– Селия Гомес, восемнадцать лет, родом из Португалете, – прочитал Андер. – Пропала вечером, возвращаясь домой после урока английского. Родители девушки обратились в муниципальную полицию Португалете в ту же ночь. Дежурный офицер, идентификационный номер AB три-девять-пять, сообщил им, что заявление можно будет подать только спустя двадцать четыре часа после исчезновения. – Он сделал паузу. – Потеряли двадцать четыре драгоценных часа. Ключевых, – добавил он, уставившись в стол пустым взглядом.

– Больше ее никто не видел. Никаких следов, ни записки, ни зацепок. Ничего. Будто сквозь землю провалилась, – продолжил за него Альдай. – Даже представить не могу, какой ад пережила ее семья за эти годы. – Он сочувственно посмотрел на начальника.

Андер взял удостоверение личности Глории и положил его рядом с делом Селии.

– Если граффити нас отсылает к нему, значит, перед нами стоит двойная задача. С одной стороны, нужно выяснить, как убийца узнал внутренний номер дела, – рассуждал Креспо. – Альдай, я хочу, чтобы ты проверил записи о доступе к архиву дел о пропавших. Принеси мне список всех, кто обращался к этим данным за последние годы.

Агент кивнул, помечая информацию в блокноте.

– С другой стороны, нужно расследовать возможную связь между этими двумя женщинами. Будем искать причинно-следственные цепочки. В 1994 году Глории было почти столько же лет, сколько Селии, возможно, они были знакомы. Поговорим с родителями девушки, посмотрим, куда нас приведет эта зацепка.

Гардеасабаль кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Это как запускать сигнальную ракету в темноте, Андер, – начал он. – Если она не осветит нам путь, мы потратим массу времени и ресурсов на поиски, которые могут не дать результатов. Может, это просто устроенная убийцей дымовая завеса. Хочет, чтобы мы метались в темноте. Отличная идея, если его единственная цель – посмеяться над полицией.

– А разве любое расследование не сводится к плаванию в море гипотез и вероятностей? – возразил тот. – Наша задача – превратить неопределенность в ясность, а сомнение в уверенность, но для этого необходимо действовать. Мы должны удвоить усилия. Песок в часах сыпется, и важна каждая крупица. С завтрашнего дня Альдай остается в участке и координирует коммуникацию, запросы, судебные приказы – все, что связано с административной стороной дела. Гардеасабаль, вы с Арреги вместе. Договорились?

Все кивнули.

– Пока что мне больше нечего добавить. Оставленная во рту жертвы записка не несет особой информации. Кажется, убийца просто оправдывает совершенное. Будто того факта, что эта женщина когда-то с ним «скверно и презрительно» обошлась, достаточно, чтобы так жестоко с ней расправиться, – продолжил Андер, сжимая кулаки. – Что касается подписи – Н9, похоже, так преступник хочет заявить о себе, так что с этого момента мы будем называть его именно так. По крайней мере, до тех пор, пока не поймаем и не узнаем, кто скрывается за этим именем. За работу, ребята.

Инспектор взял новую папку, чтобы начать оформление материалов дела. Затем он подошел к своему столу – большому массиву из бука, заваленному отчетами и канцелярией, и стал искать нестираемый маркер с толстым кончиком. Найдя его, он повернул папку и написал на корешке большими буквами – «Н9».

Машина Креспо стояла на привычном месте на муниципальной стоянке, расположенной под площадью Ла Касилья. После смены он заглянул в спортзал при участке, чтобы дать выход накопившемуся гневу. За час интенсивной тренировки он совсем выбился из сил. Приняв душ, Андер сел рядом со шкафчиком, наблюдая за тем, как коллеги один за другим покидают раздевалку.

Призраки прошлого вновь его настигли.

Инспектора преследовало ощущение дежавю. Селия Гомес исчезла точно так же, как его сестра. Единственное различие заключалось в том, что он не ждал двадцать четыре часа, чтобы начать расследование пропажи Энары. Он задействовал все доступные ресурсы, чтобы отследить ее последние передвижения. Поговорил со всеми ее подругами, с парнем, с владельцами тренажерного зала, где она занималась аэробикой, – там ее видели в последний раз – и с хозяевами магазинов, мимо которых она обычно шла домой. Он перерыл все, но все напрасно. Единственным результатом стараний стал выговор от начальства за то, что он развернул целую поисковую операцию и привлек ресурсы автономной полиции без соответствующего разрешения.

Следующие три года были самыми мрачными в его жизни. «Годы на дне колодца» – так он их называл. Андер начал много пить и чуть совсем не слетел с катушек. Его дважды привлекали к дисциплинарной ответственности за чрезмерное применение силы. Третье нарушение грозило бы увольнением. Оглядываясь с высоты прожитых лет и приобретенной мудрости на то время, мужчина понимал, что руководство обошлось с ним по-человечески. Несмотря на то что он был не согласен с отстранением, они все равно с большим сочувствием отнеслись к его переживаниям.

Инспектор вышел на улицу по лестнице, ведущей к главному входу на арену «Ла Касилья» – зданию бывшей штаб-квартиры баскетбольной команды города. Воспоминания о том, как он с отцом ходил на матчи великого «Каха Бильбао» с Копицки и его товарищами в составе, были столь же яркими, как прежде. Сохраненные в каком-то уютном уголке его разума, в такие тяжелые моменты, как сейчас, они дарили ему приятное чувство счастья. Чувство, будто вернулся домой, где тебя всегда ждут с распростертыми объятиями любимые люди.

Кармело Креспо, отец Андерa, жил рядом с ареной, на крохотной – всего сто метров в длину – улице Сугастинобиа. Именно она стала центром притяжения представителей одного их самых невероятных социальных движений Бильбао XX века: эль чикитеро. Чикитеросами называли общительных выпивох, которые собирались в группы и без устали ходили по барам и тавернам, украшавшим старинные уголки города. Обычно они заказывали чикитос – маленькие бокалы, наполненные вином всего на два-три пальца. В Бильбао они создали целый культ. Неслучайно Кармело купил себе квартиру именно здесь.

Андер прошелся по барам в поисках отца. В середине привычного маршрута он встретил Чуса Ландабасо, одного из приятелей Креспо-старшего. Чус сказал, что мужчина сегодня не выходил. У Андерa все еще был комплект ключей, поэтому он не стал звонить в домофон. В подъезде он рванул наверх, перескакивая через деревянные ступеньки здания, построенного более ста лет назад, и вскоре оказался на четвертом этаже. Ответа на его звонок не последовало, и он забеспокоился. Креспо открыл дверь и вошел. В прихожей и гостиной свет не горел, однако тускнел в конце длинного коридора в форме буквы L.

– Пап, это я! У тебя все хорошо?

Андер побежал по длинному коридору, который соединял прихожую с кухней. Остальные комнаты в квартире располагались по обе его стороны, как в старинных домах: две выходили на улицу, а остальные – во внутренний дворик. Сердце мужчины заколотилось быстрее, когда он понял, что свет идет из спальни отца.

– Я тут, сынок, – сдавленно ответил Кармело.

Влетев в его комнату, Андер увидел, что тот стоит полуголый и смотрит на него потерянным взглядом. На мужчине была только белая рубашка в зеленую полоску и серые трусы.

– Пап, ты что делаешь? Я только что видел Чуса. Он сказал, что ты сегодня не спускался в бар. Все в порядке?

Креспо придерживал его за плечи и с беспокойством вглядывался ему в лицо.

– Не знаю, сынок, – ответил Кармело будто раздраженно. – Я пришел сюда и не могу вспомнить зачем.

Андер огляделся. Обе дверцы шкафа и внутренние ящики были открыты. Хаос, царивший в них, свидетельствовал о том, что, что бы ни искал отец, поиски его успехом не увенчались.

– Ты, наверное, хотел одеться, пап. Каждый день в семь часов вы собираетесь с Чусом и остальными приятелями – у кого еще не развился цирроз, – чтобы пропустить по стаканчику.

– А, точно! Так и есть. – Пожилой мужчина потер лоб кончиками пальцев. – Я пришел одеться! – Он посмотрел на себя в зеркало, которое занимало всю дверь шкафа. – Смотри, на что я похож! Даже штаны не надел! Какой стыд! – сказал он, спешно натягивая брюки.

– Послушай, пап, это ведь с тобой уже не в первый раз случается, да? – нахмурился Андер.

Кармело задумчиво посмотрел на него водянистыми глазами. Взгляд у него был потерянный, будто он силился вспомнить что-то важное.

– Случается, забываю что-то, это правда. Несколько раз было за последнее время. То сахар найти не могу, то соль, то ключи. Но в конце концов все всегда находится. Это возраст. Мне уже немало лет, Андер. – Он натянуто улыбнулся, стараясь не выдать своей тревоги. Ему не хотелось, чтобы сын волновался. Больше всего в жизни он хотел видеть его счастливым.

– Это серьезные звоночки, папа, нельзя их игнорировать. Мы завтра же пойдем к твоему терапевту, – решительно сказал тот.

– К этому идиоту? Да он только и умеет, что выписывать ибупрофен или парацетамол налево и направо. Даже задницы от стула не оторвет, – возмутился Кармело.

– Это не обсуждается. Пойдешь – и точка. Я запишусь онлайн прямо сейчас. – Андер достал мобильный телефон.

– Ладно, – уступил Кармело.

Он подошел к шкафу, надел пижаму и развесил уличную одежду на плечиках. Андер, внимательно наблюдавший за каждым движением отца, облегченно вздохнул, заметив, что последовательность действий была выполнена нормально.

Кармело подошел к сыну и погладил его по плечу.

– Так что, сынок, с чем ты ко мне пожаловал?

– Да так, просто зашел. Или мне без приглашения нельзя? – Андер не стал бередить душу отца рассказами о вновь открывшихся ранах и терзаниях, связанных с делом сестры.

– Я тебе всегда рад, что ты! – ответил тот, счастливо улыбаясь. – Сейчас приготовлю твое любимое блюдо на ужин – тортилью с зеленым перцем.

– Здорово.

Андер последовал за ним по коридору, решив не упоминать об Энаре. Одного ее имени достаточно, чтобы разбить измученное сердце пожилого мужчины на тысячи осколков.

3

«Egun on!^[10] Приветствуем всех, кто нас слушает этим пятничным утром двадцать второго ноября две тысячи девятнадцатого года. Всех, кто, как и мы, встречает ненастье с улыбкой и надеется, что сегодняшний день станет лучшим в жизни. Мария, давай к новостям…»

Мирен выключила радио и заглушила машину. Уже два дня она не переставая думала об убийстве в Олабеаге. Картина увиденного преследовала ее: тело, прислоненное к фонарному столбу, неподвижное, застывшее вне реальности и времени. Только крики чаек, дробный стук дождя по воде и ее собственное прерывистое дыхание нарушали это жуткое оцепенение. Позже она пыталась расспросить коллег о ходе расследования, но в ее участке никто ничего не знал. Газеты раздули из случившегося сенсацию, но не привели ни одного достоверного факта.

Резкий сигнал клаксонa вернул ее к реальности: девушка машинально шагнула на проезжую часть, даже не заметив машину. За запотевшим стеклом надрывался водитель, гневно жестикулируя и сыпля беззвучными проклятиями. Она подняла руку в знак извинения и быстро перешла дорогу.

Новый Центральный комиссариат Бильбао располагался неподалеку от просторного бульвара Садов Герники, в районе Мирибилья. Здание с асимметричным, полиморфным фасадом поднималось вверх на четыре этажа. Оно настолько выделялось среди остальных своим новаторским дизайном, что заглушить это не мог даже утренний туман. А вот облицовка из тонких алюминиевых пластин неизменно напоминала Мирен контейнеры с едой, заботливо обернутые фольгой и спрятанные в холодильнике.

Комиссариат торжественно открылся в марте 2012 года, сменив старый участок в Гарельяно. Тогда сюда перевели более восьмисот сотрудников муниципальной полиции, а вместе с ними – пожарную службу и скорую помощь Бильбао. Действительно значимое для города событие.