– Апо киспай. Мой лучший генерал и сильнейший из заклинателей. Инти распорядился так, чтобы нити Варикоча разбирал я, а ты разил врагов. Что ещё сказал Обожжённое горло?

– Угрожал, ха-ха. Ругался и грозил каким-то своим богом. Я не очень понял.

– Вели ему отвечать мне.

– Только давай я буду задавать вопросы, брат. Он не понимает, когда говоришь по-людски, надо упрощать, как при общении с ребёнком. Такое унизит тебя.

Вайна кивнул и озвучил первый вопрос.

– Скажи, с какой целью вы шли с оружием через мои земли?

– Они разведчики, искали новые земли. – тут же вместо пленного ответил правителю генерал. – Много отрядов, подобных этому, раскрытой ладонью вошли в леса. Прости, я уже спрашивал это, но так увлёкся их оружием, что забыл тебе сказать.

Инка в притворном гневе кинул в него золотым блюдом, на котором уже не осталось фруктов. Нинои не стал уворачиваться, приняв снаряд на грудь, изобразив испуг и покорность. На краткий миг он создал солнечный доспех, так что от броска не пострадал.

– Что ещё ты забыл мне рассказать, позор отца?

– Их несколько сотен, все они вооружены примерно также, кто-то лучше, кто-то хуже. На побережье осталось четверо заклинателей, больше волшебством никто не владеет. Сожгли несколько деревень, когда увидели ритуальные предметы у управляющих. Кажется, они очень любят золото.

– Все любят золото. – хохотнул Вайна. – Оно прекрасно и похоже на лик Инти.

– Они любят его не так, как мы. У них делаются глаза надутой жабы, когда им показываешь им его.

И в самом деле, в шутливой перебранке братья не обратили внимания на то, с какой жадностью семь пар глаз уставились на слегка помятое о грудь генерала блюдо.

– Хм, действительно. Странный народ. Как называется их страна за морем?

– Ейспаньяя, как-то так. Эй, ты! – Нинои обратился на кечуа к одному из пленников, с волосами, которые росли с подбородка в форме наконечника копья. – Твой дом. Земля. Как зовут?

Инка с трудом сдержал улыбку. Да, говорить так с пленными, это бы точно унизило его.

Бледнокожий кашлянул и выдал примерно то, что чуть раньше произнёс генерал. Только более гладко, не как кашель больной альпаки, а хрип удушаемого преступника.

– Действительно, Обожжённое горло. – рассмеялся Инка. Чужаки развлекли его. И отвлекли. Осталось узнать у них про чудесный металл и вновь вернуться к просмотру нитей судеб подданных.

* * *

Подножие храма было заполнено людским морем. Тысячи глаз смотрели на его вершину, со страхом и надеждой ожидая реакции Инти на проводимое там священнодействие. Каждую смерть люди внизу встречали одобрительным гулом, поскольку солнце светило ярко и не было закрыто тучами.

– Прими дар людей, как и ты даришь им тепло и свет! – воскликнул верховный жрец. – Мы закрываем старый цикл и полны надежды на открытие нового!

Одежды его, в самом начале Хапак Хучи белые, превратились в бурые от пролитой крови. Только золотые украшение по прежнему отражали лучи солнца. Обсидиановый нож, зажатый в пухлых руках, взлетел вверх, растворяясь в огненном диске Ока, после чего резко упал вниз, обрезая ещё одну нить. Влажный удар, хруст разрываемой сильными руками помощника жреца грудной клетки жертвы, поднятое к Лику миг назад бьющееся сердце. Слитный вздох по над площадью, в котором почти невозможно расслышать слово “прими”. Замершая тишина и выдох после выкрика Вильяка Уму:

– Угодна!

Сапа Инку, сидевший в пяти шагах от жертвенного алтаря, незаметно дёрнул щекой. Он уже устал от праздника и жаждал его завершения.

“Ну еще бы она была неугодна! Рождённая в месяц Праздника Луны девчонка была идеальна! Она прожила бы жизнь, подобную полевой траве, то есть без поступков дурных и хороших, не оставив никакого следа в плетении мироздания. Мир ничего не приобрёл от ее рождения и не утратил от ее смерти”.

Она была угодна, как и прочие сорок мальчиков и девочек, собранных из разных провинций Тауантинсу́йу. Чистый дар. Их гордые оказанной честью родители стояли на нижних ступенях храма, взирая на то, как обсидиановый нож обрывает одну жизнь за другой. Родителей ждали почести и награды, как и положено исстари.

Почему-то именно сегодня, именно в эту смену цикла его правления, Вайна Капак злился на древний обычай больше обычного. Не позволяя, впрочем, проявляться раздражению. Сорок возможных торговцев, фермеров, воинов, матерей, жён, отцов, сыновей и дочерей, отправились в загробный мир ни для чего. Ничего бы не изменилось, если бы они остались жить, так зачем же им было умирать? Первый Инка не жалел убиваемых на алтаре детей, правителей редко волнуют такие вопросы. Его мучила бессмысленность этого деяния.

“Столь развитое государство. – думал он, глядя как чёрный клык обсидиана пробивает ещё одну худую грудь. – Столь неразвиты народы, его населяющие! Что Инти с тех даров – он светит или не светит невзирая на них!”

Понимая важность обрядов для государства, он негодовал их расточительности. Радовало лишь то, что Хапак Хучи проводится лишь раз в четыре года. В прочие же праздники Инти удовлетворяется кровью и сердцами альпак.

В этот момент невесть откуда набежавшая тучка закрыла солнце.

Людское море у подножия храма замерло. Стон ещё не раздался, но он вот-вот должен был прозвучать, разорвать хрупкую тишину, опустившуюся на площадь. Губы верховного жреца уже сложились в форму слова, ещё не выдохнутого, но уже пугающего скрытым в нем смыслом.

Неугодна.

Жертва не угодна Инти? Жертва не чистая нить? Есть узлы, которые просмотрел владетель великой империи Инков? Что ждёт народы, населяющие Тауантинсу́йу, если это так?

Вопросы ещё не взлетели хором испуганных голосов, но уже звенели в голове правителя. Если ещё три жертвы окажутся неугодными, то он сам, согласно заветам предков, должен лечь на каменный алтарь, своей жизнью защищая свой народ.

Он коротко кивнул и на жертвенник лёг мальчишка. Спокойное лицо, лёгкая улыбка на губах, пустые глаза, смотрящие вокруг и ничего не видящие. Жрец вознес над ним нож.

В этот момент Сапа Инка открылся плетению, пытаясь уразуметь, что заставило Инти отвернуться от жертвы. Он входил в одну нить, затем в другую, перебирая лица всех известных ему людей, от царедворцев до обычных акуна руна, охраняющих границы Тауантинсу́йу. И вот в одной нити, а затем в другой, третей и десятой, он увидел, как поднимаются в небо тонкие струйки дыма сигнальных башен, предупреждая об опасности. Увидел войско противника, числом не слишком великое, но вооружённое метателями огня и в доспехах из чудесного металла. Увидел всполохи заклинаний, что вонзаются в воинов Кондора и беззащитные дома селян. Он увидел войну. Еще не сейчас. Вскоре, год, может два года после Хапак Хучи. Но в наступающем цикле.

Тело мальчика с вырванным сердцем уже унесли с алтаря, когда он понял, что хотел выразить Инти этой тучей.

Вайна Капак понимал, что не может охватить взором все нити в ковре Варикоча – никто из Ткачей не смог бы. Особенно те, про которые узнал лишь недавно. Он уже понимал свою ошибку – не принял всерьез этих странных чужаков. Но теперь Ткач узрел их нити. И то будущее, что они несли его народу.

Люди с белыми лицами и волосами, растущими на них, будут приходить. Как волны великого океана – одна за другой. Много, очень много людей. Тысячи воинов в металле, об который сминается боевая палица, и с оружие в руках простолюдинов, способным метать огонь на расстояние. С ними идут боевые животные и сильные заклинатели.

Сейчас их немного. Не настолько, чтобы империя устрашилась. Но достаточно, чтобы пасть на спящие провинции, а потом откатиться с добычей. И привести своих соплеменников к богатому столу. Первая из волн не устрашит империю, но их удары будут повторяться до тех пор, пока скала не рухнет. Волны будут бить в основание и, если Инти отвернётся от своего внука, одна из них вполне может снести его в море.

Он мог оправдать себя тем, что последние шесть дней смотрел на какие угодно нити, но не на нити странных чужаков. Он не увидел угрозы, там, где она скрывалась подобно ядовитой змее в траве. Он мог бы объяснить даже самому себе, что никто бы не смог увидеть вероятности без знаний. Но Ткачи не оправдываются. Ткачи изменяют.

Вайна Капак поднялся, взмахом руки остановив Хапак Хучи. Дождался, когда послушный его жесту народ на площади затихнет, и, немного усилив голос магией, сказал.

– В новом цикле не будет мира. Новый цикл открывается войной. Чужаки идут на нашу землю. Инти гневается, но не отворачивается от своего народа. Хапак Хучи продолжится, но не с чистыми дарами и не сегодня.

* * *

Беспечность.

Чужаки, пришедшие издалека, стоящие лагерем на его земле, были беспечны. Они выставили посты, но стражи даже не успели удивиться, когда воины-чанка отправили их к предкам. Никто в лагере даже не смотрел в сторону леса, в котором скрывалась армия инков. Три полёта стрелы через песочный пляж, сотня ударов сердца во время быстрого бега и они падут на них. Но Вайна Капак не отдавал приказ своему генералу. Рассматривал незваных гостей и удивлялся.

В поход он отправился вместе с войском. Правитель хотел посмотреть, как сражаются чужаки и чего от них ещё можно ждать. Кроме того, он рассчитывал на пленных, чьи нити могли бы изменить узор Варикоча. И намеревался здесь же, сразу после боя, провести Хапак Хучи. Для этого из столицы был взят верховный жрец, трясущийся сейчас от страха где-то в обозе.

Сапа Инка медлил, не отдавая приказа к атаке. Лежал в траве, покрытый боевыми узорами, вместе с гвардейцами и смотрел на лагерь чужаков. Военный лагерь: бревенчатые стены, вышки для лучников через каждые десять шагов, ров перед стеной. Дымы костров, запах пищи, гомон сотен людей.

Вдали, в десятке полётах стрелы, покачивались на волнах огромные суда, которые и принесли людей с белой кожей на его берег. Пять деревянных общинных домов, непонятно как держащихся на воде. Инка не планировал захватывать лодки, понимал, что ими ещё нужно уметь управлять. Ещё он понимал, что дерево должно хорошо гореть. Пять заклинателей уже приготовили для них огонь.

Он последний раз бросил взгляд на лагерь чужаков и приказал атаковать. И спустя три удара сердца десяток стрел с привязанными к ним цветными лентами вылетели из леса в сторону пляжа. Они не могли долететь до стен, но их предназначение заключалось в другом. Следом за ними из тени густой растительности, крича и трубя на ходу в раковины, выбежали сотни воинов.

Народы, входящие в Тауантинсуйу, часто так поступали. Шум, яростные крики, бряцание оружием и гудение рогов деморализовали противника и разили не хуже копья. Сколько раз враг терял боевой дух ещё до столкновения с воинами империи, превращая битву в резню.

В тот же миг, пока незамеченные врагом, поднялись из песка заклинатели и пустили пять “солнечных шаров” в суда белолицых. Сжигая вокруг себя воздух и воя, как скальные духи, они обманчиво медленно направились к плавучим домам, а долетев, обняли пламенем все пять кораблей. Путь назад чужакам был отрезан.

Хотя брат и отговаривал его участвовать в сражении, Инка пренебрёг его советами. Чтобы, разнообразия ради, восстановить равновесие – не одному Нинои досталась кровь строптивцев. Но в гущу битвы не лез. Было бы глупо победить пришельцев и умереть от снаряда метателя огня в руках простолюдина. Он шёл в отдалении, наблюдая, как его воины ткут кипу боя и смерти. Поддерживал их видимым плетением заклинаний там, где сопротивление белых пришельцев было слишком ожесточённым.

На его глазах группа кечуа атаковала трех людей из-за моря. Они повалили на песок уже двоих, яростно забивая их палицами. Последний враг продолжал стоять и отражать все попытки добраться до него рукой иди оружием. Босоногие кечуа были бедны и на войне искали добычу, действуя именно таким вот образом – стаей набрасываясь на одиночек, забивая тех примитивным своим оружием. Но сегодня эта тактика дала сбой.