В итоге я решил, что одна из магий должна пойти под нож – то есть под процедуру Избавления. Естественно, что это была ненавистная мне алхимия. Правда, процедуру Избавления можно было пройти только после наступления совершеннолетия.

А терпения и упорства мне было не занимать.

Эта цель заставляла меня вставать по утрам, улыбаться родственникам, которые меня ненавидят, продолжать тайно восстанавливать хотя бы крохи собственной магии, как-то жить, общаться, заводить друзей, принимать дворянские правила и в итоге даже ходить в академию.

Вот и сейчас, сидя с братом в семейном экипаже, я помнил о своей цели, поэтому пропустил его желчь мимо ушей и заметил с театральным трагизмом:

– Монастырь – это, конечно, жестокое наказание. Не знаю, как переживу. Наверное, попрошу пару симпатичных монашек составить мне компанию.

Оскар скрипнул зубами и собрался опять съязвить, но, напоровшись на мой тяжёлый взгляд, передумал.

Лишь через десять минут нервного молчания он всё же осмелился глянуть на меня и тихо сообщил:

– Отец в гневе. Срочно хочет тебя видеть. Говорит, что наконец принял решение насчёт тебя. Не знаю, что он решил, но мне почему-то кажется, что через пару часов магии у тебя уже не будет.

Он многозначительно улыбнулся и не стал ничего добавлять.

Как и я.

Добавить тут было нечего.

***

Домой мы вернулись через час.

В большом зале, где обычно проводили торжества и балы, принимали высоких гостей и созывали семейные советы, сегодня тоже было многолюдно.

Когда слуги проводили меня и Оскара в зал, то мы увидели не меньше трёх десятков родственников.

Это значило, что отец не просто принял важное решение – он собирался рассказать об этом всей семье.

Окружённый советниками, охраной и родными, князь Борис Ломоносов восседал в кресле, ожидая, когда мы подойдём ближе.

В дорогом костюме-тройке от модельного дома Зельц, в зелёной мантии с подбоем из редчайшего меха жёлтого соболя он выглядел королём мира. И, по сути, им являлся. Династий касты золотых алхимиков в стране было наперечет, и жили они роскошно.

Отец хмуро поглядел то на меня, то на Оскара, расстреливая нас блеклыми голубыми глазами.

На высокой спинке его кресла, как всегда, мерцал герб рода – золотая башня с алхимическими весами на шпиле. Символ победы алхимии над вселенским хаосом, равновесие между магией и наукой, миром и войной, жизнью и смертью, справедливостью и бесчестием, добром и злом.

Назывался этот герб – Башня Мер и Весов.

На этом гербе семья Ломоносовых клялась, на него уповала и на него же валила вину, если вдруг чего случилось.

– Ну что же, молодые мои наследники! – начал отец и стал ещё более хмурым. – Я наконец принял решение! Это значит, что пришло время обозначить ваши дальнейшие судьбы!

Прозвучало это пафосно и по ритуалу.

Всё, как надо.

В зале и без того было тихо, но сейчас воцарилась гробовая тишина. Только Оскар был слишком расслаблен, а из этого я сделал вывод, что свою судьбу он уже знает – папа сообщил ему заранее.

Я же внутренне напрягся, ожидая только одного – процедуры Избавления.

Отец, по обыкновению, начал с любимого сына, надежды рода и всего алхимического сообщества Архангельской губернии.

Он улыбнулся Оскару тепло и многообещающе.

– Что ж, сначала свою судьбу узнает мой старший сын, княжич Оскар Борисович Ломоносов, алхимик первой касты «Золото и Солнце», ранга Познающий Ученик, согласно Ранговой Системе Просветления по Шкале академика Маевского. Итак, внимай мою волю, наследник! А она такова, что ты породнишься с Домом Солонец – почтенной семьёй легендарных травников всего Русского Севера, давними нашими друзьями и верными союзниками.

Я покосился на Оскара.

Вот, значит, как.

Женить его собираются.

Да ещё и на травнице из рода Солонец. Вариантов там было немало: у семьи Солонец имелись две девушки на выданье и ещё три – возрастом помладше, на перспективу. И это не считая ещё одной, уже без подобных перспектив. Некоторые из них уже достигли ранга Прозревших Мастеров, так что Оскару придётся несладко.

– Через неделю, мой дорогой Оскар, готовься свататься по всем канонам, – добавил отец. – Не будем отходить от традиций магов-травников. Семья Солонец чтит их беспрекословно. Отдадим дань уважения самой древней магии в мире.

Он так и не назвал кандидатку Оскару в жёны.

Родственники зашептались.

Кто-то заулыбался, кто-то удивленно вскинул брови, а кто-то закивал, оценив успех Дома Ломоносовых – породниться с семьёй Солонец мечтают чуть ли не все знатные Дома Империи, но не каждому легендарные архангельские травники отвечают согласием.

Отец перевёл взгляд на меня.

В зале тут же повисла тишина. Напряжённая и взрывоопасная.

Прямо скажем, родственники меня с детства не особо любили. Это как любить чёрную кляксу на безупречно белом костюме.

– А теперь мой младший сын, княжич Илья Борисович Ломоносов, алхимик ранга Пробуждённый Неофит, согласно Ранговой Системе Просветления по Шкале Маевского. Итак, внимай мою волю, наследник…

– Простите, Борис Андреич, по протоколу вы забыли назвать его касту, – виноватым шёпотом напомнил отцу его помощник Виктор Камынин.

– Спасибо, Витя, – кивнул отец, затем прокашлялся и произнёс: – Алхимик пятой касты!..

Он сделал печальную паузу, чтобы все ещё раз прониклись семейным горем, и только потом добавил:

– Ртуть и Меркурий!

Все, конечно, прониклись.

«Ртуть и Меркурий» звучало не просто паршиво. Хуже было только слово «мертвец».

Опять послышались перешептывания родни, тяжкие вздохи и нервное хмыканье.

– Это непростое решение, господа, но необходимое, – добавил отец. – Я отправляю младшего сына… – Он опять замолчал.

Повисла очередная пауза.

Уже не печальная, а какая-то неловкая и в то же время зловещая.

«Ну говори уже! – мысленно поморщился я. – Отправь меня на процедуру Избавления! А потом – сразу в монастырь. А почему нет? Я вполне могу там устроиться, как мне надо. Зато подальше от алхимии и поближе к собственной магии. Там мне вообще никто мешать не будет. Если вдуматься, то монастырь – лучшее место для развития силы!».

М-да.

Никогда бы не подумал, что в этом мире я тоже захочу в монастырь.

Отец поднял руку и громко объявил:

– Я отправляю младшего сына на процедуру Избавления!

Весы на гербе вздрогнули и качнулись в одну сторону – в сторону справедливости. Для каждого – своей.

Я мысленно выдохнул. Наконец-то! Ещё чуть-чуть – и алхимия перестанет блокировать мои силы.

– Внесите сюда резонаторную капсулу для процедуры Избавления! – велел слугам отец. – Не будем откладывать! У меня уже есть полное заключение от Комиссии по Избавлению!

Он показал всем чёрный бланк с гербом Государственной Комиссии и крупной красной печатью, на которой отчётливо значилось:

ПРОЦЕДУРА ИЗБАВЛЕНИЯ – ОДОБРЕНО.

ПОДЛЕЖИТ ИСПОЛНЕНИЮ СОГЛАСНО ПРОТОКОЛУ.

Отец оглядел всех и добавил:

– Это не моя прихоть! Это решение Комиссии! Степень наказания равна степени вины, а суровость процедуры оправдана всеобщим благом для общества! И, как глава рода, я одобряю это наказание для моего сына! Пусть он простит меня, но так говорит мне воля Башни Мер и Весов!

Родственники зашептались, в ужасе глядя на Бориса.

Даже для такого позорного наследника, как я, это было слишком жестокое наказание. Говорят, в резонаторной капсуле некоторые маги умирали от болевого шока, а другие сходили с ума.

К тому же, процедуру проводили под наблюдением комиссии и всегда в государственных учреждениях – это был строгий закон.

Но не в этот раз.

Только что Борис продемонстрировал своё влияние и умение обходить законы.

Когда в зал вкатили громоздкую махину, очень похожую на несуразный стальной гроб с проводами, трубками, щипцами, крюками, магическими печатями и креплениями для обездвиживания жертвы, одна из дам упала в обморок.

– Боже мой! Борис, останови это безумие! – выкрикнул кто-то из родственников.

Но отец будто не заметил всеобщего ужаса.

Он поднялся с кресла и посмотрел на меня так, что холодок пробежал по спине.

– Ты готов, сынок?

Я глянул в сторону резонаторной капсулы, а потом молча направился к ней. И если б в этот момент я сказал, что мне не страшно, то соврал бы.

Было жутко настолько, что вспотели ладони, а в ногах появилась слабость.

Но я продолжал идти к капсуле.

Воображение уже нарисовало, как меня привязывают ремнями, как крышка стального гроба захлопывается, как вокруг вспыхивают магические печати, заканчивается воздух, как трубки с раствором проникают под кожу, а провода вонзаются в мышцы, как всё тело парализует и выгибается, как барабанит сердце, натягиваются жилы, хрустят суставы, и как из моего плеча живьём вырывают…

– Сынок! – услышал я позади голос отца. – Остановись!..

Глава 2

Крышка капсулы неожиданно захлопнулась.

Захлопнулась прямо перед моим носом!

А ведь до неё оставалась всего пара метров. Два шага до цели, к которой я шёл столько лет!

– Открой капсулу, пока живой, – процедил я, сверля глазами слугу, который закрыл крышку.

– Сынок! – ещё громче позвал отец. – Ты сошёл с ума?! За кого ты меня принимаешь? Я всего лишь решил напугать тебя. Понадеялся, что мой нерадивый сын возьмётся за ум. Но ты не испугался, паршивец! Ну и что мне с тобой делать?

Из толпы родственников послышался выдох облегчения.

Я обернулся и посмотрел на отца.

– Вы же сами сказали, что степень наказания равна степени вины, а суровость процедуры оправдана всеобщим благом для общества. Так в чём дело?

Борис снова уселся в кресло.

– Нет, Илья. У меня для тебя совершенно другое наказание. Чуть менее суровое, но тоже на благо общества.

– Другое наказание? – Я едва подавил в себе гнев. – Почему другое?

Отец вскинул брови.

– У меня ощущение, что ты на меня злишься. А если бы я приказал тебя четвертовать прямо здесь, а потом передумал, то ты бы тоже злился?

Не ожидая ответа, он отдал бланк с решением Комиссии секретарю, после чего махнул рукой и велел слугам:

– Уберите капсулу! Живо! Верните её владельцу! Надеюсь, эта вещь нам никогда больше не пригодится!

Я не стал смотреть на то, как уносят машину для Избавления, а моя цель снова от меня отдаляется.

Отец поправил воротник мантии и опять заговорил, обратившись уже к ошеломлённым и побледневшим родственникам. А ужаснуться было чему. Так поиздеваться над собственным ребёнком – на такое был способен только поистине жестокий отец.

Хотя издевательства ещё не закончились.

Похоже, они только начинались, потому что отец снова поднял руку и объявил:

– Итак, господа! Моя воля насчёт младшего сына более милостива и благодушна! Я ссылаю его в Дальний Дом! Это в Гнилом Рубеже, если вы все об этом забыли!

После этого родственники будто онемели.

Оскар тут же покосился на меня, изучая мою реакцию. А реакция у нормального человека могла быть только одна: «Да вы с ума сошли! Уж лучше процедура Избавления!».

Папочка решил спровадить меня не просто подальше от княжеского дома перед важной свадьбой.

Нет, он решил меня убить. Официально сослать туда, где не выживают такие, как я. Недели через две-три ртутный алхимик встретит там лишь счастливую и прекрасную смерть.

Гнилой Рубеж.

Ещё бы.

Эти проклятые земли считались территориями со своими особыми законами, больше похожими на беззаконие. Гнилой Рубеж находился на юго-восточных границах, рядом с одной из Зон Морока с колдунами и землями магического народа Шаньлин. Там же стояли Хинские Рудники – заброшенные шахты, зараженные ядом.

Плюсом ещё и Хребет Шэн, где скрываются летающие кочевники.