Алексей Небоходов: В твоём молчании

Глава 1

Осень обрушилась на Москву беспощадным холодным ливнем. Дождь хлестал по асфальту, разбиваясь о лужи и вышибая из них мутные брызги, которые тут же смешивались с новыми потоками воды, льющимися с неба. Кирилл Сатурнов, прижимая к груди папку с конспектами, бежал от здания Института культуры, пытаясь увернуться от очередного потока, ниспадавшего из водосточной трубы. Тщетно – холодная струя безжалостно ударила в плечо, мгновенно пропитав и без того промокший рукав осеннего пальто.

Он выругался сквозь зубы и остановился под карнизом, пытаясь перехватить папку удобнее и натянуть ниже съехавший на лоб капюшон. Вода безжалостно затекала за воротник, спускаясь холодными струйками по позвоночнику. На мгновение ему показалось, что эти струйки – просто вода, которая стекала и холодила кожу.

Мысли Кирилла, несмотря на физический дискомфорт, текли в ином направлении, как будто отдельно от холода и шума дождя. Перед глазами стояло лицо Ильды Александровны Бодровой – тонкие черты, строгая линия губ, светлые волосы, всегда собранные в тугой пучок, и эти глаза… Холодные, пронзительные, но с намёком на то, что он никак не мог разгадать. Он снова и снова прокручивал в голове их последний разговор после лекции по истории культуры.

– Сатурнов, вы так и не усвоили основную мысль Бердяева о творческом акте как трансцендентном выходе из имманентной действительности, – голос Ильды Александровны звучал строго, но в нём не было того холода, с которым она обращалась к другим студентам. – Ваше эссе поверхностно. Вы скользите по верхушкам, не погружаясь в глубину.

– Ильда Александровна, я перечитал весь первоисточник, – Кирилл помнил, как потели его ладони, когда он стоял напротив неё у преподавательского стола.

– Читать и понимать – разные вещи, Сатурнов, – она подняла на него взгляд, и на секунду ему показалось, что её глаза слегка потеплели. – Приходите завтра в шесть. Поговорим подробнее.

Этого приглашения он ждал целый семестр. Шагая сейчас под проливным дождём, он не мог думать ни о чём другом, кроме предстоящего разговора наедине. Что-то внутри подсказывало ему, что это не простая консультация. Он был уверен, что она выделяла его среди других студентов. Эта уверенность не имела под собой никаких рациональных доказательств, но глубоко внутри он чувствовал – между ними существует особая связь. Без объяснений и слов.

Московский вечер смешивался с дождём, создавая вокруг ровную, тяжёлую меланхолию. Старинные здания с потемневшими от влаги стенами выглядели величественно и мрачно. Свет из окон дрожал в лужах, разбиваемый каплями дождя. Отражения уличных фонарей превращались в дрожащие жёлтые пятна на мокром асфальте.

Кирилл миновал маленький сквер, где голые деревья с чёрными от влаги ветвями стояли с вздёрнутыми к небу ветвями. Он представил, как Ильда Александровна, возможно, смотрит сейчас на этот же дождь из окна своего кабинета. Интересно, о чём она думает? Вспоминает ли сегодняшнюю лекцию? Представляет ли их завтрашний разговор?

Странное чувство охватило его – смесь надежды и томления, которое он не испытывал ни к одной из своих ровесниц. Ильда Александровна была старше его на добрый десяток лет, но это лишь усиливало притяжение. В её глазах жила зрелость, недоступная молоденьким студенткам, сновавшим по коридорам института в своих ярких нарядах.

Впереди показался перекрёсток. Светофор мигал жёлтым – час пик давно миновал, и движение на улицах стало реже. Кирилл собирался перейти дорогу, не дожидаясь зелёного света. Он шагнул с тротуара, наступив в глубокую лужу. Холодная вода тут же пропитала кроссовок, но это мелкое неудобство растворилось в мыслях об Ильде Александровне.

Он не сразу заметил свет фар, прорезавший пелену дождя. Машина появилась внезапно. Чёрный седан ехал слишком быстро для мокрой дороги. Кирилл остановился на середине перехода, пропуская автомобиль. Визг тормозов резанул воздух.

Всё произошло за считанные секунды. Фигура в сером пальто возникла из дождя – серый силуэт в серости вечерних улиц. Женщина переходила дорогу, не глядя по сторонам. Может быть, она не услышала приближающийся автомобиль из-за шума дождя, а может, слишком глубоко погрузилась в свои мысли.

Кирилл увидел, как водитель отчаянно выкручивает руль, пытаясь избежать столкновения. Но мокрый асфальт не оставлял шансов – машину занесло, и она ударила женщину в бок. Глухой звук удара слился с отчаянным визгом тормозов. Серая фигура взлетела на капот, перевернулась в воздухе и рухнула на асфальт.

Он перестал чувствовать дождь. Папка с конспектами выпала из онемевших рук, разбросав листы по мокрой дороге. Он не помнил, как преодолел разделяющее их расстояние. Ноги сами несли его к распростёртому на асфальте телу.

Женщина лежала лицом вниз, и струйка воды, окрашенная в розовый, бежала от её головы к ближайшей луже. Кирилл опустился на колени, не обращая внимания на холодную воду, пропитывающую брюки. Дрожащими руками он осторожно повернул голову пострадавшей, и его сердце застыло.

Это была Ильда Александровна. Её идеальная причёска распалась, светлые волосы рассыпались по мокрому асфальту. Тонкая струйка крови текла из рассечённой брови. Глаза были закрыты, лицо безжизненно бледное.

Он видел только этот маленький пятачок мокрой московской улицы. Кирилл положил дрожащие пальцы на шею женщины, пытаясь нащупать пульс. Есть! Слабый, но ощутимый. Она жива.

– О Господи, я её убил? Я её убил? – за спиной раздался полный ужаса голос.

Водитель – полный мужчина лет сорока в дорогом кашемировом пальто – стоял под дождём, не обращая внимания на то, что вода безжалостно портит его дорогую одежду. Его руки тряслись, лицо исказила гримаса страха и отчаяния.

– Господи, прости… я не видел… она вышла прямо перед машиной… я тормозил… – он бормотал отрывочно, дрожащими губами. – Надо скорую вызывать… полицию… Боже, что я наделал…

Кирилл медленно поднялся. Какая-то часть его сознания отметила странность ситуации – он вдруг почувствовал себя старше этого напуганного человека, хотя разница в их возрасте была очевидна.

– Она жива, – сказал он, удивляясь спокойствию своего голоса. – Не нужно скорую.

– Что? Но как… надо же… она же… – водитель запинался, глядя на неподвижное тело.

Мысли Кирилла сбивались. Ильда Александровна без сознания. Удар был сильным. Скорее всего, сотрясение мозга, возможно, переломы. Разумнее всего вызвать скорую. Но что-то внутри противилось этой логике. Образ пустой аудитории, где завтра не состоится их разговор наедине, больно кольнул. Её увезут в больницу. Положат в палату. Окружат другими людьми. Отгородят от него. От одной этой мысли его бросило в холод; в рот попал вкус дождевой воды.

– Это моя сестра, – слова сами сорвались с губ, прежде чем он успел их обдумать. – Мы шли домой. Я перешёл дорогу первым, а она…

Он не закончил фразу, но водитель, казалось, не заметил нестыковки. Паника и чувство вины затуманивали его разум.

– Сестра? – растерянно переспросил мужчина. – Тогда… тогда надо вызвать скорую. Я всё оплачу, клянусь. Лучшая клиника, лучшие врачи…

– Нет, – Кирилл говорил всё увереннее, ощущая, как каждое слово обретает плотность реальности. – Ей нельзя в больницу. Через неделю она улетает на симпозиум в Вену… она говорила, что не может его пропустить ни при каких обстоятельствах. У нас дача недалеко. Там сосед… он врач-хирург, заведует отделением. Он осмотрит её без лишних вопросов.

Ему самому было странно слышать эту ложь, но слова лились потоком, подпитываемые каким-то неясным, тёмным желанием остаться с Ильдой Александровной наедине, забрать её из мира, где она принадлежала всем – студентам, коллегам, возможно, семье.

– Сосед-врач? – водитель с сомнением покосился на неподвижное тело. – Но ей нужна специализированная помощь… рентген, может, операция…

– У него клиника прямо в доме, – слова Кирилла лились легко, как заранее заготовленные. – Рентген, капельницы, всё оборудование там. Если вы нас отвезёте, мы просто забудем об этом происшествии. Никакой полиции, никаких страховых компаний. Как будто ничего не было.

Часть его сознания кричала, что он совершает ужасную ошибку, что рискует жизнью женщины, которую, как ему кажется, он… любит? Но этот крик тонул в более сильном, почти животном желании – уберечь, спрятать, присвоить.

Водитель колебался. Дождь усиливался, струи воды стекали по его круглому лицу, смешиваясь с потом.

– Я не знаю… если это твоя сестра… но я должен быть уверен… – он запинался, его взгляд метался между телом на асфальте и лицом Кирилла.

– Поверьте, я желаю ей только добра, – Кирилл смотрел прямо в глаза водителя. – Я люблю свою сестру.

Последняя фраза вышла странно двусмысленной, но водитель, казалось, не заметил этого. Он взглянул на неподвижную женщину, потом на пустынную улицу – ни одного прохожего, ни одной машины. Дождь стирал все следы происшествия.

– Хорошо, – наконец решился он. – Я отвезу вас. Куда именно?

– Старая Руза, под Рузой, – ответил Кирилл, сам удивляясь тому, как быстро и уверенно слетело с языка название. Он вспомнил выцветшую табличку на повороте с шоссе, мимо которой они с родителями проезжали каждое лето по дороге на дачу. Никакого дяди-врача там, конечно, не было.

Они вдвоём осторожно подняли безвольное тело Ильды Александровны. Кирилл придерживал её голову, чувствуя шелковистость мокрых волос между пальцами. Это прикосновение – такое интимное, такое запретное в обычной жизни – отдалось в нём волной странного, мучительного удовольствия, смешанного с острым чувством вины.

Когда они устраивали женщину на заднем сиденье, рука Кирилла на мгновение коснулась её груди. Он почувствовал, как кровь прилила к щекам, и был благодарен темноте машины, скрывшей его смущение и постыдное возбуждение. Голова Ильды Александровны покоилась у него на коленях. Он осторожно отвёл прядь волос с её лица, обнажив высокий лоб с тонкой сеткой морщинок, которых он никогда раньше не замечал.

Водитель завёл машину. Дворники лихорадочно сметали потоки воды с лобового стекла. В тусклом свете приборной панели лицо мужчины казалось восковым, неживым.

– С ней всё будет в порядке, – пробормотал он, то ли спрашивая, то ли утверждая.

– Да, – ответил Кирилл, глядя на бледное лицо женщины. – Я позабочусь о ней.

Машина тронулась с места, оставляя за собой размытые следы шин на мокром асфальте. Тело Ильды Александровны покачивалось в такт движению автомобиля. Кирилл ощущал странную смесь эмоций – ужас от случившегося, страх за её жизнь, чувство вины за свой обман и тёмное, мучительное удовольствие от близости, пусть и такой трагической. В отражении бокового стекла он видел своё лицо – искажённое, полное какого-то болезненного восторга и страха.

Дождь барабанил по крыше автомобиля, глуша звуки города за окном. Машина шла по ночной Москве, всё дальше от института и освещённых проспектов, в сторону пустых шоссе. Дворы тонули в темноте, редкие окна светились. На обочинах мелькали лужи и красные треугольники ремонтных ограждений.

Дворники автомобиля работали на пределе, пытаясь расчистить обзор для водителя, но вода мгновенно возвращалась. Капли били по металлической крыше ровным ритмом, в такт которому покачивалось безвольное тело Ильды Александровны. Её голова покоилась на коленях Кирилла, и в тусклом свете проносящихся за окном фонарей он различал каждую черту её лица – те самые, что он изучал месяцами, украдкой наблюдая за ней на лекциях и в коридорах.

Машина шла сквозь город, постепенно оставляя позади огни центра Москвы. Струи воды, стекающие по стёклам, искажали вид снаружи: огни расплывались в длинные блики. Иногда встречные машины ослепляли на секунду, и водитель убирал ногу с газа. Время от времени он бросал тревожные взгляды в зеркало заднего вида, проверяя, что женщина на заднем сиденье всё ещё дышит.