Новый груз магии, поселившийся внутри, скручивал живот. Рано или поздно она почувствует желание ее выплеснуть – это лишь вопрос времени. Избыток накопленной энергии без высвобождения разъедает изнутри.

– Ты как? – пробормотала Женевьева.

– В порядке, – солгала Офелия.

Вместо того чтобы уличить ее в обмане, Женевьева любезно перевела разговор на другую тему:

– Я когда-нибудь говорила, как ненавижу жить в городе с такой влажностью?

– Почти постоянно.

– Это ужасно портит волосы, – проворчала Женевьева, будто Офелия ничего не ответила. – Наверное, в аду не так влажно, как здесь.

Офелия фыркнула.

– Точно, так и говорят. Отправляйтесь в ад – да, у нас тут дьяволы и демоны, но, по крайней мере, ваши волосы не будут виться.

Женевьева сморщила нос.

– Тьфу, не упоминай их. Это же как приглашение.

Разумеется, это работало не так. Если вы только действительно не наткнулись на дьявола или он не наткнулся на вас, отдельных дьяволов можно призвать, только если произнести правильные слова или имена – как и многих других паранормальных существ. Она почти не сомневалась, что Женевьева об этом знает, но, с другой стороны, ее сестра не получила образования того же уровня, что Офелия. И даже если бы получила, то точно не захотела бы пользоваться этими знаниями. Женевьева почти всегда меняла тему при упоминании дьяволов или подобных существ. Офелия же находила лекции о девяти кругах ада самыми увлекательными из всех уроков матери. Куда интереснее многочасовых рассказов о том, как оживлять трупы, чтобы они выполняли приказы, как разговаривать с мертвыми и как избежать одержимости… Истории о территориях ада всегда были жутким увлечением Офелии.

Вероятно, потому, что, в отличие от ее собственной реальности, такое место, как ад, обещало нечто фантастическое. Красивые дьяволы, духи и демоны, которые могли увлечь в магический, опасный мир. Как в темных любовных романах, которые она читала в библиотеке поместья Гримм, когда не могла заснуть. И возможно, опасность не должна была столь сильно привлекать Офелию, но она провела большую часть жизни в изоляции, в пыльных стенах усадьбы, и жаждала чего-то, что заставит сердце биться быстрее. Чего-то иного, чем незнакомая магия, которая пульсировала теперь в ее венах.

Конечно, как и в случае с магией, Офелия быстро поняла: желание чего-то приятно, лишь когда остается желанием. Далекой мечтой. Обладание какой-либо силой было для Офелии столь же чуждо, как возможность приключений или романтики. Кроме того, она сомневалась, что справится с этой силой. Наблюдение за работой матери с мертвецами никогда ее не беспокоило, но мысль о том, что ей придется управлять магией, такой хрупкой вещью, как сама жизнь, почти заставила ее пожалеть, что она узнала о трагической судьбе матери до полуночи и забрала ее магию.

Если ты не вернешься домой до темноты, вы с Женевьевой умрете, – прошептал Голос Тени, пробуждаясь от ее тревоги и заполняя сознание, словно дым.

Сколько она себя помнила, голос обитал в самых темных уголках ее разума. Он велел ей проходить через определенные двери, иначе вся ее семья погибнет. Заставлял ее беспрестанно стучать, чтобы получить минуту наедине с собственными мыслями. Настойчиво подталкивал к самым ужасным преступлениям против самых уязвимых существ. Когда она была младше, то боялась, что одержима. Собрала однажды вещи и прошла несколько километров по дороге, чтобы избавить семью от собственного зла, пока мать не нашла ее и не объяснила, что Голоса Тени на самом деле не существует. Это просто порождение ее разума. И ей придется жить с ним всегда.

Солнце скоро сядет, – продолжал Голос Тени. – Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Она прогнала голос, переключив внимание на морг, который наконец появился впереди. Женевьева схватила Офелию за локоть, ища утешения, когда они зашли в причудливое здание и в небольшой передней раздался звон колокольчика.

– Здравствуйте, дорогие, – поприветствовал их знакомый. Город был достаточно мал, чтобы он исполнял обязанности и коронера, и похоронного распорядителя, не говоря о любой другой странной и жуткой работе, в которой могла возникнуть потребность. Уже пожилой – может, около шестидесяти, с седеющими волосами и белыми усами, которые отчаянно нуждались в стрижке. – Сюда.

Они последовали за коронером по коридору в заднюю часть здания. Он придержал для них дверь и махнул рукой, приглашая в большую комнату, заполненную гробами.

– Ужасное место, – прошептала Женевьева.

Офелия быстро оглядела комнату, зацепившись взглядом за единственный открытый гроб. Она приблизилась, тяжело сглотнув, и чуть не задохнулась от ужаса, когда увидела женщину внутри.

Простое кремовое платье, в котором их мать была прошлым вечером, исчезло, и его заменило замысловатое черное одеяние из шифона, делавшее ее светлую кожу еще бледнее. Их мать выбрала это платье заранее, на случай если ее дух решит остаться, – Тесси Гримм категорически отказывалась проводить вечность в качестве призрака в корсете. Но, увидев платье в гробу, Офелия подумала, что, возможно, они приняли неправильное решение.

– Черт. Так она похожа на… – Женевьева сморщила маленький, острый носик, когда подошла к Офелии и заглянула в гроб, – призрака. Я же говорила, лучше фиолетовое.

Офелия вздохнула и постучала костяшками пальцев – один, два, три – по стенке гроба, чтобы успокоить разум. Она была согласна насчет платья, но теперь слишком поздно. Кроме того, окно, через которое мог вернуться дух их матери, в любом случае давно закрылось. Души, решившие не сразу переходить на Другую Сторону, возвращались в течение нескольких часов после смерти. А значит, это их последнее прощание. Выбранное платье уже не имело значения.

Офелия понимала: она должна быть счастлива, что душа матери оказалась достаточно умиротворенной для перехода. Она повторяла эту мысль, с болью на сердце продевая иглу через нежные веки матери, прежде чем коронер забрал тело этим утром. Старый трюк некромантов, чтобы душа покоилась мирно и ее не тревожили нежелательные воскрешения.

Тем не менее в глубине души ее что-то терзало, подсказывая: это прощание – не навсегда. Именно поэтому она до сих пор не пролила ни слезинки.

– Пожалуйста, распишитесь здесь, мисс Гримм, – подсказал коронер и вырвал ее из мыслей, деликатно стукнув ручкой по тыльной стороне ее ладони.

Офелия выхватила у него ручку и еще дважды постучала по тыльной стороне ладони, прежде чем написать свое имя внизу пергамента, который он положил на закрытую часть гроба. Коронер странно посмотрел на нее, заметив тик, но лишь благодарно кивнул, засунул ручку обратно в карман пиджака и мягко по нему похлопал.

– Вы точно отказываетесь от вскрытия? – настаивал он. – Знаю, все признаки указывают на сердечный приступ, но она была слишком молода, чтобы сердце отказало без…

– Вы не будете вскрывать нашу мать, – твердо заявила Женевьева. – Достаточно того, что Офелия зашила ей…

Офелия ткнула сестру локтем в живот. Зашивание глаз трупа нитью, благословленной демоном, – тщательно хранимый секрет в сообществе некромантов. В противном случае обычные смертные могут начать заниматься этим сами, и некроманты лишатся возможности воскрешать или заставлять кого-то вселяться в них. Это означало, что их мать не смогла бы помочь тем, кто хотел воскресить умерших близких по той или иной нелепой причине. Впрочем, вряд ли многим хватило бы смелости на такой ритуал – Женевьева едва не лишилась завтрака, когда застала Офелию за наложением швов, – и сама Офелия тянула до последней секунды, чтобы выполнить необходимые меры до прибытия коронера.

– Неважно, – пробормотала Женевьева. Она залезла в складки платья и достала документы, над которыми работала все утро. – Вот ее свидетельство о рождении и написанный нами некролог.

Мужчина почесал густые белые усы, переводя взгляд с одной сестры на другую и словно размышляя, как реагировать на их странное поведение.

– Я отправлю копию свидетельства о смерти в поместье Гримм как только смогу, – наконец сказал он, забирая бумаги из рук Женевьевы. – У вас есть несколько минут, чтобы попрощаться. Я буду ждать за дверью и закрою все после вас.

Девушки согласно кивнули и повернулись к матери, когда он выскользнул из помещения.

– Она ведь не вернется? – пробормотала Женевьева.

Офелия глубоко вздохнула.

– Не похоже.

– С нами все будет в порядке, – сказала Женевьева скорее себе, чем Офелии. – Если проблема в сердце, скорее всего, это просто случайность. Уверена, мы ничего от нее не унаследовали. В конце концов, бабушка всю жизнь была здорова как лошадь и, вероятно, оставалась бы с нами гораздо дольше, если бы не несчастный случай. Мама не хотела бы, чтобы мы волновались.

– Нет, она бы хотела, чтобы мы двигались дальше. Это так на нее похоже – оставить меня здесь одну продолжать семейное дело. – У Офелии вырвалось нечто среднее между смешком и всхлипом. – Не представляю, как, по ее мнению, я справлюсь одна. Я никогда не стану так же хороша, как она. Я прошла лишь половину того обучения, которое она успела получить к моменту смерти своей матери.

– Никто не ждет от тебя идеала, Офи, – успокоила Женевьева.

– Она ждала, – возразила Офелия, вспоминая глубокие разочарованные вздохи матери каждый раз, когда она ошибалась, произнося заклинание, или соображала недостаточно быстро. – Возможно, она никогда не давила на тебя, но от меня она всегда требовала большего. И даже если мама не ждала от меня совершенства, я не могу не требовать его от себя.

– Офелия, – с упреком сказала Женевьева. – Ты несправедлива к себе.

Офелия сморщила нос, но ничего не ответила. Женевьева не понимала. Как она могла? Женевьеве все детство позволяли свободно бегать, а Офелия сидела в особняке Гриммов и изучала семейное ремесло. Голос Тени насмехался над ней каждый раз, когда она совершала ошибку.

Если бабушка познакомила Новый Орлеан с некромантией, то Тесси Гримм сделала ее привлекательной как для туристов, так и для местных жителей. В поместье Гриммов был постоянный поток посетителей от рассвета до заката, с понедельника по субботу жители Нового Орлеана бежали к Тесси Гримм практически по любому мыслимому поводу.

Можешь связаться с моим братом на Другой Стороне, чтобы я мог попросить прощения?

Можешь воскресить мою девушку, чтобы она подтвердила полиции мою невиновность?

Можешь уговорить полтергейста вселиться в моего мужа и сделать его терпеливее?

Теперь все это легло на плечи Офелии.

– Мы должны двигаться дальше, – продолжила Женевьева, прервав ее мысли. – Отпустить ее и продолжить наследие.

– Продолжать наследие буду я, – поправила Офелия. – Ты не привязана к поместью Гримм. Это не твое бремя, и я никогда тебе такого не пожелаю.

Офелия прикусила нижнюю губу и на мгновение закрыла глаза, глубоко вздохнув, прежде чем горе и тревога выплеснулись наружу. Она предпочла бы сосредоточиться на ярости. Ярости из-за того, что мать оставила ее одну и семейная магия с усадьбой Гриммов достались ей задолго до того, как она оказалась готова. Она понимала, что нельзя злиться на мертвых, но гнев переварить оказалось легче, чем горе, которое скрывалось под кожей. Ярость и злость придали бы сил, толкали бы вперед, но если она поддастся горю, то может и не выбраться из этой ямы.

Женевьева возмущенно посмотрела на сестру.

– Ради всего святого, я не собираюсь уходить и бросать тебя навсегда, Офи. И не нужно ничего решать насчет особняка прямо сейчас, ладно? Тебе не обязательно перенимать мамину манеру помогать всем подряд в Новом Орлеане только потому, что они с бабушкой так делали. Знаю, сейчас это кажется немыслимым, но то, что мы унаследовали особняк Гриммов, еще не значит, что мы должны…

– Стоп, – потребовала Офелия, снова заглядывая в гроб.