Сперва я думала, что это чудовищный по размаху и бюджету розыгрыш, организованный коллегами с их убогим чувством юмора. Я искала скрытые камеры в резных рамах мрачных портретов предков, в щелях между темными дубовыми панелями, пыталась разговорить «актеров», задавая им абсурдные вопросы о квантовой физике или цене на бензин, ожидая, что вот-вот их маски дрогнут, и они не выдержат и рассмеются, хлопнув меня по плечу. Потом, когда реальность не рухнула ни через час, ни через день, пришла паника – острая, животная, сжимающая горло. Я просыпалась по ночам в холодном поту, прислушиваясь к непривычной тишине, нарушаемой лишь криком ночной птицы, и пыталась закричать, но из горла вырывался лишь хриплый, беспомощный шепот. А затем – странное, почти предательское спокойствие. Мозг, перегруженный абсурдом, доходящим до тошноты, просто сдался, отключил панику, как некорректную программу, и начал механически, с холодной отстраненностью бухгалтера, принимать правила новой игры.

Теперь, что вслух, что в мыслях, я уже спокойно произношу: «мои слуги», «мои крестьяне», «мои леса». Эти слова обрели плоть и кровь, стали частью моего нового ландшафта, таким же естественным, как дорожки в парке или очертания холмов за окном. Ирония судьбы была в том, что на Земле из своего у меня была лишь та самая двушка, а здесь я с легкостью оперировала понятиями, которые раньше встречала только в исторических романах. Чувство вины за это почти исчезло, вытесненное инстинктивным желанием выжить и… привыкнуть к роскоши иметь что-то большее, чем квартирная клетка. Это было похоже на вхождение в новую должность с неограниченными полномочиями, только масштаб иного уровня.

В усадьбе оказались не только слуги, но и полный комплект документов на мое имя, скрепленных печатями с гербом, из которых я следовала, что являюсь законной владелицей обширного поместья, и просторное книгохранилище на втором этаже. Я всегда любила читать. И потому первым делом засела за книги, как когда-то в детстве, зарывшись в энциклопедии, чтобы сбежать от скучной реальности. Теперь я сбегала в чтение, чтобы понять новую реальность. Это был мой способ составить техническое задание и ознакомиться с проектом под кодовым названием «Моя новая жизнь».

Я узнала, что мир, в который я попала, называется Ортанниар, что в переводе с древнего языка означает «милость богов». Название звучало пышно и оптимистично, но история, описанная в фолиантах, была такой же кровавой и полной интриг, как и земная: бесконечные войны за троны, закрученные династические браки, восстания и эпидемии. Здесь было четыре материка, несколько крупных островов и пять океанов, но ни эльфов, ни гномов, ни орков – никаких иных разумных существ, кроме людей, в летописях не упоминалось. Мир был строго, исключительно и тотально человеческим. Все чудеса, вся магия и весь ужас, описанные в хрониках, творились руками и умами людей.

Я жила в империи Альтрион на самом крупном материке, Арксинике. Мои владения располагались в ее центральной провинции, в десяти днях конного пути от столицы, города Аэриндель. Это было одновременно и далеко, и близко. Достаточно далеко, чтобы ко двору меня не вызывали по каждому пустяку, и достаточно близко, чтобы столичные веяния, указы и моды доходили до нас с завидной регулярностью через курьеров и торговые караваны. Мои предшественники, судя по всему, были людьми практичными и расчетливыми: усадьба, называвшаяся «Алые розы», была не просто резиденцией, а мощным хозяйственным центром. Поля, засеянные пшеницей, ячменем и кормовыми культурами, пастбища с овцами и крупным рогатым скотом, лесные угодья, дававшие строевую древесину и дичь, мельницы, небольшие железорудные шахты, кузницы, кирпичный заводик – все это работало, как отлаженный механизм, и приносило стабильный доход, аккуратно фиксируемый в приходно-расходных книгах.

Читая сухие строки отчетов и пожелтевшие страницы дневников прошлых владелиц, я ловила себя на мысли, что управление этой махиной было в разы сложнее, чем руководство отделом в моей прошлой жизни. Здесь не было компьютерных программ, автоматически сводящих баланс, и электронной почты для мгновенных распоряжений, но были управляющие, старосты, приказчики, и каждый из них мог оказаться как честным профессионалом, так и ловким мошенником, умеющим скрыть реальное положение дел за витиеватыми формулировками. Мне, Светлане Жарской, предстояло разобраться в этой системе, научиться читать между строк и проверять факты на месте. Книги были моим главным оружием и базой знаний. Они были моей картой и компасом в этом новом, странном и бесконечно увлекательном мире, где я была уже не менеджером, а светлостью, от решений которой зависели сотни жизней.

Глава 3

Мои размышления, в которых я пыталась сопоставить налоги с доходов от осенней ярмарки, прервал осторожный, но настойчивый стук в дубовую панель двери. Стук был определенным, ритмичным – три четких удара, выдержавших почтительную паузу. Так стучала только найра Эста.

– Войдите! – крикнула я, откладывая тяжелый фолиант с тисненым гербом рода на обложке. Кожаный переплет был прохладным на ощупь.

Дверь бесшумно отворилась на хорошо смазанных петлях, и в проеме возникла знакомая фигура. Это была найра Эста, экономка. Невысокая, плотно сбитая, она обладала той природной основательностью, что внушала доверие с первого взгляда. Ее темные, с аккуратной проседью у висков волосы были убраны под белоснежный, накрахмаленный чепец, а платье из прочной саржи темно-синего цвета сидело на ней безукоризненно, без единой лишней складки, подчеркивая практичную фигуру. От нее пахло свежим хлебом из утренней выпечки, сушеным чабрецом и легким, но стойким ароматом хозяйственного мыла – запах образцового порядка и безупречного ведения хозяйства.

– Ваша светлость, – ее голос был низким и ровным, как гудение улейного роя. Она совершила точный, почтительный поклон, не опуская надолго глаз – темно-карие зрачки на мгновение встретились с моими, оценивая мое настроение. – Я принесла список продуктов для закупки на ярмарке в Тревильском селе. Как вы и приказывали вчера после обеда.

Я кивнула, смахнув со стола невидимую пылинку. Сегодня найра Эста вместе с двумя самыми расторопными служанками и старым, надежным возчиком на тяжелой грузовой телеге должна была отправиться за покупками – пора было закупать все необходимые для осеннего консервирования и заготовок на зиму ингредиенты и тару.

– Присаживайтесь, найра Эста, – я указала на строгое кожаное кресло с высокими подлокотниками, стоявшее напротив моего массивного письменного стола.

Она опустилась на самый край сиденья, сохраняя идеально прямую спину, и протянула мне аккуратно сложенный в четверть лист плотной бумаги хорошего качества. Я развернула его.

Список был составлен убористым, каллиграфическим почерком, знакомым мне по всем кухонным отчетам. Чернила были качественными, насыщенного черного цвета.

«К закупке на ярмарке 23-го числа месяца августа

Сахар-рафинад. Белый, кристаллический, без примесей и желтизны. – Десять камней (для варений и цукатов, в особенности из айвы и груш-дичков).

Соль крупного помола, «каменная». – Пять камней (для засолки грибов и овощей в бочках).

Уксус яблочный. Крепкий, душистый, от проверенного поставщика. – Четыре больших жбана.

Пряности и специи:

Коричные палочки – один мешок (весом примерно с полпуда).

Гвоздика – один килограмм (отборная, с маслянистым блеском).

Душистый перец горошком – два килограмма.

Перец черный горошком – два килограмма.

Имбирь сушеный, молотый – один килограмм.

Мускатный орех цельный – десять штук (для самостоятельного помола).

Лавровый лист сушеный – один большой, плотный пучок (лист должен быть целым, не ломким).

Мед цветочный. Темный, густой, с пасеки старого Генри. – Две большие кринки (для медовухи и рождественских пряников).

Воск пчелиный для запечатывания крынок. – Пять килограммов (чистый, без примесей прополиса).

Горчичное семя. – Два килограмма (для засолки огурцов и приготовления соусов).

Хрен. Свежий корень, сочный. – Одна средняя корзина.

Лимонная цедра сушеная. – Один небольшой холщовый мешочек.

Дубовые бочонки малые, новые, на пробной заливке. – Три штуки (для моченых яблок и капусты с клюквой).

Глиняные крынки с широким горлом, глазированные внутри. – Две дюжины.

Пергамент чистый, качественный. – Один рулон (для упаковки сухих трав и пряников).

Примечание: по возможности, присмотреть свежих лимонов и айвы, если купцы морские будут и цена будет разумной. Не брать более пятидесяти серебряных за корзину лимонов».

Я пробежала глазами по списку. Все было логично, продумано и, как всегда у найры Эсты, с десятипроцентным запасом на бой, усушку и непредвиденные нужды. Она знала свое дело безупречно, до последней мелочи.

– Отличный список, найра Эста, – я положила лист на отполированную столешницу, рядом с песочницей и пресс-папье из горного хрусталя. – Только лимонов и айвы купите смелее, не экономьте. Пусть для мармелада и лимонных цукатов хватит. И… – я добавила уже от себя, вспомнив тонкий, сладковатый аромат из другого мира, – поинтересуйтесь, нет ли у кого из заморских купцов, с южных островов, семян или стручков ванили. Я слышала, это редкая пряность.

После краткого обсуждения деталей поездки экономка удалилась с почтительным, отработанным поклоном, ее шаги бесшумно растворились в густом ворсе коврового покрытия коридора. Я же, отодвинув тяжелое кресло, поднялась по широкой дубовой лестнице с резными балясинами к себе, в личные покои на втором этаже усадьбы. Прохлада, сохранявшаяся в комнатах благодаря толстым каменным стенам, и мягкий полумглин, царивший здесь даже в полдень, были приятны после утренней активности. Но покой был недолгим. Сегодня вечером должен был состояться торжественный ужин. Приглашены были все мои родственники по линии Д'Эруа.

А их у меня, как оказалось, было видимо-невидимо. Целая россыпь титулованных бездельников, чьи главные таланты заключались в искусстве появляться в нужное время в нужном месте с протянутой рукой и в умении тратить деньги куда быстрее, чем их получать.

Они, эти милые родственнички, стали появляться в усадьбе примерно через неделю после моего «возвращения к свету» после краткой, но нашумевшей болезни, словно стая стервятников, учуявших, что прежняя хищница ослабела или сошла с ума. Приезжали в нарядных экипажах, выходили с маслеными улыбками на тонких, подобранных губах, осыпали меня комплиментами, уверяли в своих самых теплых и исключительно добрых чувствах ко мне, «бедной сиротке, оставшейся без попечения отца», и тут же, не переводя дух, переходили к главному – клянчили деньги по любому, самому нелепому поводу.

Тетушка Аделаида, вся в черном крепе и с вечно влажными, красноватыми глазами, жаловалась, что без моей «скромной лепты» ее бедная Лилиана, моя кузина, так и останется старой девой, ведь приданое просто смехотворное, а жених такой знатный, просто души в ней не чает, но ведь его семья, известные скряги, смотрят только на капиталы…

Дядюшка Годфри, от которого пахло дорогими мужскими духами с нотками амбры и кожи, с пафосом рассказывал о том, что его фамильная карета, та самая, что помнит еще его прадеда-маршала, вот-вот развалится на ходу, позоря весь род Д’Эруа перед всем светом. «Неужели ты, дорогая племянница, допустишь такое унижение нашей фамилии?»

А кузен Робер, молодой щеголь с пустым, как вычищенный кошелек, взглядом, приходил с гениальными идеями «верного обогащения» – то ему нужно было вложиться в торговую флотилию, везущую шелка с Востока, то в новую модную таверну в столице, то выкупить долги одного «несчастного товарища», иначе тому грозит долговая тюрьма и вечное бесчестье!