Рейн Карвик: Отражения: Последний осколок

Глава 1

Часы показывали 02:47, когда Елена поняла, что этой ночью сна не будет. Квартира утонула в полумраке – жалюзи закрыты, свет не включён, только монитор на столе время от времени оживал холодным прямоугольником, будто кто-то на том конце экрана пытался моргнуть. Ветер гнал по окну редкие капли, и они звучали, как отмеряющий что-то метроном.

Елена сидела на полу, скрестив ноги, спиной к стене. Перед ней – ноутбук, десятки снимков, открытые папки, распечатанные протоколы, и между ними – четыре прозрачных пакета с осколками зеркал. Каждый с белой этикеткой, подписанной аккуратным почерком: I, III, V, VII. Остальные три она так и не нашла. Возможно, их не существует. А может, они просто ждут, когда кто-то откроет нужную дверь.

Свет экрана отражался в стекле, делая каждый пакет похожим на глаз – неподвижный, но наблюдающий. В этом взгляде было что-то живое, как будто осколки помнили, к кому они принадлежали. Она провела пальцем по одному – прохлада, почти боль. От прикосновения на коже осталась тонкая вибрация, словно стекло дышало.

На мониторе – фотографии. Марина, Ирина, Кудрин, Соколов. Четыре тела. Четыре зеркала. И один повторяющийся след – римские цифры, выгравированные на рамах, как будто кто-то вел счёт, приближаясь к финалу.

"Осталось двое." Эти слова теперь горели внутри неё, не давая покоя.

Елена щёлкнула мышью, увеличивая снимок стены из дома Кравченко. Там, где рядом с окровавленной ладонью проступала надпись. Буквы были написаны дрожащей рукой, будто автор боролся с собственным телом, но всё равно закончил фразу. «Осталось трое». Тогда они ещё не знали, что одно из «трёх» – она.

Она открыла следующую папку. Архивные документы санатория «Сосновый мыс». Сотни листов, сканы пожелтевших журналов. Психотерапевтическая программа «Рефлексия». Автор – А.С. Соколов. Семь зеркал. Семь пациентов. Семь грехов, которые можно излечить, если «встретить взгляд своего отражения». В теории всё выглядело как эксперимент в области когнитивной терапии. На деле – что-то иное. Что-то, что вышло за рамки эксперимента.

Она прокручивала страницы, останавливаясь на протоколах, где почерк Соколова постепенно становился всё более неровным, отчаянным.

"Они видят не то, что есть. Они видят то, что должны были скрыть."

"Отражения начинают отвечать."

"Я должен остановить их до того, как они станут множеством."

Строки дрожали на экране, будто написаны рукой, уже не принадлежащей живому человеку.

Елена поднялась. В комнате пахло пылью и кофе. На подоконнике стояла чашка, давно остывшая. Она подошла к окну, отодвинула штору. Снаружи – пустая улица. Свет фонарей тонул в тумане, и ветер шевелил провода, будто кто-то невидимый играется с невидимой струной.

На стекле – отражение комнаты. В нём всё то же: стол, бумаги, стул. Но когда она наклонилась ближе, в глубине, за её плечом, мелькнула тень. Очень быстрая, но отчётливая – как человек, проходящий мимо. Она обернулась. Пусто. Только стол, и тихое гудение монитора.

Она вернулась к столу, включила лампу. Свет оказался слишком жёстким – цвета поблекли, тени стали густыми. На стене, прямо перед ней, висела старая фотография, пожелтевшая от времени. Она сама – двадцатилетняя, короткие волосы, в белом халате. Газетная статья: «Молодой психиатр о новой методике терапии памяти».

Кто-то приколол фотографию кнопкой поверх другой – обрывка, где виднелся заголовок: «Трагедия в “Сосновом мысе”». Она не помнила, чтобы делала это сама.

Пальцы сжались. Она села, снова уставившись в стол. В ноутбуке на панели мигнуло уведомление – новое письмо. Адресат – неизвестен. Тема отсутствует.

Открыла.

В письме – всего одна строка:

«Ты слишком близко. Не отражай его.»

Подписи не было.

Елена откинулась на спинку кресла. Пульс бился в висках, но мысли оставались ясными. Она знала – её наблюдают. Не первый день. Камера, найденная под плинтусом, была лишь одной из.

Она встала, прошла по комнате. В углу, между шкафом и стеной, стоял старый штатив. Она осмотрела его внимательнее. На металле – отпечатки пальцев, свежие, будто кто-то недавно брал его в руки. Оттуда вёл тонкий кабель, спрятанный под ковролином, в розетку. В сети он не отображался. Незарегистрированное устройство.

Елена села рядом, вытащила кабель, держа его кончиками пальцев.

– Значит, ты всё-таки решил, что я должна видеть, – сказала она тихо. – Посмотрим, кто кого.

Она вернулась к столу. Четыре пакета с осколками лежали в ряд, как нумерованные улики. Но теперь она смотрела на них не как следователь, а как человек, в чьей жизни эти вещи начали менять воздух. Каждый из них будто притягивал к себе память.

Первый – найден в санатории, под сценой.

Третий – на месте гибели Кудрина.

Пятый – у Лаврова.

Седьмой – на берегу, после шторма.

Они составляли узор. Цифры складывались в что-то большее, чем просто счёт.

Она подняла один пакет, поднесла к свету. Внутри – прозрачный треугольный кусок. На грани – маленькая отметина, почти незаметная, будто выжженная изнутри. Если смотреть под углом, в отражении проступала линия, похожая на отпечаток ладони.

Внезапно за окном снова мелькнул свет. Не автомобиль, не фонарь. Узкий луч, как от лазера, скользнул по её шторе и исчез. Она подошла к окну. Внизу – улица пуста. Только дождь, только ветер.

Вернувшись, она заметила, что на экране ноутбука открыто новое окно. Координаты. Побережье. Маленький участок земли у скал. Дом. Под ним – короткая фраза:

«Где всё началось, там и закончится. – А.С.»

Она не дышала.

Соколов. Его подпись. Его инициалы.

Елена долго смотрела на экран, потом взяла ручку и медленно обвела координаты на листе бумаги. Чёрные цифры легли ровно, будто она подписывала приговор.

Затем выключила свет, оставив гореть только монитор. В отражении стекла её лицо выглядело чужим – усталым, но спокойным. В глубине, за её спиной, на миг снова мелькнуло движение.

Она не обернулась. Просто сказала тихо:

– Я знаю, что ты там. Но если ты смотришь – смотри до конца.

И снова за окном ударил гром, и свет монитора дрогнул, словно кто-то на другом конце провода сделал вдох.

Елена не зажигала свет до самого утра. Ночь словно не хотела кончаться, и даже серый предрассветный свет не приносил облегчения – он только делал комнату ещё холоднее, а тени в углах – плотнее. На стенах блестели участки краски, где недавно скользнул её взгляд, будто сами стены пытались запомнить, куда она смотрит. Воздух был густым, насыщенным кофеином и пылью старых бумаг.

Она сидела за столом, подбородком опершись на руки, и снова пересматривала фотографии. Каждый снимок казался ей дверью. В каждом отражалась не просто улика – дыхание человека, который сделал этот кадр. Свет фонаря, тень, пойманная на стене, отпечаток пальца на объективе. Мелочи, но теперь они звучали громче слов.

На одной из фотографий – санаторий «Сосновый мыс» двадцать лет назад. Елена помнила это место иначе – детальнее, живее. Ей было тогда двадцать, и она верила в науку, в то, что разум можно исцелить, если дать человеку увидеть самого себя. Соколов говорил: «Каждый должен смотреть в зеркало, пока не узнает, кого на самом деле видит. Мы лечим не тело, а отражение». Тогда это звучало красиво. Почти гениально.

Она выключила экран, прикрыла глаза, но из памяти всё равно всплыло: зал санатория, белые халаты, семь зеркал в ряд. Семь детей, которым велели смотреть. Она не участвовала напрямую, только наблюдала, но эти взгляды – пустые, стеклянные – с тех пор не отпускали. С тех пор она не любила зеркала.

На столе лежала старая газета. Та самая, где было опубликовано интервью двадцатилетней Елены – «молодого психиатра». Она провела пальцем по фото. Наивная улыбка, уверенность во взгляде. Рядом заголовок: «Взгляд внутрь: новый метод терапии памяти». Под текстом – подпись редактора: А.С. Тогда она не придала значения.

Теперь всё складывалось. Соколов был рядом с ней ещё тогда. Он знал, что она будет читать это интервью через двадцать лет. Он всё спланировал заранее – как будто эксперимент никогда не заканчивался, просто перешёл в другую фазу.

Она взяла первый пакет с осколками – тот, где была римская единица. Поднесла к лампе, и на стекле проступил её собственный глаз. Он казался живым, как будто наблюдал за ней. В отражении мелькнула комната, угол окна, полоска света на стене – и тень. Быстрая, тонкая, как вспышка. Она обернулась.

На подоконнике, среди бумаг, стояла маленькая чёрная точка. Едва заметная. Она подошла ближе – камера. Крохотная, спрятанная в корпусе розетки. Елена вытащила вилку, поддела пластик ногтем. Внутри – объектив, микроскопическая линза, направленная прямо на стол.

– Вот ты где, – сказала она почти спокойно.

Пальцы дрожали, но голос звучал ровно. Она достала из ящика отвёртку, выкрутила корпус. Камера упала на ладонь. Лёгкая, теплая. Значит, недавно работала.

Она положила её рядом с осколками. И теперь они лежали как набор глаз: стеклянные, наблюдающие.

Ветер усилился. Сквозняк качнул занавеску, и в окне снова что-то мелькнуло. На мгновение показалось, что на улице стоит человек. Силуэт – высокий, неподвижный. Но когда она подбежала – никого. Только фонарь и дождь.

Елена опустилась обратно в кресло, сжимая камеру в ладони. Она понимала: кто-то следит за ней. Возможно, с самого начала. И теперь этот кто-то хочет, чтобы она знала. В этом была логика – изощрённая, но логика. Когда жертва знает, что за ней наблюдают, она начинает вести себя по-другому. Больше не человек, а часть эксперимента.

Она открыла ноутбук снова, вернулась к письму с координатами. Цифры вбиты не случайно: северное побережье, недалеко от старого пирса. Там, где, по словам местных, давно стоит полуразрушенный дом – бывшая дача директора санатория. Никто туда не ходит. Даже подростки обходят стороной.

Она набрала координаты в поисковике. На экране всплыла карта, мутная, сероватая. Точка на краю скалы. Короткая дорога через лес. Внизу – море. Елена приблизила изображение. Дом действительно существовал: серый, с покосившейся крышей, одиноко стоящий у обрыва.

"Где всё началось, там и закончится."

Слова вспыхнули перед глазами. Она закрыла ноутбук. Тишина снова захлопнулась, как крышка.

На столе остались лежать четыре пакета. И камера. Елена посмотрела на них, потом на окно. Тень снова мелькнула – или это уже отражение самой себя.

Она подошла к зеркалу в прихожей. На секунду замерла – будто впервые увидела собственное лицо. Усталое, измождённое, но всё ещё живое. Она провела пальцами по стеклу, и на нём остался след.

В отражении за её плечом снова что-то шевельнулось. Только теперь она не повернулась. Просто смотрела, сколько могла. Смотрела, пока глаза не начали слезиться, пока свет фонаря за окном не растянулся в длинные полосы.

– Если ты ждёшь, – тихо произнесла она, – я тоже жду.

Экран ноутбука мигнул. Почтовая программа обновилась автоматически. Новое письмо. Отправитель: неизвестен. Тема: «Дом у скал».

Внутри – одна фотография. Дом. Тот самый, с карты. Только теперь – ночью. В окнах горит свет. И на пороге стоит человек.

Она увеличила снимок. Качество было плохим, но в размытом пятне света можно было различить контуры. Высокий силуэт. Пальто. И – очки. Те самые круглые, в металлической оправе, какие носил Соколов.

Внизу под фото – короткая надпись: «Я жду. – А.С.»

Елена долго сидела, не двигаясь.

В голове медленно складывался пазл: зеркала, осколки, письма, координаты, наблюдение. Всё вело в одно место – туда, где двадцать лет назад началась история, которую все считали закрытой.