Как и полагается, отец и сын встречали гостей у дверей. О, об их родстве можно было и не говорить, это понял бы каждый. Оба высокие, широкоплечие, они возвышались на две головы над толпою и казались воистину огромными. Но не было в них неповоротливости и неловкости, свойственной высоким крупным людям, – что старший, что младший казались затесавшимися в толпу бедных овец хищниками.

Солдатские парадные мундиры подчеркивали мускулистость рук, стройность торса, широкие плечи и сильную спину. Идущие перед Варей и Настасьей к выходу девушки нестройно хихикали в белоснежные перчатки, стреляли взглядом в Самуила.

«До чего же хорош собой», «А какая выгодная партия», «Проникновенный взгляд, подайте нюхательные соли, я сейчас потеряю сознание или самообладание. Еще не решилась…»

А Варвара смотрела вперед и ничего из того не видела. Сравнивала. Светлый волос почти как у Грия, но если у художника он переливался теплыми оттенками жидкого золота, у Брусилова он был сероват, неприметен, казался тусклым. Аккуратная линия носа, такие же широкие, как и у нее, четко выделяющиеся скулы, грубая, небрежная линия узкого рта. Не было в нем чувственности, он походил на статую из мрамора. Холодная красота. Неживая.

Она не сразу поняла, что вот уже несколько мгновений Самуил молча пропускает новоприбывших в дом, не рассыпаясь в благодарственном приветствии, как отец. Взгляд ее фиолетовых глаз упирался в его темно-серые, холодные и глубокие, словно грозовые тучи. И эти глаза насмешливо прищурились. Варя не увела взгляд, как полагалось поступать. Внутри поднималась волна невесть откуда взявшегося протеста, барыня выше вздернула подбородок.

Самуилу стоило бы отвернуться, разочароваться в вызывающем поведении. Его же, напротив, это позабавило. Уголок губы дернулся, неровно приподнимаясь, словно мужчина сдерживал улыбку, а затем он совершенно бесчеловечно и нахально ей подмигнул. Вызывая бурный всплеск негодования у оборачивающихся девиц.

Бесстыдство какое!

Варвара недовольно цокнула языком и, отвернувшись первой, с нажимом растерла переносицу. Так поддевает друг друга босоногая крепостная ребятня, никак не высшее сословие.

Совсем скоро они поравнялись с широкими дверьми, на пороге Артемий Агафонович склонился в приветственном полупоклоне, едва касаясь губами костяшек материнской руки, закрытых легкой бордовой перчаткой.

– Рад видеть вас и нашу превосходную Варвару Николаевну. Проходите же, совсем скоро мы присоединимся к вам.

«Нашу». Губы Вари изогнулись в вежливой холодной улыбке, приветствуя хозяев, она присела в поклоне.

– Для нас большая честь быть здесь, ваше высоко – превосходительство. – В голосе матери тягучей нежностью переливались лесть и раболепие. Ее поклон оказался глубже положенного. Чем заслужил генерал-аншеф такую изумительную покорность матушки? Всегда холодная, расчетливая и черствая, с высшими по чину она держалась уважительно, но гордо. Не позволяла заискивающим ноткам скользнуть в голос, ни единого разу не унизилась, принижая свой род и возвышая иных. О холодном, почти мужском расчете ее матери было известно каждому. А сейчас Варвара глядела и не узнавала. Это настораживало куда больше, чем отеческое «наша» из уст постороннего их роду мужчины. – Пойдем же, Варвара, судари еще порадуют нас своим вниманием.

Они шагнули внутрь, в просторный коридор и великолепную бальную залу с распахнутой дверью в сад. Свежий воздух врывался в поместье, от легкого сквозняка подрагивал огонь свечей, взлетали и опускались легкие оборки на пышных платьях. Привычный уклад.

Всюду сновали ухажеры, с поклоном интересующиеся, занят ли определенный танец, и томно улыбающиеся девицы, стреляющие хитрым взглядом из-под полуопущенных ресниц. Коварные волчицы в овечьих шкурах, стремящиеся затянуть в свои хитро сплетенные сети жениха побогаче, с сословием повыше.

В танцах было свое очарование, возможность унестись вслед за музыкой, наслаждаясь шумно трепыхающимся в груди сердцем. Здесь, как и на охоте, Варвара могла быть несдержанной, необузданной. Степенные медленные танцы сменялись резкими, наполненными страстью и жизнью. Быстро заполнилось карне, к вальсу стремительно разбились на четверки пары.

Запыхавшаяся, ожившая, она не пропустила ни единого танца. Раскраснелись щеки, загорелись глаза, от сдерживаемого смеха ужасно разболелись поясница и живот. Сегодняшний вечер запомнится ей надолго: словно соревнуясь в забавности, кавалеры припоминали неловкие случаи и рассуждали на легкие темы, искрометно блистая отменным чувством юмора. Было бы сложно иначе: фривольные, чувственные разговоры она категорически отвергала.

В промежутках между танцами младшая Глинка скользнула к столам – мать уже была там в окружении мужчин. Обсуждать дела на приемах было делом обыденным. Но редко когда дела эти так цепко и серьезно вела женщина – за долгие годы жизни без отца общество научилось видеть в ней не хрупкую сударыню, а равного партнера. Стекольная мануфактура Глинки расширялась, приносила стабильно высокий доход. Теперь матушка задумалась о возможности увеличить свои владения и приобрести в кредит несколько лесопилен. На вопросительно приподнятые брови Настасьи Ивановны Варвара расслабленно кивнула, широко улыбнулась. До танца еще есть немного времени, в горле першило и давно пересохло, хотелось пить. Прохладное вино расслабило, остудило пылающие руки и щеки. Захотелось снять перчатки и помахать горячими пальцами в воздухе, остужая бушующую в венах кровь. Может быть, перед банкетом ей удастся улизнуть в сад? Через открытые двери дурманил запах кустовых роз и гортензий, узкие дорожки вели вглубь, к мерно журчащему широкому фонтану.

От размышлений ее отвлек появившийся рядом Самуил. Воистину удивительно: как такой огромный человек может подобраться совсем незаметно? Его тихий голос прозвучал у самого уха, всколыхнулись подкрученные черные пряди волос, задетые его дыханием:

– Позволите пригласить вас на вальс?

– Как я могу отказать вам, ваше высокоблагородие? – Голос вздрогнул, в него тайком пробрались ехидные ноты. – Он вам отдан задолго до начала бала.

Не бывало в жизни Варвары такого, чтоб о танцах за кавалера просила собственная мать.

Чужая широкая рука в замшевой перчатке уверенно сжала протянутые пальцы. Зазвучал вальс. Романтический и безумный, дозволяющий куда больше, нежели иные танцы. Здесь было все: и плывущие повороты, и руки Самуила на талии, и ощущение короткого взлета, и падение сердца с очередным разворотом. Мужчина вел уверенно и легко, не тушуясь и не спеша. Разве можно было ожидать иного от их знаменитого рода?

Кружил ее, а затем притягивал непозволительно близко. Так, что трепещущее за ребрами сердце слышало гулкий стук чужого. Варвара подняла голову и снова встретилась с хищным прищуром темно-серых глаз. Уголок губ мужчины потянулся вверх в кривой усмешке.

– Вы прекрасно вальсируете, Варя. – Он намеренно переходил границу, понижая голос до бархатного шепота. Пальцы на талии дразняще сжались, большой очертил виток золотой вышивки. Варвара не растерялась.

– Варвара Николаевна, – поправила барская дочь с учтивой улыбкой ледяным голосом. Ей не хотелось флиртовать и слышать обольстительные речи. Она обещала танец, не большее, так отчего он чувствовал себя столь самоуверенно? – Мне лестно ваше внимание, но прошу вас: не переступайте границы дозволенного. Я не из тех, кто любит подобные игры.

Поворот, накал музыки, взлетели к потолку высокие ноты, ускорились танцоры. Теперь пары не просто кружились – летели над полом, переливались всеми оттенками платьев, мелькали темными фраками и белоснежными перчатками мужчин. Совсем скоро музыка оборвется, оставляя последние ноты сладким послевкусием.

Ответ не сбил дыхания, шумно выдохнув с последним словом, она послушно последовала за партнером, уводя взгляд в сторону. Самуил продолжал наблюдать за ней. Господи, Варя предпочла бы, чтобы он запнулся, отдавил ей ногу и у нее появилась причина улизнуть. Мерзавец танцевал слишком хорошо, но расстояния между ними бессовестно не оставлял.

– Разве? Я полагал, что вы подарили мне два танца с пылкой надеждой на нечто большее. – Самодовольно. Низкий голос завибрировал, запылал от самовлюбленной подначки. Варя резким движением вскинула голову, едва не запнулась, почти сбилась с быстрого шага.

– Мне не дали выбора. Не заставляйте разочаровываться в вас, ваше высокоблагородие. Я могу начать горько жалеть о том, что меня вынудили уделить вам мое внимание.

Он рассмеялся. Склонил голову, касаясь губами ее виска, и Варвара забыла о танце. Попыталась отпрянуть, выдернуть пальцы из уверенной грубой хватки, впервые она почувствовала, как ускользает уверенность в собственной силе. Так чувствует себя цыпленок, когда лис пробирается в курятник для жестокой кровожадной поживы?

– О, поверьте, вы успеете привыкнуть к моему вниманию, я научу вас щедро одаривать меня своим. Где ваша пылкость, которую прежде я встречал на охоте? Где тот огонь, который я вспоминал ночами? – Последний поворот – и танец оборвался. Мужчины разжимали руки и отходили для поклона, а они так и продолжали стоять в центре зала, Самуил провокационно прижимал ее к себе, касаясь дыханием волос. – Нет нужды сдерживать себя, Варя. С женихами дозволено куда большее, чем просто два танца.

С женихами? Воздух выбило из легких, перед глазами пошатнулся мир. Проклятое вино и жмущий корсет! Не было нужды волноваться, самоуверенный наглец хотел сбить ее с толку, не иначе. Стопа Варвары скользящим движением двинулась вперед, платье коснулось горячего бедра Самуила, а затем каблук чувствительно, с изрядным нажимом опустился на его ногу. Внутри бурлило негодование, щеки пылали. Пара начала привлекать лишнее внимание.

– Скорее черти полезут из ада, чем я выйду за вас замуж. Со всем моим уважением.

Не поверил. Снисходительно улыбнулся, выпуская ее из своей хватки. Медведь, не иначе. Лишенный манер, обходящийся грубой силой.

– Твоя мать дала свое благословение. До венчания осталось не больше месяца. А затем ты, вместе с необузданным нравом и ядовитым языком, станешь моей. – Короткий поклон в конце танца, но расчетливый взгляд до последнего цеплялся за ее побледневшее от сдерживаемой ярости лицо. – Каждый танец, каждый вдох и выдох. Скоро все это станет моим, я с нетерпением буду ждать того мига, когда сумею приструнить тебя.

Не дослушав, девушка развернулась резким рывком, почти бегом направилась к столам. Не могло быть это правдой, ее мать не могла оказаться настолько черствой и бессердечной, чтобы заключить союз против ее воли! Репутация неприступной, холодной девицы сыграла с Варей дурную шутку. Он всерьез возомнил, что ее поведение – брошенный вызов.

Настасьи Ивановны там не оказалось, она исчезла из бальной залы вместе с отцом Самуила. Злость разрасталась, поднималась к горлу обжигающей жаркой волной.

Гостиная, вестибюль, бильярдная и библиотека. Варвара распахивала каждую дверь парадной части дома. И нигде не находила мать. Когда взгляд поднялся к широкой лестнице, ступени которой были обиты темно-красным бархатом, цепкая узкая ладонь сжала предплечье так сильно, что ногти-полумесяцы чувствительно впились в кожу.

– Варвара, разве полагается гостям игнорировать обещанные танцы? С минуты на минуту музыканты начнут играть котильон. Тебе подобает быть рядом с гостеприимным хозяином усадьбы.

– Просто хозяином усадьбы? Или женихом? – Это прозвучало так любезно и натянуто, что стало очевидно: Варя раздосадована. Учтивая улыбка, сцепленные у живота руки, костяшки побледнели от силы, с которой переплелись пальцы. Стоящий подле Артемий Агафонович и не подозревал, что через пару мгновений кажущаяся спокойной, почти умиротворенной девушка может перемениться, показать настоящие клыки.

Настасья Ивановна знала о характере своей дочери куда больше, пальцы на руке сжались с такой силой, что Варвара рвано выдохнула, переступила с ноги на ногу. В нежном, казалось бы, легком голосе она услышала угрожающее змеиное шипение.

– Жених хотел донести добрую весть сам, я не могла отказать в столь романтичной просьбе. Ну же, не разочаровывай его долгим отсутствием, порадуемся позже.