«Бентли» опрокинулся на бок, а потом перевернулся на крышу. Мы приземлились вверх ногами. Папа так и остался на мне. По-прежнему ограждал меня. Все произошло стремительно. Громкий, пронзительный звон. Потом боль. Всепоглощающая, невыносимая боль. Всюду и вместе с тем нигде. Я разом ощущал онемение и агонию. Стал часто моргать, будто это поможет мне видеть или даже слышать.

– С тобой все хорошо, Закари. Все нормально. – Он произнес эти слова одними губами, его лицо оказалось в паре – сантиметров от моего. Все его тело содрогалось. Отец опустил взгляд между нами, затем зажмурился и сделал прерывистый вдох. – Wo cao.

Я вытаращил глаза… Он чертыхнулся. Папа никогда не ругался.

Что-то липкое и темное капнуло с него на мою правую ногу. Я смахнул это.

Кровь.

Это была кровь.

Папина кровь»

И тогда я увидел. Ландшафтные грабли пронзили его насквозь. Пригвоздили к двери. Зазубренный край упирался мне в живот, задевая кожу. Я втянул его, стараясь при этом дышать.

Я часто заморгал в надежде, что этот кошмар развеется. Папин вид приобрел четкие очертания: все его лицо в крови, осколки стекла торчали из кожи, словно иголки ежа. Повсюду кровь. Она текла по его виску от шрама на лбу к подбородку. Его кровь – теплая, с металлическим запахом, липкая – пропитала мою одежду, кожу, волосы. Я хотел оттолкнуть его. Хотел закричать. Он снова зашевелил губами, но на этот раз я ничего не смог разобрать из-за звона в ушах.

«Я тебя не слышу, – произнес я одними губами. – Повтори».

Я пытался пошевелиться, дотронуться до его лба, остановить кровотечение, но отец был слишком тяжелым, а мне постоянно приходилось втягивать живот, чтобы меня не пронзили грабли.

Красный мешочек.

Я потянулся за ним, как можно дальше протягивая руку. Грабли слегка прорвали кожу, но мне удалось схватить мешок и перевернуть его вверх дном. Нож. Я взялся за рукоять и постарался перерезать ремень безопасности. Он порвался сбоку, но все без толку. Я все равно не мог пошевелиться.

«Генри», – я попытался выкрикнуть имя нашего водителя. Нет ответа.

Оглянувшись через правое плечо, я увидел Генри, который прижался лбом к спущенной подушке безопасности, издавая непрерывный пронзительный рев клаксона. Я знал, что он мертв, хоть и не видел крови. Он походил на безжизненную марионетку, а его расширенные зрачки выглядели пустыми.

Папа снова пошевелил губами. Взглядом умолял меня услышать. Я хотел, правда хотел, но слышал лишь автомобильную сирену.

С папиной щеки на мою капнула слеза. Из моего горла вырвался свист, будто капля обожгла меня в том месте, куда упала. Папа никогда не плакал. Он все медленнее шевелил губами, накрывая меня своим телом. Защищая от всего, что происходило или уже произошло. Мы оказались в заточении покореженной стали. Я при всем желании не смог бы выбраться из-под него.

Мне удалось сжать руку в кулак и стиснуть его рубашку, пока он не рухнул на меня. Руки дрожали под его весом; одной я все еще сжимал рукоять ножа. Папины глаза оставались открытыми, но я знал, что он мертв. Его душа уже унеслась прочь. И я наконец-то понял, что он имел в виду, когда сказал, что души бесценны.

Чувства возвращались ко мне одно за другим, словно потоки дождя.

Сперва слух.

– Там есть кто-то еще?

– Ребенок.

– Живой?

– Черт подери… Сомневаюсь. Грузовик врезался в них на полной скорости. У них не было шансов.

Затем осязание.

Папа был холодным. Очень холодным. Слишком холодным. Я знал, что это значит. Кусочек плоти упал с его лица мне на грудь. Если он и был горячим, я этого не почувствовал. Я содрогался всем телом, зажмуриваясь, борясь с желчью, подступившей к горлу, и не переставая втягивать живот.

Слезь с меня. Я не хочу чувствовать твою смерть. Я вообще не хочу чувствовать.

Наконец, я снова обрел дар речи.

– Жив, – прохрипел я, слыша, как люди стонут, кряхтят и кричат, пытаясь перевернуть машину. – Я жив.

Но я вовсе не чувствовал себя живым.

– Держись, приятель, – крикнул кто-то. – Мы тебя вызволим. Но это займет некоторое время, хорошо?

– Хорошо.

Не хорошо. Ничего хорошего.

Я поджал губы, слушая их разговоры.

– Погоди. А это не?..

– Да. Бо Сан. Тот самый Бо Сан. – Тишина. – Да твою ж мать.

– Он?..

– Придется сперва срезать его, чтобы добраться до ребенка. В него воткнулись грабли через расплавленный металл.

– Черт подери. Бедный парень.

Глава 1

= Фэрроу =

– Слышала, что у ее парикмахера подписчиков в Instagram^[7] меньше, чем у нее самой. – Тэбби лопнула жвачку, сидя на заднем сиденье «Мерседеса GLE». – А у нее типа четыре тысячи? Пусть тогда мясник из «Балдуччи» делает прическу, и дело с концом.

– Она щеголяет челкой, будто сейчас 1999-й. Никому не хватает смелости сказать ей, что челка ужасно смотрится на кудрявых волосах. – Реджи захихикала. – И балаяж у нее прямо-таки рыжий. – Тэбита и Реджина Баллантайн, дамы и господа. Мои сводные сестры. Вместе они извергали столько яда, что его хватило бы для уничтожения целого густонаселенного острова.

Моя мачеха Вера фыркнула, сидя за рулем.

– Будет вам, девочки. Как немилосердно. – Слова не вязались с ее злобным хихиканьем. – Сильвия – хорошая девчонка. Простовата, но это не ее вина. Вы видели ее мать?

Тэбби фыркнула.

– К сожалению.

Я что есть силы прикусила губу, чтобы сдержаться и не напомнить, что Сильвия Холл только что приступила к юридической практике, с отличием окончив Джорджтаунский университет. Ее голова могла предложить миру нечто большее, чем неоправданно дорогую стрижку.

Но я была не в том положении, чтобы высказываться. Во-первых, потому, что женщины семьи Баллантайн на дух меня не переносили и любые мои слова используют против меня. А во-вторых, потому, что я буквально находилась не в том положении, чтобы высказываться: притулилась в багажнике, свернувшись в позе зародыша и дыша как можно тише, чтобы не выдать своего присутствия.

Внедорожник ехал мимо ухоженных лужаек Потомака. Воздух за окном благоухал ароматами распустившихся цветов. А я чувствовала одну только вонь сапог для верховой езды Тэбби. Смесь запахов навоза, сена и конюха, с которым она трахалась на этой неделе.

– Мы почти приехали? – Реджи причмокнула губами и защелкнула какой-то тюбик. – Сказать по секрету, я волнуюсь, понимаете? Никогда не была в доме Закари Сана.

– Сфотографируй его, потому что это случится с тобой в первый и последний раз, – фыркнула Тэбби. – Я вообще не понимаю, зачем ты заставила нас поехать, мам. Все знают, что Констанс Сан вырезала бы себе почку, лишь бы ее сын женился на той, кого выберет она сама.

– У Закари Сана своя голова на плечах. Если он решит, что хочет сделать своей невестой одну из вас, его никто не остановит.

На худой конец, меня восхищал неиссякаемый оптимизм Веры Баллантайн. Тэбби и Реджи были не желаннее изнуряющей хронической болезни. Смертельным сочетанием высоких запросов и низкого интеллекта.

– К тому же… – Вера переключила радио на классическую станцию, хотя не могла отличить Йо-Йо Ма^[8] от Йоу Габба Габба^[9]. – Там будут и другие богатые, влиятельные мужчины, готовые, чтобы их прибрали к рукам. Есть еще этот герцог… Оливер… как его там?

– Фон Бисмарк. – Тэбби изобразила рвотные позывы. – Он настоящий бабник. Наверное, заразит меня венерическими заболеваниями, если дыхнет в мою сторону.

Реджи фыркнула.

– Забавно, как ты притворяешься, что не заинтересована.

– Чья бы корова мычала, сестренка.

– Да будет тебе известно, он однажды приглашал меня в свой особняк на Альмафитанском побережье.

– Только тебя и каждую вторую женщину. – Тэбби цокнула. – Ух ты. На твоем месте я бы сразу взялась за дизайн свадебных приглашений.

Я крепче обняла колени, мысленно перебирая результаты своих многомесячных изысканий. У меня надежный план. Проникнуть внутрь. Забрать свое. Уйти незамеченной под покровом ночи и дизайнерского платья, которое позаимствовала у Реджи. Это не первая моя хитроумная выходка, и последней она тоже не станет. Я боец с рождения. С тех пор как моя пропащая донор яйцеклетки положила меня в коробку из супермаркета и оставила у папы на пороге с запиской:

Вся твоя.

Надо было отвечать на мои звонки, мудак.

Аборт обходится дешевле ребенка.

Тэмми.

В то время папа уже женился на Вере после бурного романа. По словам Тэбби, Вера уговаривала отца «избавиться от этого создания».

«Откуда тебе знать, что она правда твоя?» – возмущалась она все мое детство, прекрасно зная, что я ее слышала.

Но мне не нужен был тест ДНК. За меня поручилась мать-природа. Мне достались папины холодные голубые глаза. Золотистые волосы, вившиеся у нас обоих густыми волнами. Те же изящные черты лица, длинные ноги и руки, и даже одинаковые родинки под правым глазом.

Вера вздохнула.

– Жаль, что Ромео Коста уже занят.

– Можно подумать, у нас когда-то был шанс.

Реджи зевнула.

– Можно подумать, мы хотели такой шанс. Я слышала, он социопат.

– В самом деле? – Тэбби разметала волосы по подголовнику. – А я слышала, что он пожертвовал новое родильное отделение больнице Джонса Хопкинса, как только его жена забеременела.

– Наверное потому, что им придется расширить вход бульдозером, чтобы ввезти ее в день родов. Мой косметолог рассказала, что на вчерашнем ужине в Белом доме Даллас Коста съела половину нижнего слоя трехъярусного торта, и он рухнул на какого-то нефтяного барона.

Существа 1 и 2 зашлись в приступе смеха.

– Кто-то еще чувствует запах хлорки? – Реджи шмыгнула носом. – Клянусь, запах Фэрроу так и стоит в носу. Выгони ее, мам. От нее весь дом провонял.

– И куда же я ее выгоню? – Вера включила кондиционер на максимум. – Нам нужны деньги за аренду, чтобы заткнуть все дыры, которые оставил ваш отец. Люди уже болтают. Когда я брала напрокат эту машину, даже не рассматривала AMG^[10]. – Она замолчала. – Думаю, мы могли бы упрятать ее в домик у бассейна…

– Только не в домик у бассейна. – Тэбби дернулась вперед – да так, что вся машина чуть не подскочила. – Я переделаю его во вторую гардеробную.

Я не могла поверить, что собралась провести ближайший час среди сотен таких же самовлюбленных и поверхностных людей, как мои сводные сестры. Но у меня не было выбора. Закари Сан завладел тем, что принадлежало мне.

Нефритовая подвеска вообще не должна была оказаться в просторном поместье Сана. Естественно, в случившемся повсюду виднелись красноречивые следы Вериной жадности. Когда папы не стало, она продала его вещи с аукциона, пока дожидалась, когда поступят деньги по страховке. Судя по всему, Зак Сан втрое переплюнул самую выгодную ставку. Теперь этому избалованному миллиардеру принадлежало единственное, что осталось у меня в память об отце.

Ненадолго.

Вера включила поворотник и съехала на гравийную дорожку.

– Приехали. Боже милостивый, только посмотрите, какая очередь. – Наконец-то. Она, шикнув, прекратила спор между моими сводными сестрами, пока мы ждали. – Иисусе, взгляните на охрану у ворот. По-моему, это уже слишком.

Я прижалась к задним сиденьям и закуталась в черную ткань. Сшитый мной вручную материал так хорошо сливался с пустой частью багажника, что я точно знала: обыскивать здесь не станут.

– Откройте. – Охранник постучал в окно багажника. Дверь открылась и стала подниматься в мучительно медленном темпе. Яркий луч фонарика пронзил ткань, в которую я замоталась, а потом дверца захлопнулась. – Порядок. Следующий.