Нора же обладала даром перемотки – то есть могла видеть прошлое в любом предмете, запечатлевшем изображение. Лучше всего подходили зеркала и фотографии, но при необходимости могла сгодиться любая отражающая поверхность. Как-то раз Нора перемотала пузыристое изображение на фужере с шампанским.

Большую часть столика занимала огромная ваза с розами, но свободного пространства должно было хватить, чтобы… Вот оно! Перематывая отражение на блестящей древесине, Нора увидела две светловолосые головы.

Констанс и Клеменси, которых привел их отец.

А следом за ними – Модести и ее мать.

Чудесно. Все ее кузины уже собрались. Несомненно, в надежде произвести хорошее впечатление на бабушку. Да, пунктуальность – это добродетель, но, с другой стороны, приходить слишком рано тоже невежливо. Позже Нора непременно озвучит это соображение за спинами кузин.

По крайней мере, ей выпал шанс на эффектное появление.

На ее бриллиантовый браслет были наложены чары бриза. При активации вырезанные на золоте схемы приводили в движение потоки воздуха вокруг владельца. Такие браслеты давно заменили изящные зачарованные веера, которыми раньше пользовались дамы в жару. Приближаясь к голубой гостиной, Нора перегрузила браслет магической энергией, превратив легкое дуновение в резкий порыв ветра.

Створки дверей распахнулись, и Нора предстала перед своей семьей. Пять лиц повернулись к ней с выражением шока, раздражения – или и того и другого.

Как приятно, когда тебя встречают родные.

– Нора! – Руки Констанс были крепко сжаты у нее на коленях. – Мы уже думали, что ты не придешь.

За столом оставались два свободных места. Тиски, сдавливающие грудь Норы, наконец ослабли. Она успела на завтрак раньше бабушки.

– Точнее, надеялись, что я не приду. – Щелчком пальцев Нора вновь активировала чары бриза, чтобы захлопнуть за собой двери. Не то чтобы для этого была необходима магия. Вся суть в том, что Нора могла себе это позволить. Констанс открыла было рот, потом снова закрыла, пытаясь подобрать вежливый ответ. Ее сестра, Клеменси, ее опередила.

– Мы волновались! – Клеменси была достаточно тактична, чтобы изобразить на лице беспокойство. Они с Констанс походили на близнецов, хоть и не были ими на самом деле. Констанс было семнадцать, Клеменси – пятнадцать. У обеих классические светлые локоны Хольцфаллей и молочно-белая кожа. Сегодня они даже оделись в одинаковые платья: одно желтое, другое розовое. Как фарфоровые куколки, слепленные по одному образцу.

– Мы как раз говорили, что надо отправить за тобой рыцаря. Мы это говорили, верно? – Клеменси махнула рукой в сторону сэра Галдрика Риддера, стоявшего у дверей подобно безмолвной статуе. Нора не сумела подавить смешок. У Клеменси не было права посылать рыцарей даже в магазин, а уж тем более за Норой. Не говоря уже о том, что за ней наверняка отправили кого-то в тот самый момент, когда обнаружили ее побег из-под надзора.

На столе, накрытом белой льняной скатертью, красовались семь сервировочных майоликовых тарелок с изящной росписью, четырнадцать пар серебряных вилок и ножей с ручками из слоновой кости и семь высоких хрустальных бокалов с выгравированными магическими узорами, призванными охлаждать напиток.

А также древний топор, воткнутый в самый центр стола.

Обычно Мерси Хольцфалль предпочитала ставить на это место вазы с каллами, но сегодня был особый день. Пусть их семья уже давно не работала лесорубами, традиции остались прежними.

Нора не в первый раз видела древний топор Онора Хольцфалля. Но сейчас, вонзенный в стол, он пробудил в ней предвкушение, которого никогда не пробуждал, вися на стене бабушкиного кабинета.

Констанс была старшей из кузин, но ее, вопреки обычаю, не усадили по правую руку от главы семьи. Это место пустовало, дожидаясь Норы. Должно быть, из-за этого на лице Констанс застыло такое кислое выражение.

На другом конце стола, предназначенном для наименее важных особ, сидело предыдущее поколение. Точнее, то, что от него осталось.

Когда-то у Мерси Хольцфалль было пятеро детей.

Проспер, Грейс, Верити, Пейшенс и Вэлор.

Из них в живых остались трое.

Но лишь двое присутствовали в гостиной.

Дядя Проспер, отец Клеменси и Констанс, развалился на стуле, угрюмо вертя в пальцах серебряный зачарованный портсигар, сохранявший сигареты свежими. Пустая трата магии. Дядя Проспер никогда не давал сигаретам залежаться.

Рядом с ним с идеально прямой спиной сидела тетя Пейшенс, кидая на брата раздраженные взгляды каждый раз, когда портсигар ударялся о стол. Напротив расположилась ее дочь Модести.

Примечательно, что тети Грейс нигде не было видно.

Норе не следовало этому удивляться. У тети Грейс не было детей, которые могли бы принять участие в Веритас. Но лишь сейчас Нора поняла, что в глубине души рассчитывала на поддержку своей любимой тети, будучи единственной претенденткой, оставшейся без родителей.

Но тетя Грейс, вероятно, как раз ложилась в постель, как следовало бы и Норе.

– Что ж, к несчастью для вас, я пришла. – Нора заняла свое место справа от бабушки, и Констанс наморщилась еще больше. Ее лицо всегда выдавало, о чем она думает. Судя по карточным долгам Проспера Хольцфалля, эту особенность она унаследовала от отца. С насмешливой улыбкой Нора добавила: – От меня вам так просто не отделаться.

– Значит, придется потрудиться. – Модести рассмеялась, стараясь обратить искренность в шутку.

Тетя Грейс и Верити Хольцфалль были настоящими сестрами, такими, какими обычно описывают сестер. Подругами и союзницами во всем. Нора проводила с ними столько времени, что почти забыла, как презирают друг друга все остальные члены семьи. Дядя Проспер и тетя Пейшенс ненавидели Верити за победу в испытаниях. Ненавидели тетю Грейс за то, что она не ненавидела Верити. И ненавидели друг друга за деньги, которые тащили из семейного состояния, тем самым урезая свое содержание.

Нора всегда знала, что кузины ее не любят. Они выказывали почтение, пока ее мать была Наследницей. В один прекрасный день Нора унаследовала бы все богатство и всю магию их семьи, и им пришлось бы либо найти работу (страшный позор), либо удачно выйти замуж, либо зависеть от нее до конца жизни.

Она видела, как то же самое происходило с предыдущим поколением. Чем глубже увязал в карточных долгах дядя Проспер, тем чаще он появлялся у них с матерью на пороге с сияющей улыбкой и бутылкой шампанского для «любимой сестры». Но когда ему везло, он не уделял Верити ни минуты.

Пока нормальные дети играли в куклы, кузины Норы плели интриги. Скорее всего, они знали, что не смогут никого провести. Впрочем, Нора тоже играла свою роль: притворялась, будто принимает их подхалимство за настоящую дружбу.

Теперь игра изменилась.

Со смертью матери Нора лишилась гарантии того, что станет следующей Наследницей. И много лет сдерживаемая ненависть кузин выплеснулась наружу. Но вместе с тем она по-прежнему могла выиграть. Ее шансы на Наследие составляли один к четырем. Нора обвела стол испытующим взглядом. Будь она азартна, как дядя Проспер, то оценила бы свои шансы и повыше, чем один к четырем.

У привычки держать кузин на расстоянии вытянутой руки был один недостаток: Нора не слишком-то хорошо их знала. Но недооценить Констанс и Клеменси, кажется, было невозможно. Как бы низко Нора ни ставила планку, эти двое всегда ухитрялись под нее поднырнуть.

Однако от глаз Норы не укрылось то, что Модести усадили по левую руку от бабушки.

Равно как и ее скромное платье из серовато-бежевого кружева в цветочек. Оно подчеркивало ее светлые волосы и голубые глаза, а также идеально подходило к обстановке дома. Умно. Модести намеренно оделась так, чтобы казаться здесь своей. Норе с ее мираджийскими чертами лица такое было не под силу, что бы она ни надела. Хотя именно у нее было больше прав находиться здесь, чем у кого бы то ни было.

– Мы так и не дождались тебя на премьере вчера вечером. – Тетя Пейшенс наконец прервала напряженное молчание. – В газетах пишут, что актерская игра Модести была блистательна.

Когда-то тетя Пейшенс была эмпатом и могла считывать чувства окружающих. Проиграв в Испытаниях Веритас, она потеряла этот дар вместе со всей остальной магией. И, похоже, с чувством такта. Было неловко смотреть, как она пытается перевести все внимание на Модести.

– Ах да, Модести ведь работает. – Слова сочились презрением. Работали только нуждающиеся – те, кто нуждался в деньгах. К Хольцфаллям это не относилось. Впрочем, если бы тетя Пейшенс не начала проталкивать Модести в мир кинематографа, когда той было всего шесть, то к настоящему моменту наверняка разорилась бы. – Приношу свои извинения. Я не пришла, потому что скорее бы выцарапала себе глаза, чем лицезрела Модести два часа подряд.

Дядя Проспер на другом конце стола попытался замаскировать смешок кашлем, а вялое выражение на лице тети Пейшенс вдруг сменилось раздражением. Мать Норы и тетя Грейс любили смеяться, вспоминая легендарные истерики, которые закатывала в детстве Пейшенс. Предпоследняя по старшинству, всеми позабытая Хольцфалль. Дочь, угрюмо дожидавшаяся, пока ей перепадут крохи родительского внимания, львиную долю которого отнимали Грейс и Верити. Но порой ее недовольство перерастало в пылающую ярость.

Нора видела этот гнев в действии лишь однажды, когда ей и Модести было лет семь и тетя Пейшенс начала кричать на дочь и трясти ее из-за потерянной шелковой перчатки. Чтобы оттащить Пейшенс, понадобились трое рыцарей.

Тетушкино лицо покраснело, и Нора подумала: не выплеснется ли на нее прямо сейчас вся злоба, накопившаяся за шестнадцать лет? На такое представление она бы с удовольствием посмотрела. Но Модести заговорила первой, предотвратив взрыв.

– О, не волнуйся, милая кузина. – Модести самодовольно улыбнулась. – Ты еще увидишь меня на следующей премьере! Просто ты пропустила чудесную новость! Мистер Хильдебранд будет снимать фильм про Темперанс Хольцфалль.

Темперанс Хольцфалль, их предок, жила шесть сотен лет назад, во времена последнего короля Гаманикса. Юный король безумно влюбился в Темперанс и сделал ей предложение. Но она отказалась от короны ради участия в Испытаниях Веритас. Променяла жизнь королевы на шанс получить семейное Наследие. Ее посчитали недальновидной. Но ставка окупилась. Темперанс приняла участие в испытаниях вместе с шестью своими братьями и стала единственной выжившей. Король меж тем так и не женился и умер, не оставив наследников. Королевская династия прервалась, и Хольцфалли стали величайшей силой в государстве.

Поговаривали, что дети Темперанс сильно походили на короля. Нора, впрочем, подозревала, что эти слухи распустили сами Хольцфалли, чтобы еще больше возвеличить свою родословную.

– Вот как? – Нора привстала и потянулась за серебряным чайником на столе. Ее кузины вежливо сидели с пустыми чашками. Нора же была уверена, что ей простят даже убийство. Уж слишком рано налитую чашку чая, во всяком случае, точно. – И он додумался до этого совершенно самостоятельно?

Дар Модести был одним из самых коварных в семье. Она могла заронить в чужое сознание мысль, которая прорастала и начинала казаться своей собственной. Например, режиссер мог искренне считать, что он сам решил пригласить на главную роль Модести, а не кого-то по-настоящему талантливого.

– И он хочет, чтобы Темперанс сыграла я. – Модести сделала вид, будто не заметила намека на обвинение. – Говорит, что я выгляжу точь-в-точь как настоящая Наследница Хольцфалль.

Удар пришелся прямо в точку.

Хватило бы одного взгляда на портреты, которыми был увешан особняк, чтобы понять: Нора была чужой в собственной семье. Портреты сливались в бескрайнее море белой кожи, светлых глаз и еще более светлых волос. Темные волосы Норы среди этих золотых кудрей выделялись как чернильная клякса.