И вдруг кто‐то из нас говорит: «Смотрите, троллейбус!» Мы видим какие‐то огни. Номер, естественно, неизвестно какой, но мы‐то знаем, что идти он может только в мою сторону. Мы выбегаем на дорогу, орем: «Остановите, пожалуйста!!!» Он подъезжает ближе, и мы видим большой ЗИЛ с кузовом. А на табличке, которая нам светила из темноты, написано: «Милиция». Это оказалась большая милицейская машина, на которой в кутузку отвозят. Милиция, прикинь! Мы – в кусты. Все разбежались в разные стороны. Я никого не могу найти. Машина спокойно себе проехала. Мы кое‐как собрались. Смеялись очень долго.

С горем пополам дошли до моей квартиры. Проголодались жутко, решили поесть. Пожарили шашлык на сковородке. Чёрный начал какое‐то блюдо готовить: он все, что у нас было – сыр, обрезки, какие‐то остатки чего‐то, колбасу, овощи, – покидал на вторую сковородку и засыпал сыром, соусами залил, майонезами. И назвал это блюдо «Асимметруха». Надо же было закусывать молодым организмам! Мы выпили, просидели до утра. Я помню прекрасно, у меня был магнитофон – кассетник «Весна». Чёрный тогда очень любил группу «Чайф». У него была кассета с песней «Внеплановый концерт на кухне». И вот мы эту песню на кухне, пьяные все, распевали до утра…

Рассвело. И мне все‐таки приспичило пойти на рыбалку. «Всё, встаем и идем на рыбалку!» – «Да ты на нас посмотри, чувак! Какая рыбалка?!» Но я все‐таки вытащил их из дома. «Ладно, никуда не поедем, пойдемте к ближнему морю, сядем там где‐нибудь!» А ближнее море – это северный район, там металлургический завод и море. Еще есть лодочная станция в Андреевской бухте. И там, у этой лодочной станции, мужики что‐то ловят. Тарана какого‐нибудь. И мы опять же пешком поперлись с удочками через весь город. Червяков потеряли. У нас в рюкзаке остается колбаса копченая и хлеб. Мы приходим, садимся. Пьяные-пьяные. Разматываем удочки. Червей нет. Я говорю: «А давайте на колбасу попробуем!» Я режу колбасу. Закидываем – не берет. Понимаем, что без червяков рыбалки не будет. Мы идем к мужикам. У нас осталось немного водки. Предлагаем бартер: «Мужики, давайте мы вам водки и колбасу, а вы нам червей?» Они, конечно, согласились, дали нам червей. Но у нас все равно ничего не получилось, рыба не клевала. Я, помню, там бросил удочку, в лом было тащить ее обратно.

Мы опять вернулись ко мне и легли спать. Вот так вот мы съездили на утренний клев. А! Еще один раз я на рыбалку сходил. Я ведь очень люблю рыбалку. Меня трясет, когда я подхожу к воде… Я рано утром решил пойти на рыбалку. Взял с собой донки, резинку. Резинка – это груз, резинка и леска с крючками. Как действует эта штука? Ты берешь за груз, накалываешь на крючки червяков и зашвыриваешь подальше. Все. Груз падает, крючки уходят в воду. Когда рыба клюет, ты просто тянешь за леску, резинка растягивается, ты вытаскиваешь рыбу, снимаешь с крючка, потом отпускаешь, и резинка снова оттягивает в воду всю эту конструкцию. Не надо все время забрасывать: просто вытащил, снял и отпустил. Очень удобная вещь.

Я рано утром забегаю к Ивану (он по пути на море живет), говорю: «Иван! Пойдем на рыбалку!» – «Чувак, какая рыбалка? Я сплю!» – «Ну и сиди дома, а я побежал!» И я прибегаю на рыбзавод, на стенку так называемую – это бетонные плиты в воде, уходящие вглубь. Они как бы очерчивают акваторию рыбзавода. Я прибегаю, а там сидят утренние сонные мужики. Посмотрели на парня, который так бодренько забежал. Мне же не терпится скорее забросить, что я и делаю: быстро все разматываю, насаживаю червяков на эту конструкцию, размахиваюсь и забрасываю. И эта штука летит и… улетает в море. Я забыл все соединить. У меня все улетело: в руках остался кусок резинки. Я стою и вижу: все, кабздец! Я постоял, пнул со злости банку с червями и пошел домой. Понимаешь, какая картина? Сидят мужики, а тут чувак радостный прибежал на море, зашвырнул удочку в воду, пнул банку и ушел. Мужики так посмотрели на меня: ну нормально парень порыбачил!

Я захожу опять к Ивану, говорю: «Долбаная рыбалка! Дай мне какую‐нибудь удочку!» Он такой сонный: «Что такое?» – «Да я свою, блин, выкинул!» Он мне потом рассказал: прибегает Рома такой радостный – пошли на рыбалку, убегает, прибегает через десять минут – дай удочку, я свою похерил. Рыбак, блин!

Вообще, в городе рыбалка была достаточно популярная вещь. Можно было сидеть на набережной возле яхт-клуба с удочкой и ловить бычка. Люди ходят по набережной, а ты сидишь и ловишь рыбу. Потом собрал удочку, пошел домой, накормил кошку. Не могу похвастаться каким‐то сказочным уловом. Сазана как‐то поймал на донку килограмма на полтора. Мы специально ездили на реку Миус, что впадает в Азовское море, и там ловили рыбу. На обычную удочку поплавочную я поймал рыбу под названием чехонь. Сантиметров тридцать с копейками. Она такая вытянутая, тощая, но жирная. Когда ее солишь, прямо жир течет.

Драки

Потихоньку о нашей группе «Асимметрия» стали узнавать в городе. Она уже вышла с чердака. Мы выступали на всяких самодеятельных концертах по случаю каких‐то праздников или политических мероприятий, выборов. Это поддерживал местный комитет по делам молодежи. Что играть, мы не знали, и как это делать – тоже. Я начал писать песни, когда из группы ушел Лёша Чёрный. Не было у нас с ребятами никакой конкуренции! Была просто идея, мечта играть вместе. Не было такого – сесть, прислушаться друг к другу, чтобы как‐то все зазвучало ритмичнее. Мы просто играли, кто как умел и как хотел. Что‐то из этого получалось. Лидером был я – приносил песню, мы ее кое‐как делали, я тогда не мог отследить и понять многих музыкальных вещей. Профессионализм в тех условиях не очень‐то и рос, заниматься особых возможностей не было.

В «Радуге» время было все расписано, так что чаще мы просто тусили – брали гитары и шли во Францию, так мы называли сквер в центре Таганрога. Почему мы не называли его Собачеевка или Урюпинск? Потому что Франция – это прекрасно! Богема, шарм. Там собирались неформалы – человек по пятьдесят-сто. А скверик очень маленький, открытый, с фонтанчиком. Там сходятся две главные улицы – Ленина и Греческая (раньше Интернациональная), где проститутки стояли. На пересечении этих улиц – парк Горького, а с краю – маленький скверик с фонтаном. Там все время было несколько гитар, девчонки, люди играли, пели песни. Ставили коробку для мелочи. Играли по очереди, менялись. Тусили, одним словом. На вырученные деньги брали вино и спускались к морю. Десять минут ходьбы. И там выпивали, терли, пели песни. Кто‐то с кем‐то крутил. Жгли костры. Утром расходились.

Часто туда приезжала милиция и винтила народ. Больше не по делу, а для отчетности – писали заявление о хулиганстве и просто отпускали. Все для галочки. Много было историй, когда забирали в милицию. Посидим в отделении полчасика – и на свободу с чистой совестью. Мы что‐то там подписывали типа «больше такого не повторится», и нас отпускали. Такая работа была у милиции. Меня там знали оч-ч-чень хорошо, не удивлялись новой встрече, здоровались даже. Один раз в колледж приходила бумага, но все как‐то замялось. Что такого? Ничего плохого в этом нет. Если б я украл там… Вот такой еще пример: шли мы как‐то из театра, обсуждали спектакль «Эзоп»: как этот Эзоп поступил, в чем мораль и т. п. Вдруг подъезжает милицейская машина, нас забирают. За что? Сказали, что мы громко ругаемся матом. Нас забрали, отвезли в кутузку, в отделение, написали заявление, рассказали два очень пошлых анекдота и отпустили. Вот так.

Вскоре после того случая нас вызвали с родителями в детскую комнату милиции. Меня и Ивана. Мы‐то взрослые люди практически, нам по шестнадцать-семнадцать лет. Но все равно вызвали, чтобы родители заплатили административный штраф и выслушали нотацию. И вот мы садимся в трамвай с мамами, они о чем‐то друг с другом трещат. Приезжаем, заходим в кабинет. Там сидит тетушка лет пятидесяти, такая вся правильная, в очках. Мымра. Мы сидим вчетвером напротив нее, и она начинает читать мораль: «Вы знаете, алкоголизм… все дела… а кем они вырастут? Почему не следите за своими детьми? Сегодня они ругались матом, а завтра они станут преступниками! Нужно следить за воспитанием детей! Как не стыдно!» Мы сидим, втыкаем. А напротив нас на стене висят разные агитационные плакаты типа «Мама, не пей!» И среди них один плакат здоровый: на черном фоне желтый цыпленок, а вместо лапок у него – два штопора. Мы переглянулись с Иваном, и у нас началась истерика. Мы начинаем давиться – ведь нельзя же смеяться. А мамы все поняли, тоже сидят и еле сдерживают смех, их тоже давит слегка. Мымра видит, что нам нехорошо, говорит: «Вам стыдно, ребята, да?» Ну и после этого мы, закрыв лица руками, мычим типа: «Да, да, нам так стыдно!» Она такая: «Выйдите, ребята!» Мы выбежали с диким хохотом на улицу, нам было стыдно туда возвращаться. Выходят мамы: «Что же вы делаете! Хоть бы дослушали до конца!» Мы заплатили какой‐то штраф и поехали по домам. Мама не грузила меня. Мама хорошая…

Меня вообще мало воспитывали. Мама говорила: «Это плохо, сынок, а это хорошо. А так лучше не делать». Воспитание в основном проходило на улице. Всем же понятно, что такое дружба, добро, зло. У нас была хорошая компания, мы все прекрасно понимали. А ссать в мыльницу в сортире первого в Таганроге казино – это не зло, это ребячество. Чтобы было весело, чтобы потом не выйти с ножом и кого‐нибудь не порезать. Я прекрасно понимал, что это плохо, но единственное зло я причинил умывальнику, это предмет неодушевленный. Убрать стул из-под друга – тоже не зло. Насыпать соседу в лимонад соли или перца – тоже не зло.

Бывало, в городе люди выходили с ножом. Время такое было. Ростов, все знают, криминальный город, а Таганрог – милицейский. Но разницы никакой – милиция все держит вместо банд, вместо братков, как одна большая крыша. Но даже при милиции все равно бывали случаи. Вспышки насилия. И все сразу знали, по городу говорили. Типа того порезали, этого. Но просто так тоже не резали. Задолжал кому‐то, не на ту бабу напал, не на того пацана нарвался, кого‐то обидел. Повел себя некрасиво. Просто так не резали, только психи. Это было очень редко. В основном драки.

Я не был любителем подраться. Да и люди достаточно уважительно относились, с интересом. «О, ты на гитаре играешь!» – «Играю». – «Круто! А „белый снег – серый лед” сыграешь?» Обычные человеческие понятия. Музыканта трогать нельзя – такое было правило. И оно работало. Если ты сидишь с гитарой, тебя не тронут. Потому что ты поешь песни, вокруг тебя люди, они слушают, подпевают, радуются. Это авторитет. Если ты тронешь гитариста, то двадцать человек, которые сидели вокруг, скажут: «Ты не оборзел ли?» И тебя так отделают! Музыкант – это некий статус в обществе: тебя слушают люди. Эти люди могут за тебя постоять, даже если они не друзья твои. Поэтому гитариста никогда не будут трогать, это позорно. Все равно что подойти к ним и по очереди плюнуть каждому в лицо.

С ребятами из ПМК я не конфликтовал. Да я и не знал там никого. И знакомиться не хотел, у меня были свои друзья. Противостояние было между ребятами из разных районов, мы в этом старались не участвовать. Но когда приходится драться, надо драться. Драка проходит очень быстро. Буквально один удар трубой или палкой, и все, финиш. На этом твоя драка заканчивается. «Ты дрался?» – «Дрался!» – «А что помнишь?» – «Помню один удар». Вот и вся драка. Жесткие были драки. В основном район на район. На дискотеках. Я представлял район центра. Я же года через два после возвращения в Таганрог осенью переехал в центр, на улицу Фрунзе.

На дискотеках мы не играли, там совсем другой репертуар, нас это не очень привлекало. Есть в центре города место, называется «пятак» – огороженная площадка, залитая бетоном. Там сцена, на которой стоят колонки, плюс какая‐то простая светомузыка. И крутятся песни. Вход на «пятак» стоил рублей пять. Весь город съезжается вечером на дискотеку. Все танцуют на этом «пятаке». По краям стоят лавочки. Народ сидит, курит, что‐то выпивает. Возле самого «пятака» на площади тусуются люди: встречаются, расходятся. Некоторые приезжают на дискотеку не танцевать, а драться. Типа мужики не танцуют, они приезжают просто на разборки. Для начала драки нужен очень маленький повод. Например, если ты вдруг просто подойдешь к какой‐то незнакомой девушке, начнешь общаться и вдруг окажется, что это девушка тех парней. А они в принципе используют эту девушку как приманку, для того чтобы получить повод к драке. И начинается пиздиловка. Очень серьезная.