Парни за спиной Бенедикта продолжали смеяться. Это была сплоченная троица: Джессайа, Кельвин и Киран. Бенедикт поспорил с ними, о чем я догадалась лишь потому, что они – как и сейчас – смеялись над ним, когда я оттолкнула его от себя тем вечером. Другими словами, с этими людьми мне не хотелось иметь ничего общего. Я исключала из жизни тех, кто относился к другим так пренебрежительно.

Бенедикт побагровел. Он не просто злился, ему явно было неловко от разоблачения. В иной ситуации он вызвал бы у меня сочувствие, но я все еще пребывала в шоке, потирая слегка ноющее запястье. Все, чего мне хотелось, – сбежать.

– Всего хорошего, – я развернулась и, ускоряя шаг, вышла из здания. Чем дальше я уходила, тем спокойнее становился мой пульс.

Мне не нравились подобные ситуации. Обычно я старалась находить со всеми общий язык, избегать конфликтов и общаться на равных. Меня знали как посредника в спорах, а не как провокатора. И многие считали меня занудой. Но я не вижу ничего плохого в том, чтобы предпочитать разногласиям мир.

Глубоко вздохнув, я двинулась в сторону общежития. На улице было холодно даже для конца февраля. Землю покрывал тонкий слой снега, хрустящий под подошвами моих темно-коричневых сапог. Несмотря на холод, я улыбалась. Я люблю снег, но, к сожалению, в Англии он идет очень редко. Однажды мы с друзьями со школы летали на каникулы в Финляндию – мне никогда не забыть тех завораживающих пейзажей: солнце падает на заснеженные поля, заставляя их сиять, словно тысячи бриллиантов. Эта картина отпечаталась в памяти и стала одним из самых прекрасных воспоминаний последних лет. Может, взять небольшой отпуск после окончания учебы? Немного попутешествовать, прежде чем начать работать? Но сначала нужно окончить академию и по возможности стать лучшей в выпуске, начиная с курса мистера Слэйтера.

Вернувшись мыслями к коллекциям, я ускорила шаг. Мне не терпелось продолжить работу над эскизами, чтобы окончательно убедить мистера Слэйтера и дизайнера в своих способностях и таланте.

Я вошла в общежитие Б. Приятный воздух окутал меня, словно теплое одеяло. Наша квартира находилась на третьем этаже. Едва открыв дверь, я услышала вопли Милы и Хейзел: наверняка сидят в гостиной и играют в приставку.

Когда я только приехала в Роузфилд, я и подумать не могла, что так увлекусь видеоиграми. Я раньше никогда не играла, а вот Мила была большой поклонницей разных приставок и даже привезла их с собой в академию. Приучить меня играть стоило немалых усилий, но в итоге ей это удалось. Мне так понравилось, что я не могла дождаться вечера, однако сейчас, в последнем семестре второго курса, из-за огромной нагрузки на это часто не хватало времени.

Повесив пальто на крючок, я разгладила сиреневое платье с завышенной талией – одну из своих первых работ. Я невероятно ею гордилась, хотя сейчас подошла бы к пошиву несколько иначе. Несмотря на это, платье – одно из моих любимых, и я буду хранить его вечно.

– Мухлеж! – воскликнула Мила, бросая горсть попкорна в Хейзел, не успевшую увернуться.

Сморщив нос, та с отвращением стала доставать крошки из каштановых волос до плеч.

– Может, просто признаешь поражение?

– Еще чего! – Мила снова бросила в Хейзел горсть попкорна.

Вздохнув, я скрестила руки на груди и встала в дверном проеме гостиной.

– Надеюсь, ты потом приберешься.

Мила закатила глаза.

– Да-а, – протянула она и откинулась на подушку. Я люблю наводить в квартире порядок. Когда занимаешься домашними делами, есть время о многом подумать, мысленно перебрать список дел и построить планы. Тем не менее мне не нравятся те, кто устраивает беспорядок намеренно, а потом не убирает, и Мила как раз из таких.

– Хорошо. Во что играете? – Я вошла в комнату и, поставив сумку на пол, присела на спинку дивана.

– В «Стрит Файтер». Мила никак не может смириться с тем, что я ее победила, – насмешливо сказала Хейзел, вытаскивая из волос крошки попкорна.

– Потому что ты мухлюешь, – повторила Мила.

Застонав, Хейзел покачала головой. Я не смогла сдержать смех. Здорово осознавать, что мои соседки по квартире эти двое. С ними здесь стало веселее. Не думала, что мне не хватало именно этого.

– Может, Шарлотта покажет тебе, где раки зимуют? Тогда ты наконец поймешь, что просто плохо играешь. – Хейзел широко улыбнулась и, вскинув брови, сунула мне под нос контроллер.

– У меня еще дела, – ответила я и с сожалением поджала губы.

Мила возмутилась:

– Уже почти девять, дай себе отдохнуть.

Вообще-то, она была права. Это был первый семестр, занятие в котором поставили так поздно. Обычно пары продолжались максимум до шести, но углубленный курс дизайна шел десять часов в неделю, поэтому другого способа избежать перекрестных занятий не было.

Широко распахнув зелено-карие глаза, Хейзел выпятила нижнюю губу и захлопала ресницами.

– Пожалуйста.

Я глубоко вздохнула.

– Уговорили. Но сначала разберу вещи.

– По рукам. А я пока докажу, что ты мухлюешь, – обратилась Мила к Хейзел.

Поднявшись со спинки дивана, я пошла к себе, так как эти двое уже погрузились в следующий раунд «Стрит Файтер».

Поставив сумку на стул перед секретером, я открыла ее. Взгляд на мгновение скользнул к запястью, за которое меня недавно схватил Бенедикт. Он меня сильно напугал.

Раньше он просто ждал меня после занятий, чтобы поговорить. Но теперь – впервые – прикоснулся. Это было неприятно. В животе все сжалось, но я проглотила это чувство.

О чем сейчас не хотелось думать, так это о Бенедикте.

Я снова вернулась к сумке. Внутри было несколько отделений, в которых я хранила разные инструменты для работы: в первом лежали аккуратно подписанные папки, во втором – образцы тканей и эскизы, а в третьем, вместе с бутылкой с водой, – швейные принадлежности.

Я начала по очереди доставать все это и раскладывать по местам. Потянувшись за образцами тканей, я остановилась и, нахмурившись, заглянула в сумку.

– Не может быть, – пробормотала я себе под нос. Внутри были только эскизы. От образцов, которые я брала с собой на занятие, не осталось и следа.

Для перестраховки я еще раз заглянула в два других отделения и в ящик стола, но напрасно – ткани пропали. Это на меня не похоже. Я всегда тщательно следила за тем, чтобы вещи лежали на своих местах и не приходилось ничего искать.

Я начала мысленно восстанавливать каждое действие: после того, как мистер Слэйтер рассказал нам о сюрпризе, я все упаковала. Или Алана отвлекла меня разговором? Я собиралась проверить, ничего ли не забыла, но меня остановил Бенедикт. Наверное, я сегодня просто немного рассеянная. В это время мастерские закрыты, так что идти искать поздно. Займусь этим завтра утром, а вечер проведу в компании подруг.

2
Дрю

Отец сдвинул брови. Он и раньше часто на меня злился. Однако на этот раз я перегнул палку, о чем отец неоднократно твердил мне в последнее время.

– Вот твоя комната, – сказал он, открывая дверь в подвал главного здания. Вообще-то, я думал, что он хочет показать кладовку, где хранятся предметы для уборки, но ошибся. Передо мной предстала комната, напоминающая тюремную камеру: небольшая металлическая кровать, письменный стол, шкаф и крошечная ванная комната. Хотя «ванная» – слишком громко сказано: душ, расположенный прямо у туалета, над которым прикреплена раковина.

– Ты издеваешься?!

– Следи за языком! – сердито возразил отец.

– Да плевал я. Ты не можешь запереть меня в этой камере. Пусть тебе это и не нравится, но я все еще твой сын!

– А я – твой отец, и я могу и поселю тебя здесь. Или ты думаешь, что я продолжу финансировать твою роскошную жизнь? Что позволю после всего остаться с нами и испортить еще и твоего брата? Больше нам таких, как ты, в семье не надо.

Я сжал руки в кулаки и крепко стиснул зубы. Пришлось через силу сделать глубокий вдох, чтобы сохранить самообладание. Не сдержись я тогда, соверши какую-нибудь ошибку – я бы просто доказал, что он прав.

Тем не менее слова отца резали ножом по сердцу. Я бы никогда ничего не сделал Коди. Я любил своего младшего брата. Он был единственным человеком в этой дерьмовой семье, который не относился ко мне как к отребью, а, наоборот, уважал. То, что папа так думал, было отвратительно. Но чего я ожидал? Он всегда ко мне так относился, с чего ему что-то менять? Особенно после того, как он вытащил меня из тюрьмы.

Вместо того чтобы что-нибудь ответить, я просто кивнул и расслабился. Бросив сумку на так называемую кровать, я прислонился к столу.

– Завтра Роуэн проведет тебе дальнейшую экскурсию и ознакомит с обязанностями. Будь любезен, не спорь, а просто делай то, что тебе говорят. По средам у тебя выходной, если только Роуэн не решит иначе. Есть можно в столовой. После десяти не шуметь. И никакого алкоголя. – Он поймал мой взгляд. – Ты меня понял?

– Да, – процедил я.

Папа кивнул.

– Хорошо. Тогда располагайся. – Он развернулся и вышел, громко хлопнув дверью.

Выждав мгновение, я изо всей силы ударил по подушке, из которой тут же посыпались перья. Черт!

Я ненавидел это место, ненавидел академию. Я ненавидел эту жалкую комнатку, в которой меня заперли.

Меня дико бесило, что приходится здесь находиться, и все только для того, чтобы быть на глазах у папы. Чтобы отец был уверен, что я не наделаю глупостей, как он сказал. Нет, на самом деле он сказал по-другому.

«Чтобы я был уверен, что ты больше не очернишь репутацию нашей семьи», – вот как он сказал рано утром, когда вез меня в академию.

Вообще-то, меня должно было ранить то, что для родного отца я представляю сплошное разочарование, однако наши отношения и без того были никакими. При встрече мы только ругались, а попытки завести разговор перерастали в ссору. Мы с папой не имели ничего общего. Единственное, что нас объединяло, – это гены, и те я не выбирал.

Я бросился на матрас. В спину вонзились старые пружины. Роузфилдская академия искусств – баснословно дорогое элитное заведение, а меня поселили в этой дыре. Ну спасибо! Однако, чего еще я ожидал?

Я бы с удовольствием уехал, не назначь судья долбаные общественные работы. Пожалуй, я предпочел бы им сбор мусора с улиц голыми руками, но нет – я был здесь и должен был убирать за элитарными неженками. Не хватало еще им задницу подтирать, но, зная папу…

Я скрестил руки за головой и уставился в потолок, с которого начала слезать краска. Воздух был душным, пахло затхлостью, и только узкое окошко прямо под потолком пропускало внутрь хоть немного скудного света. За что мне это?

Папа обращался со мной, как с опасным преступником. Да, какое-то время я находился под стражей, но всего лишь за вандализм. Мы с друзьями размалевали памятник, и меня поймали и отвезли в участок. Правда, не обошлось без бунта и случайного удара слуги порядка локтем в ребра, но я был пьяный в хлам, так что упрекать меня в этом было бесполезно. То, что я торчал здесь, лишний раз подтверждало, что папа все же оказался на это способен, ведь именно он подключил связи, чтобы я смог отбывать наказание в академии. То есть, чтобы мне пришлось. Триста часов за двенадцать с половиной недель – бросить меня в тюрьму было бы милосерднее.

Я достал из кармана брюк телефон и взглянул на экран: нет сети. Серьезно? Мало того, что папа вынудил меня остаться в этой глуши, так еще и поселил на каком-то отшибе, где нет связи! Уверен, он это специально.

Повторюсь, я ненавидел академию. Все в ней.

Я понятия не имел, как вынесу следующие недели и месяцы в подвале без связи, в месте, полном снобов, и на работе, которой не хотел заниматься. Я был даже готов пойти в университет, но, к папиному сожалению, экскурсия в места не столь отдаленные привела к тому, что меня быстро отчислили. Мне было абсолютно плевать, я все равно никогда не хотел учиться, однако папа взорвался и начал читать нотации, которые я благополучно пропустил мимо ушей.