– Она… она точно в порядке? – спросил он, нервно постукивая пальцами по рулю. Голос выдавал его напряжение, страх перед возможными последствиями.

– Да, – ответил Кирилл с неожиданной уверенностью. – Дыхание ровное. Сосед-врач займётся ей.

Водитель кивнул, но в его глазах всё ещё плескался страх. Он вцепился в руль до побелевших костяшек. Плечи поднялись, шея ушла в воротник.

Кирилл опустил взгляд на лицо Ильды Александровны. Без привычной строгости и контроля оно казалось более мягким, беззащитным. Рассечённая бровь всё ещё кровоточила, но уже меньше. Тонкая струйка крови пересекала висок, спускалась к уху и терялась в светлых, мокрых от дождя волосах. Он осторожно, едва касаясь, стёр эту струйку большим пальцем. От соприкосновения кожи с кожей его пробила резкая дрожь. Он не отводил руки.

Тонкие черты лица, обычно строгие и собранные, сейчас казались почти детскими в своей беззащитности. Длинные светлые ресницы лежали на бледных щеках; губы, обычно сжатые в линию неодобрения, теперь слегка приоткрылись, будто на полуслове. Россыпь едва заметных веснушек проявилась на переносице, которые она всегда прятала под тонким слоем пудры, – всё было так близко, так открыто его взгляду, что у Кирилла перехватывало дыхание. Он слышал её неглубокое дыхание и улавливал слабый шлейф знакомого аромата.

Он заметил маленькую родинку под нижней губой, о её существовании никогда не подозревал. Она была настолько крошечной, что разглядеть её можно было только с такого расстояния. Эта деталь почему-то взволновала его больше всего – как будто он нашёл вещь, недоступную другим. Пальцы чуть дрогнули; он убрал руку, чтобы не выдать дрожи.

Сознание Кирилла раздвоилось: часть понимала чудовищность происходящего и шептала, что нужно немедленно остановить машину и вызвать скорую; другая, тёмная и жадная, упивалась властью над женщиной, которая всегда оставалась недосягаемой. Он смотрел на следы дождя на её пальто, на вбившуюся в прядь волос мелкую веточку – приметы недавней улицы.

Память подсунула воспоминание о первой лекции Ильды Александровны. В начале сентября она вошла в аудиторию, и разговоры стихли сами собой. Не повышая голос, представилась; манера держаться заставила даже самых шумных студентов подтянуться и выпрямить спины. В окнах стояли серые тучи, лампы жужжали.

– История культуры – это не просто хронологическая последовательность событий, – сказала она тогда. – Это система взаимосвязей, символов и смыслов, которая требует не запоминания, а понимания. Кто из вас может сказать, чем отличается знание от понимания?

Аудитория молчала. Кирилл сидел в третьем ряду и не мог оторвать взгляд от её лица. Когда взгляд Ильды Александровны скользнул по нему, он почувствовал смесь страха и восторга. Ручка в его руке щёлкнула – он невольно нажал на механизм.

– Знать – значит обладать информацией, – продолжила она после паузы. – Понимать – значит видеть связи, чувствовать скрытые течения мысли, улавливать невысказанное. Боюсь, что большинство из вас за эти годы научится лишь знать, но не понимать.

Последнюю фразу она произнесла с лёгкой горечью, словно уже заранее разочаровалась в студентах. И всё же в этой горечи Кирилл услышал ещё и вызов, как будто обращённый лично к нему. С того момента он решил отличаться от остальных, заставить её увидеть в нём большее.

Машина качнулась на выбоине, вырывая его из воспоминаний. Голова Ильды Александровны соскользнула с колен, и он бережно вернул её на место, задержав пальцы в её влажных волосах. Они оказались удивительно мягкими – не такими, как представлялось, когда он видел строгий пучок. Воздух из дефлекторов тёплой струёй бил ему в кисти; обогрев стекла гудел на высокой скорости. Дворники скрипели по стеклу, оставляя короткие прозрачные полосы.

– Далеко ещё? – спросил водитель; костяшки пальцев побелели на руле. Он щурился, пытаясь разглядеть размытую дорогу сквозь потоки воды на лобовом стекле.

– До Рузы полтора часа, если дождь не усилится.

Водитель кивнул, успокоенный уверенностью в его голосе. Странное чувство превосходства охватило Кирилла – он, студент третьего курса, управлял ситуацией лучше, чем взрослый, состоявшийся мужчина. Табло спидометра мерцало тускло-зелёным; стрелка дрожала на отметке девяносто.

Память подбросила другое. Случайная встреча в фойе института, где он увидел Ильду Александровну не через призму кафедры, а просто как женщину, поправляющую причёску перед зеркалом. Она его не заметила – он стоял в тени колонны и смотрел, как она изучает своё отражение, поправляет выбившуюся прядь, проводит кончиком пальца по линии бровей. В этом бытовом жесте было столько близости, что он замер и не отводил взгляд.

Их глаза встретились в зеркале – всего на долю секунды, но этого хватило, чтобы сердце провалилось куда-то в живот. Она не улыбнулась, не кивнула, просто отвернулась и пошла дальше по коридору, а её каблуки стучали по мраморному полу. Эта короткая встреча взглядов потом долго не отпускала.

После того случая интерес перерос в другое. Он начал собирать о ней сведения, как коллекционер. Из открытых источников узнал, что она защитила докторскую в тридцать пять, что до Института культуры преподавала в Сорбонне. Прочитал все её статьи, не понимая и половины, но радуясь возможности просто вчитаться в её мысль. Подружился с лаборанткой на кафедре, чтобы через неё узнать расписание, привычки, предпочтения.

Потом пришло более тёмное. Он стал фотографировать её украдкой – когда она шла по коридору, когда пила кофе в столовой, когда стояла на крыльце и ловила такси. Снимки он распечатывал дома, раскладывал на столе, изучал часами, пытаясь понять её притяжение. Бумага пахла чернилами; края фотографий выгибались от тепла лампы.

На одной из фотографий, сделанной издалека через окно кафе напротив института, она была с мужчиной – вероятно, коллегой. Они оживлённо беседовали, и на её лице играла лёгкая улыбка. Кирилл испытал такой приступ ревности, что порвал снимок в мелкие клочки, а потом долго сидел в темноте комнаты, ощущая, как внутри расползается что-то чёрное и душное.

Он знал все её украшения – тонкую серебряную цепочку с маленьким кулоном-книгой, которую она надевала почти каждый день; строгие жемчужные серьги для особых случаев; элегантные часы с тонким кожаным ремешком. Знал её духи – сдержанный аромат с нотами лаванды и горечью. Мог по шагам в коридоре определить, что это идёт она: лёгкая поступь, стук не слишком высоких каблуков, но всегда уверенный.

Когда-то эта одержимость казалась ему формой восхищения. В какой-то момент – он и сам не понял, когда – всё изменилось. Желание быть замеченным и оценённым трансформировалось в тёмное стремление к власти и контролю. Он начал представлять сценарии, в которых она зависела от него. Фантазии были не про близость, а про власть.

И вот теперь это стало явью самым неожиданным и страшным образом. Её жизнь действительно была в его руках, и от этого осознания кружилась голова. Он прислушался к её дыханию – по-прежнему ровному – и чуть сильнее придвинул её плечом, чтобы голова не соскальзывала.

Он снова провёл пальцем по её виску, спустился к скуле, легко коснулся уголка губ. В машине было тепло, работал обогреватель, но кожа Ильды Александровны оставалась прохладной. Это беспокоило его, но не настолько, чтобы изменить решение. Он проверил пульс на шее: слабый, но ритмичный.

– Выезжаем на Минское шоссе, – сообщил водитель, прервав его мысли. – Оттуда на Рузу?

– Да, – кивнул Кирилл, хотя понятия не имел, правильно ли это. Географией Подмосковья он владел приблизительно, но сейчас важнее было сохранять уверенность. Любое сомнение могло разрушить всё, что он уже наговорил.

Ильда Александровна тихо застонала, и Кирилл замер, затаив дыхание. Её веки дрогнули, но глаза не открылись. Он испытал смешанное чувство облегчения и разочарования. Часть его хотела, чтобы она пришла в сознание – он убедился бы, что с ней всё в порядке, услышал бы её голос. Другая часть боялась этого момента: что он ей скажет? Как объяснит происходящее?

Машина свернула с кольцевой и помчалась в сторону области. Огни города редели и оставались позади. Дождь не стихал, но здесь, вдали от фонарей, тьма была гуще. За окном тянулся размытый тёмный фон, изредка мелькали огни придорожных кафе и заправок.

Кирилл смотрел на лицо спящей женщины и чувствовал, как внутри растёт странное, почти болезненное удовлетворение. Вот она – Ильда Александровна Бодрова, доктор наук, блестящий преподаватель, всегда недоступная и отчуждённая, – лежит без памяти и полностью зависит от него. Волосы разметались по его коленям, дыхание слабое, но ровное. Сейчас она была не такой, как в институтских коридорах: уязвимая, живая, без привычной властности.

Его пальцы, будто отдельно от разума, скользнули по её шее, нащупали пульс под тонкой кожей. Это ощущение – жизнь под ладонью – кружило голову. Кирилл подумал, что мог бы сейчас сделать с ней всё, что угодно. Мысль испугала и возбудила одновременно.

– Там впереди пост ДПС, – внезапно сказал водитель; в голосе прозвучала тревога. – Они часто останавливают машины в такую погоду.

Кирилл почувствовал, как сжалось сердце. Вся его ложь могла рухнуть в одно мгновение.

– Проезжайте спокойно, – сказал он, удивляясь собственному хладнокровию. – Всё в порядке, моя сестра просто спит. Она приняла успокоительное, у неё был тяжёлый день.

Водитель нервно кивнул, но сбавил скорость и ушёл вправо. Впереди действительно виднелись проблесковые огни полицейской машины, размытые пеленой дождя.

Тело Ильды Александровны ощутимо потяжелело на его коленях, словно она глубже провалилась в беспамятство. Дыхание оставалось ровным, но очень тихим. Влажные пряди прилипли к лбу и щекам. Кирилл аккуратно убрал их, стараясь придать лицу более спокойный, естественный вид.

Они приближались к посту, и с каждым метром тревога нарастала. Что, если их остановят? Заметят кровь, рассечённый лоб? Что, если…

Но машина прошла мимо без остановки. Полицейские, похоже, были заняты разговором и не смотрели на поток.

– Пронесло, – выдохнул водитель, ослабляя хватку на руле. – Думал, точно остановят.

Кирилл не ответил. Он смотрел на бледное лицо женщины и вдруг ясно понял весь ужас и необратимость того, что делает. Куда он её везёт? Что будет делать дальше? Как долго она пробудет без сознания? Что, если станет хуже? Рациональная часть кричала о безумии, но другая, тёмная, уже приняла решение и не отступала.

Машина шла вперёд, унося их всё дальше от города, от привычной жизни. Каждый километр и каждая минута делали поступок осознанным, каждый удар сердца отдалял возможность всё исправить.

За окном мелькали деревья, смутные очертания деревень, редкие огни домов. Для Кирилла мир сузился до салона, до тяжести её головы на коленях, до запаха духов, смешанного с металлическим привкусом крови.

Фары выхватывали из темноты всё новые участки пустынного шоссе. Они ехали к выдуманному адресу, к несуществующему врачу. С каждой минутой становилось яснее: назад уже не вернуться. Теперь у него была полная власть над той, кто всегда оставалась недосягаемой. От этой власти кружилась голова.

– Скоро поворот на Рузу, – произнёс водитель, прерывая молчание.

Кирилл кивнул, поглаживая влажные волосы Ильды Александровны. Пальцы слегка дрожали – то ли от напряжения, то ли от смеси вины и возбуждения. На краю сознания мелькнула мысль о нереальности происходящего, о сне. Но тяжесть на коленях, запах мокрой одежды и волос, стук дождя по крыше – всё было слишком осязаемым.

– Всё будет хорошо, – прошептал он, наклоняясь к её бледному лицу. – Я позабочусь о вас, Ильда Александровна.