День зимнего солнцестояния (страница 5)
В день, когда Андер впервые переступил порог нового дома, его отец, Кармело, привел к нему Горритчо. «Раз уж ты теперь будешь жить один, кто-то должен следить, чтобы у тебя сердце совсем не очерствело», – сказал он, передавая сыну поводок. С тех пор пес стал для мужчины не просто питомцем, которого нужно выгуливать трижды в день, а самым преданным другом. Именно поэтому, когда работа позволяла, Андер всегда возвращался домой в обеденный перерыв, чтобы наспех перекусить и прогуляться с Горритчо. Этот ритуал стал для него своеобразной терапией, клапаном для выпуска накопившегося за день напряжения. Но самое главное – он помогал ему держать в узде внутренних демонов, которые могли настигнуть в любую минуту, без предупреждения. В моменты, когда мир казался мрачным и пугающим, достаточно было провести рукой по густому рыжему меху пса или поцеловать его влажный нос – и зловещие тени рассеивались.
Все утро он провел составляя отчеты о передаче дел, над которыми работала его группа на момент обнаружения тела в Олабеаге. Перед уходом домой Креспо договорился с коллегами встретиться ближе к вечеру, чтобы обменяться информацией и обсудить ход расследования.
Он взглянул на часы – половина четвертого. Пора возвращать Горритчо домой.
Дорога раскисла от влаги; гравий, земля и дикая трава слиплись в скользкую, склизкую массу. Утренняя пелена тумана давно рассеялась, открывая взору красивую просторную равнину. Огромная поляна, на которой сотни жителей Бильбао могут отдохнуть, не мешая друг другу, и где раз в год проводится грандиозный фестиваль на сорок тысяч человек.
Андер подозвал собаку двумя короткими свистками, и они направились домой. На своей улице они столкнулись с Эрменехильдо – соседом лет восьмидесяти, который обладал отменным здоровьем и каждый день проходил пешком по двадцать километров.
– Здорово, Андер! – бодро поприветствовал он, проходя мимо быстрым шагом. – Отличный денек, чтобы собирать улиток, правда?
– Эрме, мне кажется, сегодня даже улитки не рискнут выползти, – засмеялся тот.
– А это мы еще поглядим! – весело откликнулся пожилой мужчина. – Вот увидишь, к вечеру на твоей двери будет висеть сеть, битком набитая улитками. Запомни мои слова! Ну, бывай!
Андер посмотрел ему вслед; старик удалялся короткими, но уверенными шагами и, словно часами для гипноза, помахивал палкой из остролиста, которую использовал вместо трости.
Эрменехильдо был в тех же самых джинсовых шортах, которые носил и в знойные летние дни, и в лютые зимние холода. Креспо восхищался его выносливостью и упорством, в глубине души надеясь, что хоть немного этой жизненной силы передастся и ему. Он много раз задавался вопросом, каким будет сам в таком возрасте, но ответ оставался неизменным: до восьмидесяти он не доживет.
Роскошная переговорная Четвертой группы была привилегией, которую Андер получил как руководитель ведущей команды Отдела уголовных расследований. Для нее переоборудовали небольшой склад и оснастили его самым современным оборудованием.
Инспектор вошел, опустив взгляд, – он был погружен в свои мысли, образ жертвы не отпускал. Он подошел к растянувшемуся на полкомнаты столу для переговоров. Ближайшую стену полностью занимала белая магнитная доска.
Все члены группы уже были на своих местах.
Андер с грохотом бросил папку с делом на стол и сел.
– Как прошло ваше утро? – спросил он, откидываясь в кресле. – Я вот просидел за составлением отчетов, – продолжил он, пристально глядя на коллег и вопросительно подняв брови. – Кто начнет?
Гардеасабаль откашлялся и подтолкнул к центру стола пакет для улик. Внутри лежал элегантный синий кожаный кошелек, украшенный высококачественным тиснением.
– По дороге сюда заскочил в Норвегию (так в народе прозвали Олабеагу, на шумные причалы которой норвежские моряки раньше привозили свои товары), чтобы еще поспрашивать людей – вдруг кто вспомнит что-то новое. Пока я говорил с одной из местных жительниц, мимо на бешеной скорости промчался парень на ржавом велосипеде. Я прыгнул в машину и вдавил педаль в пол. Догнал его в районе причала Сиргерас, прежде чем он успел свернуть на велосипедную дорожку. Этот болван испугался, увидев несущуюся на него машину. Наверное, подумал, что я его собью, и вывернул руль так резко, что потерял управление. К счастью, фонарь на набережной и ограждение спасли его от неизбежного заплыва.
Гардеасабаль сделал паузу, покачал головой и улыбнулся. Адреналин, полученный во время погони, явно добавил красок его утренней смене. Он потянулся и взял пакет своей огромной рукой, которой, казалось, мог бы раздавить бильярдный шар.
– Это было у него в куртке. Синий кожаный кошелек. Внутри, конечно, нет ничего ценного, но зато есть удостоверение личности. – Он вытащил кошелек и извлек из него пластиковую карточку. – Глория Редондо, сорок пять лет, жительница Аморебьеты.
Андер встал и взял удостоверение в руки. Серьезная и строгая женщина средних лет смотрела прямо в объектив, близоруко прищурившись. Он почувствовал холодок, осознав, что это лицо с хорошо различимыми чертами вполне могло принадлежать изуродованному телу, которое накануне нашли у фонаря на набережной Олабеаги.
– Ты считаешь, это она? – спросил инспектор.
– Честно? Почти уверен, – ответил Гардеасабаль без колебаний.
– Карманник мог стащить карту у кого угодно на улице. Почему ты думаешь, что Глория – наша жертва? – поинтересовался Креспо.
– Задержанный утверждает, что кошелек валялся в высокой траве на пустыре рядом с дорогой. Это недалеко от нового здания на улице Дуке, но тот пятачок используют как свалку. Возможно, именно там убийца избавился от улики. Но самое главное – Глория Редондо числится в списке пропавших, который составил Арреги, – объяснил Гардеасабаль и передал слово коллеге.
– Все так, босс, – подтвердил тот. – Муж женщины подал заявление об ее исчезновении три дня назад. В последний раз ее видели восемнадцатого числа в восемь вечера, когда она выходила с работы в Ордунье, – сказал он, почесывая голову.
Андер задумчиво посмотрел на фотографию на удостоверении. Затем его взгляд переместился на доску, в углу которой висело сделанное на месте преступления изображение тела.
– Визуально опознать ее невозможно. Даже если это она, ее не узнала бы и собственная мать. Арреги, поезжай домой к Глории и поговори с ее мужем. Скажи ему правду: объясни, что его жена, возможно, была убита и нам нужен образец ДНК для сравнительного анализа. Зубная щетка, расческа – что угодно подойдет.
Мужчина нервно заерзал в кресле и кивнул. Ему было почти сорок, и годы работы в Отделе охраны правопорядка закалили его, однако сообщать родственникам о возможной смерти близкого – особенно тяжелое испытание. Это одна из самых трудных и болезненных задач, с которой может столкнуться полицейский.
– Что нам известно о задержанном? – Креспо обратился к Гардеасабалю. – Есть ли у него судимости?
– Да, пара арестов за хранение героина.
– А что говорит твое чутье? Он может оказаться убийцей?
Тот пожал плечами и покачал головой. Офицер зажмурил глаза, что только подчеркнуло его густые черные брови, и громко вздохнул.
– Честно говоря, не думаю. Он утверждает, что нашел кошелек сегодня утром, когда искал среди зарослей металл.
– Какое удачное совпадение, не правда, Гарде? – заметил Андер.
– Да, я тоже сначала подумал, что он мне лапшу на уши вешает, но, похоже, алиби у него в порядке. Он утверждает, что провел ту ночь в муниципальном приюте в Элехабарри. Я позже загляну к ним, чтобы проверить записи.
– Хорошо, договорились. Но сильно не спеши, я хочу, чтобы задержанный… как там его зовут? – спросил инспектор.
– Горка Бланко.
– Хочу, чтобы господин Бланко провел ночь в камере следственного изолятора, – продолжил Андер, постукивая указательным пальцем по столешнице. – Если его алиби подтвердится, завтра я сам допрошу его, прежде чем отпустить. Возможно, бессонная ночь поможет освежить ему память.
Гардеасабаль записал все в маленькую тетрадь на пружине, с которой никогда не расставался. Некоторые коллеги в участке подшучивали над этой его привычкой, за спиной называя Студентом. Конечно, никто бы не осмелился сказать ему это в лицо – так можно и без зубов остаться. Тетрадь была для него путеводной звездой: она служила и записной книжкой, и дневником. Каждую ночь перед сном он тщательно ее проверял, чтобы убедиться, что не упустил ни одной задачи, а также составлял список дел на следующий день. Таким был Педро Гардеасабаль – удивительный человек, сумевший превратить дерзкие манеры в стремление к абсолютному перфекционизму. Чтобы преодолеть свои недостатки, ему пришлось провести огромную работу над собой.
– Следующий пункт повестки – граффити с числами девяносто четыре слеш семьсот тридцать два, – зачитал инспектор. – Что нам о них известно, Альдай?
– Сначала я предположил, что это может быть номер стационарного телефона в нашей провинции. Девяносто четыре – это код Бискайи, а остальные цифры могли быть частью семизначного номера. – Альдай убрал со лба выбившуюся прядь, достал объемный список и положил его в центр стола. – Здесь собраны все стационарные номера Бискайи, в которых встречается последовательность семьсот тридцать два. – Он провел большим пальцем по стопке страниц, подчеркивая количество контактов. – Их буквально сотни. Я обзвонил все. Как и ожидалось, большинство не ответили. Рабочие номера я отметил.
Гардеасабаль похлопал юношу по спине и протяжно присвистнул.
– Молодчина, парень. Теперь ты официально ударник нашего участка, – изумленно сказал он.
– Я спросил у каждого, не пропадал ли у них кто-то из родственников, – продолжил Альдай, не обращая внимания на коллегу. – Все ответили отрицательно.
– И тогда ты позвонил в ОТП, – опередил его Андер.
– Именно. После этого я связался с ребятами из ОТП, и они навели меня на кое-какую мысль. Мы сошлись во мнении, что число семьсот тридцать два должно быть концом какой-то последовательности. Оно не может быть встроено в более длинный ряд – это бы увеличило количество возможных комбинаций в сотни раз. Что было бы нелогично, желай убийца действительно установить с нами контакт.
Креспо встал и налил себе кофе из стоявшей на ближайшей полке кофеварки.
– Серийные убийцы обычно оставляют подпись, – сказал он, возвращаясь к столу с дымящейся чашкой в руках. – Торрес считает, что пока рано выдвигать подобную версию. Как истинный приверженец канонов криминологии, он не готов навешивать ярлыки, пока не будет как минимум трех трупов. Я понимаю его позицию, однако все улики указывают на то, что преступник скоро снова даст о себе знать. – Он подул в чашку, и клубившийся над ней пар полетел в сторону агентов. – Продолжай, Альдай.
– Итак, повторюсь: исходя из этой гипотезы семьсот тридцать два – это окончание какой-то последовательности. При этом в ней должно быть и число девяносто четыре. Зная все это, ребята из ОТП провели перекрестный поиск по своей обширной базе данных.
Коллеги внимательно следили за тем, как он достал из лежавшей рядом бежевой папки несколько печатных листов. В цифровую эпоху, когда все отчеты выводились на принтерах, было странно видеть документы, набранные на печатной машинке, – почти анахронизм.
– Вот что удалось найти. Дело тысяча девятьсот девяносто четвертого года. Если быть точным, дело номер тысяча девятьсот девяносто четыре ноль-ноль-ноль семьсот тридцать два.
Андер взял документ и пробежал его глазами.
– Это наше дело, – сказал он, продолжая читать. – Нераскрытое. Дело о пропаже человека, – закончил он вполголоса.
Тень глубокой печали скользнула по его лицу. Он еще раз изучил фотографию жертвы из Олабеаги, сжимая ладонями горячую чашку кофе. Ему нравилось ощущать этот жар – он напоминал о детстве; о кружке только что подогретого на огне молока; о том чувстве уюта и безопасности, которое дарило это тепло, и о людях, с которыми он делил такие мгновения на кухне родного дома. Коллеги молчали, представляя, о чем думал инспектор.
В 1999 году бесследно исчезла Энара, сестра Андера. Тогда он был молодым полицейским, который всего год назад, после нескольких лет службы, добился перевода в Отдел уголовных расследований. Креспо отчаянно просил начальство включить его в группу, занимавшуюся этим делом, но получил категорический отказ. Руководство сочло его слишком эмоционально вовлеченным и посчитало, что от него будет больше вреда, чем пользы.
Несмотря на все усилия, брошенные на поиски, Энару так и не нашли. Дело закрыли. Шли годы, но они не могли унять его боль. То горькое отстранение все еще жгло мужчине грудь.