– Получается, это место примерно в полутора днях пути верхом? – уточнил я, прикидывая, сколько буду добираться на своих двоих.

Староста кивнул и посмотрел на меня со смесью страха и уважения.

– Пойдешь туда, бачко?

Я вздохнул.

– Пойду.

Глава 6

Хлев у Старосты был большой. Просторный, добротный – как и все постройки в этой деревне. И бык тут жил тот самый. Баска…

Верно, затея моя была опасной. Во второй раз на те же грабли – точнее, рога. Но мне отчего-то думалось, что в этот раз баган меня не тронет. И все же я слегка обезопасился – еще в хате снова засыпал чудь в глаза, попросил топленого молока, творога да кусок хорошего сыра. Баганы часто умели и сами неплохо это готовить, но в гости все равно стоило идти с дарами.

Не факт, конечно, что баган остался жить в опасном месте. Возможно, он выбрал какой-то другой двор или вовсе остался ночевать в лесу… Как бы то ни было, а я посыпал подношения чудью, поставил возле стойла Баски и собрался было забраться в разворошенный соломенный стог в дальнем углу хлева, когда понял, что место мое уже занято.

Чуди на полу было совсем мало, и лежала она полосами – будто спелые колосья в поле после дождя. Такого я раньше не видел и присел на корточки, разглядывая диковинный рисунок. Что-то он мне напоминал, и не только поле пшеницы. И лишь пройдясь по дорожке между стойлами туда-сюда, я понял, что: словно рачительная хозяйка посыпанный песком двор подметала. Основной сор вымела, а полоски от прутьев метлы на земле остались.

Немного подумав да приглядевшись, я догадался о направлении следов и, подойдя к накрытому одеялом стогу, поставил возле него свой туесок.

– Ну здравствуй, хозяин, – сказал негромко. – Не гневайся и не бойся – с добром я к тебе пришел. Мы пришли, – и открыл туесок.

Батаня не пожелал вылезать на пол и резким прыжком забрался мне на плечи, озираясь по сторонам. От неожиданной тяжести я охнул и пошатнулся, чувствуя себя лошадью, на которую внезапно запрыгнул деревенский мальчишка.

Баган, верно, за нами наблюдал. И, увидев Батаню, неохотно высунулся из сена. Одет он был по-человечьи в штаны и рубаху, ростом чуть выше моего колена. Недлинная жесткая на вид шерсть напоминала коровью и была совсем короткой на морщинистой мордочке – здешнему багану было очень немало лет. А еще у него были длинные широкие уши, как у теленка. Они смешно торчали из-под вязаной шапочки, кажется, сделанной из новенького носка.

Он смерил меня взглядом внимательных черных глаз, тоже чуть-чуть похожих на коровьи, и хрипло сказал:

– Так ты чудодей… Позвали тебя помочь, вестимо. А я и не признал.

– Бывает… – я и правда не сердился уже на несчастного запуганного чудицу. – Зла держать не буду, понимаю, что страшно тебе было. Видел я, что с табунником сделали. И с остальными.

Баган горестно вздохнул, собрал ногой раскиданное сено и сел на получившийся стожок.

– Я один остался, – сказал он, глядя себе под ноги. – Хоронился от твари проклятой то в сене, то на чердаке. Да и сама она Баску нашего дюже боялась. Я, как человече за порог, так его из стойла выпускал. Он тварь-то не видит, но все чувствует. Погонял ее як пес сторожевой, едва только сунется.

– Можно? – я тоже скатал себе сенный стожок, свернул одеяло и присел напротив багана. Батаня, подумав немного, перепрыгнул на крышку туеска и устроился на ней.

– Суседка ты! – словно запоздало опознал его баган. – Вот диво. Без одежки, с человеком под открытым небом ходишь… А я все думку думаю, кто ж ты такой.

Батаня ему не ответил – лишь нахохлился, вздыбив сверкающую чудью шерсть.

– Ты, хозяин, нам лучше про тварь расскажи, – попросил я. – Чудище, что ль, какое?

Баган глянул на меня исподлобья, разгладил шерсть на подбородке.

– Так я тебе скажу, чудодей – не ведомо мне таких чудищ. Не волколак то был, но як зверь лесной, не мертвяк, но голова что голый череп, не лешак, но словно мхом порос. Нет, не наших земель то чудище, – подвел итог баган и испуганно оглянулся на вход в хлев.

– А людей? – я тоже посмотрел на тяжелую дверь, но та была недвижима и молчалива. – Девушек тоже оно убило?

– Як знать, – вздохнул баган. – Жаль тех человечин. Три из них за коровками моими дюже справно ходили. Чистые всегда, хорошо подоены. Сызмальства матери их учили, славным хозяюшками росли. И только одна, Русанка, все больше травками занималась. Тятька^[27] у нее оратай^[28] местный, мамка – одежку всей деревне шьет. А она вот желды^[29] откуда-то ведать начала, какие от хворей, какие для нужд всяких. Балий^[30] из нее, значится, получиться должен был.

– Это не ее ли на поляне в лесу последнюю нашли?

– Ее… – баган снова вздохнул. – Не знаю я, чудодей. Не ведаю, кто убил. Можно, тварь неведома, а можно, и не она.

– Понимаю… – протянул я. – А еще одна что?

– Про нее мало знаю. Нет у ее батьки коров.

– Понятно.

Мы помолчали.

– Ты на буесть^[31] мою не серчай, чудодей, – сказал вдруг баган совсем уж печально. – Я ж подумал че: не нужна чудищам чужая чудь. Чудь только людям нужна, чтобы с нами дело иметь. Вот я и того…

– Решил, что я тварь на деревню натравил, раз на мне чудь налипла, – понял я.

Тут Батаня встал на задние лапки, коих я никогда не видел из-за густого меха, и выразительно скрестил передние на пушистой груди.

– Да понял я ужо, – отмахнулся баган. – Простите великодушно.

– Полно уж, – кивнул я. – А тварь эта откуда приходит, знаешь?

– Из чащи, вестимо, – баган снова опасливо обернулся. – Но она давно уж не показывалась. Одного меня ей, видно, мало. Можно, ушла куда? В другую деревню…

– Может, и ушла, – согласился я. – Но все равно… – я подвинул к себе туесок, подождал, пока Батаня с него спрыгнет, и достал надежно закрепленный на внутренней стенке пистолет.

Баган смотрел на оружие безо всякой опаски: что это, было ему неведомо. Но с интересом.

– Диво, – одобрил он. – Чудодеева приблуда?

– Не совсем, – я с гордостью покачал головой. Про серебряные пули почти во всех мирах ходили легенды, но только в этом они действительно работали. И только разрывные, с начинкой из чуди. То, что позволяло чудищам всех размеров жить на этой земле – это же их и убивало, причем смертелен был как недостаток, так и переизбыток. Оставшись без чуди, ее порождение усыхало, как все те создания, которых загубила тварь. А добавь немного внутрь тела – и оно буквально сгорало, лопалось от слишком большого напора силы. – Не волнуйся, – успокоил я чудицу. – Если к нам кто и сунется – найдется на того управа, хоть на человека, хоть на тварь неведомую.

Вот теперь баган покосился на пистолет с уважением и наконец-то посмотрел мне в глаза.

– Поздно ты пришел, чудодей, – сказал дрогнувшим голосом. – Поздно.

– Знаю, – я не выдержал и отвел взгляд.

Глава 7

Ночью я все-таки поспал. Батаня, зная, что прекрасно выспится в своем туеске, взялся караулить, и я не был и вполовину ему так благодарен, как наконец-то расслабившийся баган. Тот, кстати, еще спал, когда я открыл глаза и осторожно выкопался из сена.

Хлев был пуст. Пригревшись и провалившись в глубокий сон, я только слышал отдаленно, как приходила хозяйка, доила коров, а после выгоняла их на пастбище. Те упирались, не хотели идти без багана, но он, измученный, уставший, наверное, впервые в жизни проспал утреннюю дойку и свою непосредственную работу.

Сейчас же уже был по-прежнему пасмурный, но все-таки яркий день. Я немного прогулялся, чтобы размять ноги. Сходил до нужника, нашел во дворе колодец. Двор, к слову, был уже пуст: деревенские вставали рано, а есéнь^[32] – самая пора уборки урожая. Только самые малые дети в ней не участвовали, но те еще сидели в теплой хате.

Нужно было в чем-то размешать чудь, и, немного подумав, я все-таки постучался в избу, испросив у хозяйки немного живой хлебной закваски. Вернувшись к колодцу, я набрал ведро, зачерпнул студеную водицу ладонью и пару раз макнул в нее маленький липнущий к рукам шарик. Затем насыпал туда же щепотку чуди из карманной табакерки, размешал пальцем и подождал, пока осядет муть. Капать в глаза мне было теперь нечем, поэтому я просто протер их мокрыми пальцами. И с сожалением вылил остатки раствора на траву. Это что же, мне теперь каждое утро так ухищряться придется?.. Нужно было срочно что-то с этим делать, но я пока не представлял, что. Поэтому покамест я вернулся в хлев к нахохленному, насупленному Батане, не желая оставлять его одного надолго, даром что солнце давно уж встало. Это только в сказках порожденья чуди бродили по земле исключительно по ночам. На самом деле мир чуди жил и днем, и ночью одинаково.

Батаня меня ждал. Махнул лапой, мол, иди скорее ближе. И выразительно ткнул в сторону спящего багана, когда я приблизился. А потом указал на свой туесок.

Конечно, баган бы в такую маленькую тару не поместился, но мысль своего друга я уловил: нельзя было оставлять несчастного чудицу в столь опасном месте. И в то же время я хорошо понимал: не пойдет он с нами.

– Не оставит он стадо свое, – сказал я тихо. – И дом его тоже здесь.

Батаня нахохлился еще больше и спрятал лапки в шерсть, становясь совершенно круглым. И даже закрыл глаза, как делал в минуты самого большого неудовольствия, становясь просто сгустком темноты, посыпанным чудью. Он мог сидеть так очень долго, иногда даже часами. Но не в этот раз. И минуты не прошло, как он встрепенулся, подскочил к туеску и потянул наружу тяжелую серебряную крынку. Сил ее вытащить у него не хватило, и он принялся стучать лапкой по крышке, силясь донести до меня какую-то мысль.

– Ты хочешь отдать ему нашу чудь? – я нахмурился. В принципе мне было не слишком жаль отдавать запас, благо у нас он был возобновляемый. Но Батаня продолжал стучать, и я понял, что намекает он не на это.

Тогда на что? Отдать крынку? Но зачем она чудице? Тем более серебряная – тяжелая и неудобная. Я бы и сам с удовольствием взял бы материал полегче, если бы чудь не имела свойство утекать из любой другой тары…

Так. Чудь и серебро. Не об этом ли говорит Батаня?

– Думаешь, ему нужен серебряный сундук в качестве дома? – я невольно усмехнулся. – Вариант. Вот только где мы такой найдем? А даже если найдем – не расплатимся.

К сожалению, способ разбогатеть, прекрасно работавший для Бесчудья, совершенно не имел обратной силы в нашем мире. Единственное, что я мог бы более-менее успешно здесь продавать – это конфеты, но ходить по ярмаркам в ярком колпаке и зазывно выкрикивать приглашения отведать сластей заморских – не то, чем я мечтал заниматься всю жизнь. И я точно не собирался тратить с таким трудом собираемую чудь на открытие межмирных врат, чтобы добыть конфет. На одно такое чудодейство нужно было целых две крынки чуди, а в иных местах – и все три.

Батаня перестал стучать и весь разом как-то сник, да и мне было как-то паршиво. И страшно за багана.

– Может, сделать чудодеев схрон? – после долгого раздумья предложил я. – Все знают, что чудодеево имущество трогать нельзя.

Батаня приободрился. Как и баган, которому я рассказал наш план, терпеливо дождавшись, пока хозяин хлева выспится.

– Добре, чудодей, – сказал он. – Не стану я аки мышь от кота бегать. И коровок своих на пастухов бестолковых человечьих не оставлю. Но коли поможет знак твой от твари схорониться – поклон в пояс тебе от меня будет.

– На том и порешим, – кивнул я. – Покажи место, где знак рисовать.

Дом у багана был там, где ему должно быть: на чердачном сеновале, аккурат над стойлом любимого быка Баски. Огороженный чудскими чарами угол как бы выпадал из поля зрения людей, и те не видели ни соломенную кровать, ни самодельную довольно справную мебель, ни кухонную утварь, либо тоже сделанную самим чудицей, либо стащенную когда-то у людей.