– Зуб даю, она ждет ребенка. Потому ему и пришлось на ней жениться.

Лотти знала, что это не так, но вспышка мстительной радости вытеснила в разуме Эстель жгучую зависть в адрес Генриетты с ее дурацким плоским веснушчатым носом. Генриетты, выходившей замуж за самого богатого мужчину в деревне, за мужчину, в доме которого она сможет вести жизнь изнеженной домохозяйки с мягкими руками. Вместо того чтобы подниматься до рассвета и работать в пекарне родителей, получая взамен лишь мускулы от замешивания теста да пятна от муки на невзрачных платьях.

– Я как раз подумала о том же! – прошептала в ответ Эстель и радостно шлепнула Лотти по плечу. Это привлекло внимание одной из монахинь, заметившей, как они вместе хихикают с края толпы. В наказание Лотти всю ночь отскребала оставшиеся после свадьбы грязные тарелки.

Оно того стоило.

Это мимолетное ощущение близости всегда того стоило.

Проклятие Лотти помогло ей в одном: стать той, с кем Эстель хотела дружить. Становиться ею раз за разом, снова и снова.

Лотти опять вернулась к старым детским привычкам.

– Бьюсь об заклад, Генриетта нарочно дала ему неправильные мерки, когда он делал заказ.

Этот спор она выиграла бы без труда. Лотти подслушала замысел в голове Генриетты, когда та месяц назад несла бланк заказа к почтовому фургону. Она злилась, что муж решил купить новые платья дочери, а не ей. Потому написала на бланке другие мерки. Так, чтобы дочери платья оказались велики, а на Генриетте сидели идеально. А девчонка пусть донашивает их, когда Генриетте они наскучат.

Она бросила конверт в почтовый фургон и пошла прочь. Лотти вдруг подумала, что может все исправить. Выхватить конверт, пока еще не поздно. Уберечь юную дочку Леннарта от унизительного момента, когда предвкушение сменится разочарованием при виде болтающихся рукавов только что надетого платья.

Но это было бы бессмысленно.

Монахини каждый день напоминали Лотти, что, несмотря на все ее усилия, она далеко не праведница. Даже если она поможет дочери Леннарта Хинде, ничего не изменится.

К тому же самой Лотти никто никогда не помогал. Ни рыцари из старых сказок. Ни бессмертный бергсра, который укрыл бы ее в башне от врагов. Ни даже жалостливая проклятая девочка, которая защитила бы ее от себялюбивой мачехи. Лотти никто ни от чего не защищал.

Услышав «догадку» Лотти, Эстель расплылась в ошеломленной улыбке, избавив ее от последних отголосков вины. Они уселись на садовую ограду за домом миссис Мюллер, и Эстель рассеянно вытащила из кармана сверток – две булочки с корицей из пекарни, завернутые в вощеную бумагу. Одну она отдала Лотти, которая жадно вцепилась в теплое тесто. Пустой желудок тут же отозвался урчанием. От завитков теста поднимался сахарно-коричный пар. Они быстро разделили свои булочки – Лотти отдала Эстель мягкую серединку и взяла у нее хрустящий внешний слой, хотя сама тоже больше любила серединку. Таков был привычный ритуал, возникший, когда им обеим было по шесть лет.

Но, даже поедая булочки, Лотти все равно чувствовала, как негодует Эстель. Это она должна щеголять в платьях из города. Ей городские наряды все равно шли больше, чем Генриетте. Лотти рылась в разуме Эстель в поисках чего-то, что поможет ее отвлечь, и вдруг наткнулась на обрывок злорадной мысли:

Хотя какая разница?

Когда я уеду с Конрадом в Вальштад, у меня будет навалом разных платьев.

Мысли работали не так, как слова. Они не шли одна за другой, медленно и по порядку, раскрывая лишь то, чего хотел поведать рассказчик. Мысли ничего не скрывали и обрушивались разом. Миг – и Лотти знала обо всем, что произошло с Эстель за эти шесть дней. Будто Лотти была рядом, а не сидела в яме среди шиповника.

Эстель обратила внимание на симпатичного сезонного работника со светлой щетиной, зашедшего в пекарню за причитающейся порцией хлеба. Когда он ослепил Эстель улыбкой, от которой екнуло в животе, она бесплатно дала ему кусок пряного яблочного пирога. С тех пор они встречались украдкой в тенях за амбаром после окончания дневных работ. Но Эстель все же вела себя осторожно и не решалась целиком отдаться мужчине, который через несколько дней уедет навсегда.

Но потом он произнес слова, вскружившие ей голову.

«Когда мы вернемся в Вальштад».

Теперь Эстель грезила не мужчиной, а городом.

Завтра, пока деревня будет отсыпаться после праздника, она сбежит и сядет в автобус, увозящий работников обратно в город. Она забрала деньги, которые родители прятали под половицами в пекарне, и отдала на сохранение Конраду. С этими деньгами она сможет продержаться, пока не найдет работу. Что-нибудь гламурное, например продавщица папирос, как в журналах. Или официантка в клубе, где бывают Хольцфалли.

Эстель собиралась уехать из Гельда, ни на секунду ни задумавшись о тех, кого оставит позади.

Даже о Лотти.

И она улыбалась, глядя Лотти прямо в глаза. Так же, как улыбалась Генриетте на ее свадьбе.

Она отряхнула руки от сахара и сказала, что ей пора возвращаться в пекарню, пока родители не заругались.

Эстель встала, забирая свое тепло, и Лотти ощутила, как холод монастыря вновь пробирается в ее тело. Но теперь он простирался на долгие годы вперед. Ее снова бросят. Она снова останется одна.

И Лотти поняла, что не может отпустить Эстель.

Сказка о лесорубе

Лесоруб и его жена

Не ходи в лес, дитя. Там подстерегают опасности, которые тебе пока не одолеть.

Теперь садись и помалкивай, а я расскажу тебе сказку о благородном лесорубе и его волшебном топоре.

Посреди древнего леса стояла крохотная деревушка Вальштад. Бедное маленькое поселение, чьи жители, как и жители всех других деревень, страшно боялись созданий, обитавших в темной чаще. Созданий столь же древних, как и сам лес.

Нёкки прятались в колодцах, хватали детей, отправленных за водой, и топили их. Тролли ломали стены хижин, как яичную скорлупу, и пожирали всех, кто был внутри. Плачущие сироты хныкали по ночам, как потерянные малыши, заманивая сердобольных матерей. А хитроумные волки, умевшие оборачиваться людьми, выслеживали юных дев, собирающих цветы на лужайках, и проглатывали целиком.

На окраине Вальштада жил молодой лесоруб с красавицей-женой. Жили они бедно, но не знали ни голода, ни холода. И были счастливы.

Но вот пришла темная зима и принесла снегопад, которому не было конца. Поговаривали, что виной тому стала междоусобица снежных великанов в горах. Как бы то ни было, снег шел день за днем, неделя за неделей, а потом и месяц за месяцем. Молодой лесоруб трудился не покладая рук, но продал все дрова, которые нарубил, а себе не оставил ничего. Без огня в очаге их дом остыл, есть было нечего, а в двери им скреблись лесные твари.

Однажды утром, когда за окном завывал студеный ветер, лесоруб, глядя, как его жена ворошит угли в надежде найти хоть искру света, понял, что ему придется взять топор и отправиться в опасную чащу.

Но какое бы дерево он ни пытался срубить, все они оказывались промерзшими насквозь и лишь разлетались на щепки под ударами топора. Лесоруб углублялся все дальше и дальше в лес, пока совсем не заблудился.

Много часов он пробирался по снегу, пытаясь найти дорогу к дому, пока вдруг не вышел на лесную опушку. Град больше не бил его по лицу, мороз не кусал за пальцы, сугробы не доходили ему до пояса. Ледяной ветер шумел в деревьях позади, но на самой опушке было тепло, как весной, на земле росла зеленая травка, а луна, пробивавшаяся из-за густых зимних туч, светила почти так же ярко, как полуденное солнце.

Посреди опушки стояло самое прекрасное дерево, какое лесоруб видел за всю жизнь. Кора блестела золотом и серебром, а рубиновые и сапфировые прожилки сверкали в лунном свете.

Лесоруб занес было топор, но тут из дерева послышался голос:

– Не надо, добрый лесоруб. Молю, не срубай мое дерево. Вместе с ним погибну и я.

Лесоруб был в отчаянии. Вернись он с пустыми руками, его и его жену ждет неминуемая смерть. Но он не мог не внять такой отчаянной мольбе и потому опустил топор.

В тот же миг в стволе дерева появилось лицо. Затем рука, нога, и наконец из сердцевины древа вышел хульдрекалл с кожей и одеянием из золотой коры, с волосами из рубиновых листьев и венами из серебряной смолы.

– Благодарю тебя, почтенный лесоруб. – Хульдрекалл был бессмертен и правил всеми, кто жил в лесу. И все же он поклонился лесорубу. – За твою доброту я исполню любые твои желания.

Желания лесоруба были незамысловаты. Он хотел вернуться к жене. Принести с собой достаточно дров, чтобы им хватило до весны. И защитить любимую от лесных чудовищ, скребущихся им в дверь. Хульдрекалл удивился столь скромным просьбам и повторил свое предложение. Он сказал, что может дать лесорубу все сокровища из королевской казны. Но благородный лесоруб лишь покачал головой. И хульдрекалл исполнил его скромные пожелания.

Сначала он дал ему кольцо, свитое из золотистых ветвей его дерева. Это кольцо, сказал хульдрекалл, укажет и осветит лесорубу путь через чащу, куда бы тот ни пожелал направиться.

Потом хульдрекалл протянул руку и отломил с дерева ветвь покрупнее. Изогнувшись, ветвь приняла форму острого топора – лучшего из всех, какие лесорубу доводилось видеть. Хульдрекалл вручил лесорубу топор и пообещал, что им можно будет свалить любое дерево с одного удара.

– Сруби деревья вокруг своего дома в форме круга, – сказал хульдрекалл, – и ни одна лесная опасность не преодолеет эту границу.

Таков был его дар лесорубу. И его детям. И детям его детей. Пока потомки лесоруба будут хранить топор, хульдрекалл будет их защищать.

Глава 3
Тео

Когда-то рыцари совершали великие подвиги. Сражались в битвах, спасали принцесс, охотились на чудовищ.

Но теперь все битвы были выиграны. Правители больше не носили корон. А чудовища попрятались в лесах.

Этим утром Теодрик Риддер, рыцарь дома Хольцфалль, связанный клятвой потомок Хартвина Риддера, охотился на сбежавшую наследницу.

Из бара «Эш» как раз выходили неровным шагом развлекавшиеся всю ночь посетители, подслеповато щурясь на восходящее солнце. Пробираясь через подвыпившую толпу, Тео разыскивал взглядом копну темных волос. В прошлый раз, придя забрать отсюда Нору, он обнаружил ее стоящей во весь рост на столе – она строила башню из фужеров для шампанского. Вокруг собралась золотая молодежь из 1-го круга, подбадривая ее и ахая, когда башня накренялась. Как только в бар вошел Тео, Нора повернула к нему голову. Даже такого крохотного движения хватило, чтобы фужеры зашатались и обрушились, разбиваясь вокруг Норы и сверкая, как звезды.

Под утренним светом осколки стекла казались лишь мусором, оставшимся с прошлой ночи, как и потерянные перчатки и безделушки. Дневной свет забирал все очарование подобных мест. Среди беспорядка стояли несколько посетителей. Те, кто был слишком пьян или слишком богат, чтобы их выставили за дверь.

Тео хватило одного беглого взгляда, чтобы понять: Норы здесь нет.

Каждого Хольцфалля всегда должен был сопровождать рыцарь. Даже братьев Мерси Хольцфалль. Они утратили всякое влияние, проиграв в испытаниях, но все же оставались связаны с самой могущественной женщиной в городе. Никто не хотел повторения инцидента с похищением Фелисити Хольцфалль, случившегося пятьдесят лет назад.

Или убийства Верити Хольцфалль.

Нора, само собой, считала себя исключением из всех правил.

Тео разбудила посреди ночи командор Лиз Риддер, предводительница рыцарей. На миг, до того еще, как окончательно проснуться, Тео будто бы вернулся в ту ночь, когда его разбудили в прошлый раз. В ночь, когда была убита Верити Хольцфалль.

И когда Аларик погиб вместе с ней.

Потом Лиз произнесла: