжено лицо матери, когда она напивается.

Глупая улыбка, от которой меня тошнит.

Если на ее лице это выражение, значит, скандала не миновать. Так было раньше, и сейчас ничего не изменилось.

Ни-че-го.

Я ненавижу видеть ее такой. Ненавижу, ненавижу. Ненавижу.

В детстве я боготворила дни, когда мать была самой собой. Настоящей. Я так хотела эти дни, у меня вырастали крылья, когда они наступали. Я в эти дни была счастлива. И ненавидела те, когда мать прикладывалась к бутылке. Меня охватывал бессильный гнев. Мне хотелось плакать, хотелось ее ударить…

Рука Данияра сжимает мою ладонь, пока мы идем к бару. Он сплетает наши пальцы в замок. Этот замок расслабленный, свободный. Ненужный здесь, посреди этой веранды, где много пространства и оно не забито людьми, так что угроза потеряться для нас отсутствует, но Дан всегда хочет держать меня за руку.

– Два безалкогольных мохито… – просит Осадчий, положив на бар локоть.

Я останавливаюсь напротив, занятая тем, что пытаюсь выгнать из головы мысли о матери. Я упираюсь взглядом в поверхность барной стойки, когда перевожу взгляд на Дана – он за мной наблюдает.

Я никогда с ним свою семью не обсуждаю, он бывает в моем доме по праздникам. Поздравляет… их. С днем рождения, Новым годом и так далее.

Я встряхиваюсь, чуть задирая подбородок.

Осадчий смотрит. Протягивает руку и касается. Гладит мой подбородок большим пальцем, говоря:

– Мне нужно отцу дать ответ.