В любви мужчины подвергаются риску тайных душевных мук, женщинам же грозит публичное осмеяние; они более застенчивы, и к тому же общественное мнение для них играет гораздо более важную роль, ибо главное – «чтоб молва о тебе была добрая: это уж непременно» [19].

[19] Вспомним изречение Бомарше: «Природа подсказывает женщине: будь красивой, если можешь, скромной, если хочешь, но чтоб молва о тебе была добрая, это уж непременно». При отсутствии уважения во Франции женщине не стать предметом восхищения, а любовь без восхищения немыслима.

Стоит женщине на мгновение выставить напоказ свою жизнь, у нее уже не будет верного средства склонить общественное мнение на свою сторону.

Таким образом, женщинам приходится быть гораздо недоверчивее. В силу их привычек все движения мысли, формирующие этапы зарождения любви, у них более мягкие, более робкие, более медлительные, менее решительные; следовательно, у них больше склонности к постоянству; им тяжелее отречься от начавшейся кристаллизации.

При виде своего возлюбленного женщина быстро отстраняется или предается счастью любить, но из состояния счастья ее нелюбезно выводит малейшая его атака, ибо ей приходится отказаться от всех радостей и взяться за оружие.

Участь влюбленного проще, он смотрит в глаза любимой женщины: одной улыбкой она способна вознести его на вершину блаженства, и он беспрестанно стремится ее добиться [20]. Долгая осада унижает мужчину; женщина же, напротив, ею гордится.

[20] Quando leggemmo il disiato riso
Esser baciato da cotanto amante,
Costui che mai da me non fia diviso,
La bocca mi bacció tutto tremante.

Женщина способна любить и за целый год сказать всего десять или двенадцать слов мужчине, которому она отдает предпочтение. В памяти своего сердца она отмечает, сколько раз его видела; два раза она ходила с ним в театр, два раза ей довелось оказаться с ним на званом обеде, три раза он поприветствовал ее на прогулке.

Однажды вечером во время какой-то салонной игры он поцеловал ей руку; было замечено, что с тех пор она больше никому не позволяет целовать свою руку ни под каким предлогом, даже рискуя показаться странной.

«У мужчины такое поведение назвали бы любовью по-женски», – говорила мне Леонора.

Глава IX

Я прилагаю все старания, чтобы придерживаться сухого слога. Я хочу заставить замолчать мое сердце, которое мнит о себе, будто ему есть что сказать. Даже если я считаю, что подметил истину, всегда боюсь, что мне удалось записать лишь любовные воздыхания.

Глава X

В доказательство кристаллизации я просто напомню следующий любопытный случай [21].

[21] Эмполи, июнь 1819 года.

Одна молодая особа по рассказам узнает о том, что ее родственник Эдуард, который вот-вот вернется из армии, является исключительно достойным юношей; ее уверяют, что он влюбился в нее понаслышке; но он, вероятно, захочет увидеть ее перед тем, как объясниться в любви и попросить у родителей ее руки. В церкви она присматривается к одному молодому незнакомцу, слышит, как его называют Эдуардом, больше не думает ни о чем, кроме него, и влюбляется в него. Неделю спустя прибывает настоящий Эдуард, не тот, кого она видела в церкви; она бледнеет и чувствует, что станет навек несчастной, если ее заставят выйти за него замуж.

Вот что скудоумные люди называют одним из безрассудств любви.

Великодушный мужчина щедро осыпает обездоленную молодую девушку самыми благопристойными знаками внимания; проявляет верх порядочности, казалось бы, вот-вот должна зародится любовь, но на нем неудачно переделанная шляпа, и девушка видит, как неуклюже он ездит верхом; она, вздыхая, признается себе, что не может ответить взаимностью на его заботливое отношение к ней.

Мужчина ухаживает за вполне добродетельной светской женщиной, она узнает, что когда-то этот господин пережил смешные неудачи плотского характера: он становится для нее невыносим. Между тем у нее не было ни малейшего намерения отдаться ему, и эти давние, тщательно скрываемые неудачи никоим образом не умаляют ни его ума, ни его любезности. Дело просто в том, что исключается возможность кристаллизации.

Чтобы человек мог с трепетом заняться обожествлением любимого существа, где бы оно ни появилось, в Арденнском лесу или на балу Кулона, оно прежде всего должно показаться ему совершенным, причем не во всех возможных отношениях, а именно в тех отношениях, которые предстали перед ним в данный момент; совершенным во всех отношениях оно покажется ему только через несколько дней после второй кристаллизации. Все довольно просто, одного представления о совершенстве достаточно для того, чтобы узреть его в любимом существе.

Теперь проясняется, почему для зарождения любви необходима красота. Безобразие не должно служить помехой. Любовник быстро начинает считать свою возлюбленную красивой, какой бы она ни была, не задумываясь об истинной красоте.

Черты лица, воплощающие истинную красоту, если бы он их увидел, сулили бы ему – осмелюсь так выразиться – ту меру счастья, которую я выражу числом один, а черты лица его возлюбленной, такие, какие они есть, сулят ему тысячу единиц счастья.

Перед зарождением любви красота необходима как ее примета; она предрасполагает к страсти теми похвалами, которые мы слышим в адрес той, кого нам предстоит полюбить. При очень сильном восхищении решающее значение придается даже малейшей надежде.

В манерной любви и, может быть, в первые пять минут страстной любви, женщина, обзаводясь любовником, больше принимает во внимание то, как об этом мужчине судят другие дамы, чем то, какое о нем мнение у нее самой.

Поэтому успехом у женщин пользуются короли и офицеры. [22]

[22] Those who remarked in the countenance of this young hero a dissolute audacity mingled with extreme haughtiness and indifference to the feelings of others, could not yet deny to his countenance that sort of comeliness which belongs to an open set of features, well formed by nature, modelled by art to the usual rules of courtesy, yet so far frank and honest, that they seemed as if they disclaimed to conceal the natural workings of the soul. Such an expression is often mistaken for manly frankness, when in truth it arises from the reckless indifference of a libertine disposition, conscious of superiority of birth, of wealth, or of some other adventitious advantage totally unconnected with personal merit.

Хорошенькие женщины при дворе постаревшего Людовика XIV были влюблены в этого короля.

Следует остерегаться создавать благоприятные условия для надежды, пока нет уверенности в уже возникшем восхищении. Иначе существует риск породить приторную безвкусицу, которая навсегда сделает любовь невозможной или от которой, в лучшем случае, можно будет исцелиться лишь с помощью уязвленного самолюбия.

Нам не нравится ни простоватость, ни улыбки, расточаемые каждому встречному; вот почему в свете необходимо придавать вольному поведению лоск; в этом-то и состоит благородство манер. Не в меру приниженное создание не удостоится даже смеха. В любви наше тщеславие пренебрегает слишком легкой победой; и в любых сферах человек в принципе не склонен преувеличивать цену того, что ему предлагают.

Глава XI

Как только начинается кристаллизация, вы с упоением наслаждаетесь каждой новой гранью красоты, которую раскрываете в любимом существе.

Но что есть красота? Это очередная способность доставлять вам удовольствие.

Удовольствия отдельно взятых индивидуумов различны и нередко противоположны: этим очень хорошо объясняется, почему то, что является красотой для одного человека, оказывается уродством для другого. (Убедительный пример – Дель Россо и Лизио, 1 января 1820 года).

Для того, чтобы раскрыть природу красоты, следует выяснить, какова природа удовольствий каждого индивидуума; например, Дель Россо нужна женщина, допускающая кое-какую фривольность в поведении и поощряющая своими улыбками весьма пикантные забавы; женщина, которая ежеминутно вызывала бы в воображении плотские наслаждения и при этом настраивала бы Дель Россо на любовные ласки и позволяла ему им предаваться в присущей ему манере.

Вероятно, под любовью Дель Россо подразумевает физическую любовь, а Лизио – страстную любовь. Со всей очевидностью ясно, что они не должны прийти к согласию по поводу слова «красота» [23].

[23] Моя красота, как надежда на характер, полезный для моей души, стоит выше чувственного влечения; подобное влечение – лишь отдельный вид красоты. 1815 год.

Таким образом, красота, которую вы раскрываете в ком-то, есть очередная способность доставлять вам удовольствие, а удовольствия варьируются, как и индивидуумы.

Кристаллизация, выстраиваемая в уме каждого человека, неизбежно принимает окраску удовольствий этого человека.

Для мужчины кристаллизация его любовницы, или ее красота, есть не что иное, как совокупность всех форм удовлетворения всех желаний, которые постепенно зародились в нем по отношению к ней.

Глава XII
Продолжение кристаллизации

Почему мы с упоением радуемся каждой новой грани красоты, которую раскрываем в любимом существе?

Дело в том, что каждая новая грань красоты целиком и полностью удовлетворяет какое-нибудь желание. Вы желаете, чтобы она была мягкой, – и она мягкая; после этого вы желаете, чтобы она была отважной, как Эмилия Корнеля, и, хотя эти качества вряд ли совместимы, в ней тотчас блеснет душа римлянки. Вот моральная причина, по которой любовь является самой сильной из страстей. В других страстях желания вынуждены приноравливаться к холодным реалиям; здесь же сами реалии усердно сообразуются с желаниями; это такая страсть, при которой неистовые желания приводят к наивысшему удовольствию.

Существуют общие условия счастья, распространяющие свою власть на все виды удовлетворения отдельных желаний.

1. Вам кажется, что она ваша собственность, ведь только вы можете сделать ее счастливой.

2. Она – ценитель ваших заслуг. Это условие было очень важным при галантно-рыцарских дворах Франциска I и Генриха II, а также при изысканном дворе Людовика XV. При конституционном правлении, склонном к резонерству, женщины полностью утрачивают подобную влиятельность.

3. Для романтических сердец – чем более возвышенной будет ее душа, тем более чистыми и свободными от грязи низменных соображений будут наслаждения, которые вы обретете в ее объятиях.

Большая часть молодых французов восемнадцати лет – ученики Жан-ЖакРуссо; это условие счастья имеет для них большое значение.

Среди мыслительных процессов, столь неутешительных для стремления к счастью, несложно и голову потерять.

Даже самый мудрый человек с того момента, как полюбит, не видит ни одного предмета таким, какой он есть. Он преувеличивает не только свои преимущества, но и малейшие свидетельства благосклонности любимого существа. Страхи и надежды мгновенно приобретают нечто романтичное (или, выражаясь по-английски, wayward – своенравное). Он больше ничего не приписывает случайности; он теряет ощущение вероятности; воображаемое становится существующим и оказывает влияние на его счастье [24].

[24] Этому существует физическая причина, начало безумия, приток крови к мозгу, расстройство нервной системы и мозгового центра. Вспомним кратковременное бесстрашие оленей и образ мышления сопрано-кастрата. В 1922 году физиология предоставит нам описание физической стороны этого явления. Рекомендую г-ну Эдвардсу обратить на это внимание.