– Генерал был ранен. Сильно ранен! Он лично возглавил атаку, – продолжил полковник, а я замерла, ловя каждое слово. – Я восхищаюсь его подвигом. Хотел бы я поправиться до парада в честь победы!

“Сильно ранен!” – эхом прозвучало внутри. Руки дрогнули, когда я доставала флаконы с сердечными каплями.

– Скажу честно, то, что он сделал, – это просто безрассудство! – с гордостью произнес полковник, поглядывая на флакон в моих руках.

– Вы обязательно поправитесь, – тихо сказала я, отмеряя капли настойки, – но вам нельзя волноваться. Вам нужно себя беречь!

Ранен. Я с тревогой вспомнила генерала, ощущая внутри какую-то вину. Неужели он, когда узнал, что его невеста его не любит, и решился на безрассудный шаг? Может, ему приходилось идти на риск, чтобы сохранить честь или просто потому, что он был слишком гордым, чтобы признать свою слабость? Нужно было тогда просто побыть с ним! Просто остаться и поговорить! Может, тогда бы он не стал бы так рисковать жизнью!

– Он всегда сражался как дикий зверь. Я никогда не видел столько ярости! Я читал, что в этот раз он один сумел положить эберийское войско, защищавшее столицу, и разгромить дворец! Хотя обычно он куда более осторожный, но что-то в этот раз он пошел напролом. Словно смерти искал! – вздохнул полковник, его голос дрожал от волнения. – Честно сказать, из всех генералов семьи Моравиа Камиэль Моравиа – самый жестокий. Вот как в одном человеке может сочетаться такая жестокость и благородство? Но скажу тебе так, дочка – мужик он толковый. Я служил под его началом. У него есть чему поучиться. Только что ж он так решил рискнуть?

Он сделал паузу, словно погружаясь в воспоминания, и продолжил:

– Мы вместе воевали в Исмерии. Слыхала про Северный Форт?

– Да, конечно, слышала! – кивнула я. Я жадно ловила каждое слово, чувствуя, что тема генерала меня очень волнует.

– Вот и я жил там, в Лисмирии, на границе с Исмерией вместе с родителями, – начал полковник, – когда исмерийцы вторглись в Лисмирию, мне было всего шесть лет. Помню, как убили моих родителей. Мать успела спрятать меня в погребе, а потом меня нашла добрая женщина, чумазого, перепуганного и почти немого. Я даже не разговаривал! Я пожил у неё, а потом всех детей сирот отправили в Северный Форт. Меня усыновила одна хорошая семья майора. У них было столько дочек, а сына – ни одного. Вот и пошёл по стопам отца – быстро дослужился до полковника. Помню, как мама шила клетчатое платье себе и сестрам. Я тогда попросил мундир, как у папы, и она мне пошила из старого отцовского мундира куртку… Да, были времена… Генералу Камиэлю тогда было шесть.

– А генерал – ровесник ваш? – спросила я, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри всё сжалось от переживаний.

– Да, мы ровесники! Мне уже почти семьдесят! – вздохнул полковник. – А ведь не скажешь! Дочка у меня молодая. Просто я поздно женился.

– Тише, – мягко сказала я, чувствуя, как пульс учащается, – сейчас вам важно, чтобы у вас всё было хорошо. У вас скоро внук родится…

– Знаешь, дочка, – вздохнул полковник. – Я бы еще повоевал! Я скучаю по войне. Там все так просто было и понятно. Приказ есть приказ! Вот приказ – вот враг. Сразу видно, где чужие, а где свои. А в мирной жизни все посложнее будет! И приказов нет. Тяжело… Особенно без моей жены. Мари была для меня всем. Я как увидел ее в лазарете, когда лежал с ранением, так сразу понял – она. Она была дочкой главного врача. Приемной. Я ее еще маленькой девочкой помнил. Мы вместе с ней прятались в Лисмирии от войны. А тут я увидел девушку. Такую красивую, что у меня прямо сердце из груди чуть не вырвалось. Я и не заметил, как она выросла и похорошела. С тех пор мы не расставались. И вот уже три года, как ее нет с нами.

Я посмотрела на портрет молодой красивой кудрявой девушки, к которому были приколоты сверкающие награды.

– Понимаю, – улыбнулась я, стараясь его поддержать.

Кое-как, с помощью моих утешительных слов и легкой поддержки, мне удалось стабилизировать его состояние. Его дыхание стало ровнее, а взгляд прояснился.

– Выздоравливайте! – улыбнулась я на прощание.

Я прошла мимо его рано овдовевшей дочери, скорбно поджимая губы. Внутри меня что-то сжалось от чужой боли и чужой судьбы. Смотреть на такую трагедию было трудно, и сердце мое наполнилось сочувствием.

Но мысли вернулись к генералу. Значит, решился на безрассудство. Смерти искал! А ведь как он любил Беатрис!

На секунду меня кольнула мысль о том, что я могла поступить неправильно! А что было бы, если бы я не вмешалась? Что если бы Беатрис не сбежала? Что если бы после свадьбы она забыла о своем полуграфе-полиграфе и полюбила собственного мужа? Такой мужчина, как генерал, заслуживает любви! Что если это была просто влюбленность, которая выветрилась бы со временем?

От этой мысли настроение тут же испортилось.

Тогда бы генерал был бы счастлив. Он никогда бы не узнал об этой мимолетной влюбленности, не было бы ни безрассудного шага, ни серьезного ранения!

В каком госпитале он сейчас?

Как бы это разузнать?

Но вдруг какая-то странная тревога охватила меня. Словно мне было очень важно знать, что с генералом!

"Брось, да перестань! Он же совершенно чужой человек!" – пыталась я успокоить себя здравой мыслью. – "У него есть родственники, чтобы за него переживать! Ты для него никто! Тем более, что вы расстались вовсе не друзьями! К тому же это всего лишь твоя догадка! Может, эти события никак не связаны!"

И всё же, мне казалось, что между этими двумя событиями есть связь. И что я, совершая как бы доброе дело, невольно стала причиной этого ранения.

Я помотала головой, стараясь отбросить неприятные мысли.

К концу дня я чувствовала себя как трусы, поставленные на отжим в стиральной машинке. И устала, и измотана, и немного опустошена. Сделав несколько глотков крепкого чая, я приготовилась к новым вызовам, понимая, что впереди – еще много важных и сложных дел.

В этот момент в комнату проник тревожный голос.

– Госпожа доктор, – послышался он, – тут вас хочет видеть один мужчина.

Я насторожилась. Вся моя жизнь за эти дни превратилась в цепь неожиданных встреч и откровений. Первым моим мысленным порывом было предположить, что это – генерал. Эта мысль вдруг согрела меня. Я очень переживала за него. И хотелось бы узнать, что у него все хорошо.

– Он ждет вас в комнате для посетителей, – произнесла дежурная, а я устало поднялась и поковыляла.

Но когда меня привели в комнату для посетителей, я поняла, что ошиблась. Там сидел вовсе не генерал, а незнакомый пожилой мужчина. Сухонький, очень чопорный, словно вышедший из старинных книг или винтажной фотографии. Его лицо было бледным, а взгляд – холодным и сосредоточенным. Он словно не принадлежал этому миру, будто его, всего такого изящного и винтажного, достали с полки, отряхнули от моли и усадили в кресло прямо посреди комнаты.

– Мисс Аллегра! Вы так изменились! – вздохнул он, одёргивая манжеты, как будто хотел убедиться, что всё в порядке с его одеждой. – Я надеюсь, вы меня помните.

– Эммм… – потерялась я в догадках. – К своему стыду – нет!

– Я – поверенный вашей семьи! – откланялся незнакомец.

– Что вы хотели? – спросила я полушепотом я, ощущая легкую дрожь волнения в собственном голосе. Поверенные просто так не являются!

Поверенный взглянул на меня, словно разглядывал редкую ценность, и произнёс с холодной решимостью:

– У меня для вас ужасная новость…

Глава 11

– Какая? – едва ли не заикаясь, спросила я, пытаясь осмыслить услышанное.

– Ваш достопочтенный отец Эдверт Гриар скончался сегодня утром, – сухо произнёс господин, скорбно опустив глаза.

Я почувствовала, как меня сковывает внезапная слабость. В голове мелькнула мысль: «Ну и новость…» – и одновременно возникло ощущение, словно мне как бы должно быть не все равно, а мне по фигу.

– Очень жаль, – произнесла я, совершенно неискренне, понимая, что речь идёт о человеке, которого я никогда не знала.

– Поскольку ваша матушка скончалась несколько лет назад, – продолжил поверенный сухим и канцелярским голосом, – считается, что вы – единственная наследница состояния.

Мои брови удивлённо поднялись. Вот сейчас мне действительно нужен стульчик, чтобы присесть – срочно нужно прижать попу, чтобы на неё не налипли свежие неприятности.

– Какого состояния? – спросила я, чувствуя, как внутри всё сжалось. Тон поверенного был далек от радостного, и я чувствовала, что где-то кроется подвох!

– Состояния вашей семьи. Ваш достопочтенный отец, своей последней волей, пожелал, чтобы поместье и всё состояние семьи досталось именно вам, – объявил поверенный с мрачной торжественностью.

Я ошарашенно заметила:

– Он что, простил меня?

– Не совсем, – улыбнулся поверенный с легкой иронией. – Просто он разругался с вашим троюродным братом, который должен был унаследовать ваше поместье и родовую магию. Это случилось как раз перед смертью вашего достопочтенного отца, и по его воле завещание в последний момент было переписано на вас. Поэтому соболезную и поздравляю.

– Что же такое получается? – словно у меня в голове зазвучал тревожный звон. – У меня теперь есть поместье? Нет, нет, не может быть!

– Вот копия завещания, – заметил поверенный, протягивая мне бумагу. – Я уже отдал распоряжение о похоронах вашего отца. Вам также возвращен титул, фамилия и…

Он достал шкатулку с перстнем, открыл ее перед моим носом.

– И доступ к родовой магии.

Я долго молчала, ощущая, как внутри всё переворачивается. Несколько минут я обдумывала открывшуюся передо мной перспективу. Если еще пять минут назад я была бездомной, то теперь моя мечта о доме сбылась!

Мне захотелось ущипнуть себя, чтобы понять, не сон ли это.

– Ознакомьтесь с последней волей вашего отца, – с этими словами поверенный протянул мне документ, и я пробежала глазами по бумаге.

Что-то пробормотав, похожее на благодарность, я вышла в коридор, чувствуя себя словно в тумане. Сейчас я пыталась отдышаться от внезапно свалившегося на мою голову счастья! Нет, ну надо же!

– Не хотите прокатиться и посмотреть ваши новые владения? – спросил поверенный.

– Конечно хочу! – кивнула я. О большем я и мечтать не смела! – Только в конце рабочего дня. А то меня ждут пациенты!

Я с нетерпением ждала конца дня, думая о том, как же здорово, что у меня теперь есть свой дом.

– Я тут! – бросилась я к карете поверенного, чувствуя, как в душе цветут весенние сады.

Конечно, для скорбящей дочери я выглядела слишком счастливой, но меня это мало заботило.

И вот я уже сидела в экипаже, замирая от предвкушения. Сердце колотилось в груди, будто я только что пробудилась от долгого сна и теперь пыталась понять, где я нахожусь. Передо мной раскинулось поместье – огромное, немного заброшенное, с высокими стенами и огромными окнами. Не могу сказать, что оно выглядело особенно уютно, скорее – немного запущено, словно забытое богом место, которое когда-то было величественным и важным.

Я не могла поверить своему счастью. Вся моя жизнь – череда неожиданных событий, и вот оно: наследство, о котором я даже не могла и мечтать. Но внутри все еще было ощущение нереальности. Я ведь никогда не знала этого поместья, была в нем только один раз. А теперь оно – мое.

– А где здесь слуги? – спросила я, оглядываясь по сторонам, пытаясь понять, кто тут живет, кто ухаживает за этим имением.

Поверенный, сидевший рядом со мной, качнул головой и улыбнулся чуть с усмешкой:

– Ваш отец, покойный, дал расчет всем слугам. Всё было устроено так, чтобы они были обеспечены, даже если он ушел из жизни.

Я махнула рукой, не слишком слушая его. Внутри все еще крутилась одна мысль: «Это правда? Или мне всё это снится?»