А. Райро: Государственный Алхимик

Глава 1

"Ничто не происходит без достаточного основания".

Закон логики

***

– Расслабьтесь, парни! Сегодня точно ничего не случится!

Мне, конечно, никто не поверил.

Я надел защитные очки и окинул взглядом группу студентов-алхимиков, собравшихся в лаборатории.

– Ага, в прошлый раз ты тоже так говорил. – Один из парней шагнул назад, подальше от меня и стола с реагентами.

За ним отошли остальные студенты.

Я перевёл взгляд на профессора Быковского – маленького щуплого старичка лет восьмидесяти.

– Ну вы-то мне верите, Иван Борисыч?

– Верю я только в одно, Ломоносов, – вздохнул профессор, – что сегодня вы наконец пересдадите экзамен и оставите алхимию в покое. Ради всего живого во Вселенной.

Кто-то из студентов тихо рассмеялся, но остальным было не до смеха.

Быковский скептически поджал губы – да так, что те почти исчезли за пышными седыми усами.

Ростом он едва доставал макушкой мне до груди и рисковал пострадать больше остальных. Лишь профессорский статус не позволил ему отойти подальше вместе со всеми.

– Итак, господа! – начал я, беря в руки огнеупорный горшок для плавления элементов. – Сейчас я приготовлю алхимическую смолу «Костяной Лак» из области Классической Трансмутации. Для этого необходимо нагреть в тигле три части смолы терновника до выделения синего дымка.

Через минуту нагрева в алхимической печи из горшка со смолой действительно пошёл синий дымок.

Ага, хороший знак.

Взяв щипцы, я достал горшок из печи и водрузил на специальный держатель на столе.

– Затем добавляем одну часть порошка китовой кости. Фосфаты кальция связываются со смолой. Ждём реакции с выделением газа.

Реакция не заставила себя ждать.

Смесь в горшке активно забурлила, держатель задрожал, в нос ударил запах тухлятины.

Студенты сделали ещё шаг назад.

Профессор Быковский не двинулся с места. Он всё ещё верил, что я никого не покалечу и сдам экзамен, после чего оставлю алхимию в покое.

– Затем добавляем три капли жидкого железа, – продолжил я. – А после процесса амальгамации происходит горячее окисление, смола должна почернеть.

В горшке зашипело и коротко вспыхнуло чёрным.

Студенты отшатнулись в стороны.

Профессор Быковский удержал себя на месте, зато лицо у него стало какое-то обречённое.

Я прокашлялся.

– Ну и последний штрих. Добавляем в смесь каплю крови драконовидного быка. Так создаётся волокнистый коллагеновый лак. Покрытое этим лаком оружие не тупится, а броня выдерживает мощнейшие удары. Из побочных эффектов – запах жжёной кости и небольшое свечение в темноте.

Я поднёс к горшку вскрытую ампулу со свежей бычьей кровью.

Студенты уже столпились у выхода из лаборатории, а вот профессор Быковский остался стоять рядом со мной.

– Умоляю, Ломоносов, только не сожгите кабинет, как в прошлый раз… и как ещё четыре раза до этого, – прошептал он. – Если б не уважение к вашему легендарному предку, великому Михаилу Васильевичу, то я б давно вас отчислил и отправил бы на процедуру Избавления от магии.

– Всё будет хорошо, господин профессор, – заверил я. – Никто не пострадает. О, кстати! Совсем забыл добавить ртуть.

– Ртуть?.. Какую рту-уть? – вытаращился на меня профессор, будто сразу ужавшись вдвое.

– Вот эту, – улыбнулся я и достал из кармана ещё одну ампулу.

Затем вскрыл её, быстро отломив пальцами наконечник.

– Ртуть здесь лишняя… – начал было Быковский, но капля из ампулы уже упала в горшок.

Смола вспенилась, тигль затрясся вместе с держателем, а потом – и вместе со столом… с полом… с кабинетом…

– ЛОЖИ-И-ИСЬ! – выкрикнул профессор и ухнул вниз, на пол.

Студенты ломанулись в дверь, устроив давку.

Через несколько секунд кабинет перестал дрожать, смесь в горшке успокоилась и начала превращаться в прозрачный костяной лак.

– Ну вот, Иван Борисыч, – улыбнулся я, – а вы боялись. Ртуть никогда не бывает лишней. Получился лак наивысшей пробы, сами посмотрите…

Не успел я договорить, как горшок со смесью затрещал.

Профессор вскочил, толкнул меня на пол и тут же упал рядом со мной, прикрыв голову руками.

Раздался короткий, но смачный хлопок.

Ну а потом последовал долгоиграющий взрыв.

Около минуты пришлось лежать и слушать, как осколки горшка летают по лаборатории, разнося всё вдребезги: колбы, мензурки, трубки.

Всё это время сверху на нас летели щепки, штукатурка, осколки и пыль. Пару раз проскакивали молнии, накатывали волны жара, вони и дыма.

Когда всё наконец закончилось и наступила тишина, профессор закашлялся, сел на полу и схватился за лоб, оглядывая разрушенную лабораторию.

– Клянусь таблицей Менделеева, – выдавил он, – сегодня же вы вылетите из академии. И мне плевать, что вы из рода Ломоносовых. Я не желаю больше видеть вашу персону в этом учебном заведении. Вместе с вашей ртутью!

«Ну наконец-то», – подумал я с облегчением и не сдержал довольной улыбки.

На самом деле ради отчисления весь этот цирк и затевался.

Мне пришлось изрядно напрячь мозги, чтобы придумать, как довести смесь в горшке до нужного взрыва. Ну и профессора – заодно.

– С чего такая улыбка, студент? – сощурился тот.

– Да так, – пожал я плечом, – за вас радуюсь. И за всё живое во Вселенной.

– Да вы издеваетесь?! – зашипел Быковский, вскакивая с пола, как молодчик. – Плавиться вам в Атаноре, негодник!!!

Его седые усы будто поседели ещё больше.

Он всплеснул руками и выпалил всё, что обо мне думает:

– Вы – худший алхимик за всю историю алхимии! Вы родились с самым убогим даром из возможных! Ваша магия никогда не принесёт пользы обществу и нашей доблестной армии!.. И вообще… вам известно, что я состою в Государственной Комиссии по процедуре Избавления от магии? Так вот имейте в виду, что вы уже на очереди! Я Председатель Комиссии и подтверждаю, что вы ни на что не годны! ВЫ ОТЧИСЛЕНЫ! И скоро вы подвергнетесь процедуре Избавления! Пути назад нет! Сегодня же поставлю в известность вашего отца! Надеюсь, вы осознали, какой кошмар вас ждёт?! Осозна-а-али?!

Лицо несчастного профессора перекосило от гнева.

– Осознал, Иван Борисыч, ещё в детстве осознал, но спасибо, что напомнили, – ответил я, поднимаясь с пола и отряхивая пыль со штанин.

– Вот и помните об этом всегда!!! – рявкнул профессор.

В ответ я опять пожал плечом.

Быковский мог быковать сколько угодно. Лично для меня экзамен прошёл на отлично, потому что алхимия – последнее, чем я хотел заниматься.

Хотя вряд ли в этом мире нашёлся бы хоть один человек, мечтающий о процедуре Избавления. Ну где вы видели мага, который хочет, чтобы его лишили магии, и даже специально провоцирует для этого события?

Хм-м…

А я есть.

Приятно познакомиться.

***

– Илья, отец тебя убьёт! Или ещё хуже – отправит на процедуру Избавления, а потом в монастырь! Разве ты хочешь в монастырь?

Это первое, что спросил у меня старший брат Оскар, когда я уселся в салон нашего семейного маго-парового экипажа. Громоздкий, как вагон поезда, и неприлично дорогой, он покатил по главному проспекту Архангельска.

Слова брата меня нисколько не напугали.

Во-первых, при слове «монастырь» я испытывал приятное чувство уюта.

А, во-вторых, весть о моём отчислении уже достигла родственников. Значит, всё прошло отлично. Чем быстрее узнают, тем раньше меня отправят на процедуру Избавления.

Именно этого я и добивался вот уже полгода – с того момента, как отец засунул меня в самую престижную академию страны, где обучали мирных магов.

Он же не знал, что я далёк от мирной магии, как ртуть от железа, и что моя цель – это ратная магия и Корпус Героев. Пусть даже в роли анонимного солдата, потому что другой роли мне там не светит.

– Но если задуматься, то хорошо, что тебя отчислили, – добавил Оскар. – В академии наконец-то поняли, что такой, как ты, не может быть настоящим алхимиком. Это же издевательство над нормальными магами и всей Ранговой Системой Просветления по шкале академика Маевского!

Я не среагировал на его желчь, хотя в подобные моменты ехидный и тонкий голос брата невыносимо резал слух.

Он часто говорил фразу «Такой, как ты», потому что боялся сказать мне прямо в глаза: «Выродок», «Недоалхимик» или «Ртутный бездарь».

Ничего умнее этот кретин всё равно придумать бы не смог.

Он всегда был туповат, сколько его помню. Между нами было два года разницы, но умнее меня он точно никогда не выглядел, зато любил уколоть побольнее.

А ведь Оскар даже понятия не имел, кто я на самом деле.

Никто не знал о моём настоящем происхождении и о том, как я попал в новый для себя мир.

Это случилось восемь лет назад, когда я был ещё мелким пацаном. Мне было всего десять, и в своём родном мире я тоже был магом, только совсем другим. Настолько другим, что лучше бы удавился, чем притронулся к алхимии! Эта поганая магия и её адепты всегда были моими врагами.

– Чего молчишь, Илья? – ехидный голос Оскара опять резанул слух. – Мне порой кажется, что ты специально добиваешься того, чтобы тебя лишили магии. Возможно, вместо мозгов у тебя ртутный коктейль.

Он усмехнулся.

Я покосился на его холёную физиономию, на его зализанные гелем светлые волосы и золотой гербовый значок на груди. Невыносимо захотелось сломать Оскару нос, как пару лет назад уже случалось, но я лишь смерил брата безразличным взглядом и отвернулся в окно.

Этот урод мог язвить сколько влезет – у меня была своя цель, а глупая драка могла всё испортить.

Я и так слишком долго ждал.

И слишком много вытерпел.

Тогда, восемь лет назад, я очнулся в теле своего одногодка – другого десятилетнего мальчика, тоже мага. Этого ребёнка звали Илья Ломоносов и в тот момент он умирал от лихорадки на кровати в госпитале, в окружении своей княжеской семьи.

Тогда казалось, что все его родственники только и ждали, когда он наконец подохнет и унесёт с собой в могилу бремя родового позора.

Но нет.

Благодаря мне тело Ильи выжило, а в нём поселилось моё сознание и часть моих магических сил.

И вот прошло восемь лет с того дня, а мне до сих пор кажется, что вся семья только и ждёт, когда Илья Ломоносов куда-нибудь денется.

Особенно этого хотел Оскар.

Он, как и все вокруг, отлично знал, что его младший брат владеет только самым паршивым из всех искусств алхимика, чем позорит свой легендарный род.

На процедуре Пробуждения магии у Ильи Ломоносова проявилась не сила золота, как у остальных в семье Ломоносовых, а сила… ртути.

Ртути, мать её!

Это было сродни издевательству, ведь ртуть не помогала создавать чистые вещества и высшие сплавы, а уж тем более алхимических гомункулов.

Это был приговор.

И ведь я попал не абы в кого, а в потомка единственного в истории страны Государственного Алхимика – Михаила Ломоносова, мага из первой касты «Золото и Солнце».

Да, он больше века как умер, но это не мешало потомкам пользоваться его именем и заслугами.

Мне же было плевать, что я ртутный алхимик, а не золотой.

Я люто ненавидел алхимию и с момента попадания тайно занимался восстановлением собственной магии, упорно и кропотливо. Правда, без особых результатов.

И чем больше я старался, тем чаще приходил к выводу, что мне мешает магия Ильи Ломоносова – та самая алхимия. Она блокировала мою личную силу, и я уже догадывался почему.

В своем прошлом мире я учился только одному – уничтожать алхимиков и их магию, а сейчас сам стал алхимиком. По иронии судьбы во мне слились две противоположные силы: алхимия и то, что её убивает.