Девочка смеется и вдруг растворяется, как мираж. На ее месте остается только голубой светящийся цветок, как те, что вырастали из моих слез.

Издалека доносится кошмарный вой. Лиран хватает мою руку:

– Аэлина подсказала нам путь.

Я еще не вполне понимаю:

– Путь куда?

Лиран смотрит на меня, и в его глазах ответ, от которого кровь стынет в жилах:

– Туда, где все началось.

– Я не понимаю! Объясни!

Вой становится ближе. Деревья вокруг начинают чернеть, как обугленная бумага. Жутко. Более, чем жутко.

Лиран тянет меня к цветку:

– Мы должны вернуться в начало.

– Но как?!

– Через себя, – он хватает цветок. – Через боль.

Мир взрывается голубым пламенем. Последнее, что я вижу – как когти Тени прорезают дым… И все становится белым.

* * *

Белое. Только белое. Я падаю сквозь эту пустоту, и она выедает мне глаза, заполняет легкие, проникает под кожу.

Лиран? Где он?

Я пробую крикнуть, но звука нет. Ничего нет. Только эта проклятая белизна, которая стирает меня. Потом приходит боль. Острая и яркая, точно нож между ребер.

Я беззвучно кричу, хватаясь за живот, и мои пальцы натыкаются на что-то твердое.

Цветок. Тот самый голубой цветок. Он впивается мне в ладонь, пускает корни прямо мне в вены, и вдруг…

Вспышка.

Я совсем маленькая. Бегу по лесу, платье цепляется за ветки, а сзади они. Тени с рогами. Я падаю. Они настигают. Чьи-то руки хватают меня.

– Спрячься! – это голос моей мамы?

Темнота. Запах земли. Я в норе, а сверху топот, крики, а потом… тишина.

Когда я выползаю, вокруг только чья-то кровь и черные перья. Тень стоит посреди поляны. Смотрит прямо на меня. Улыбается.

– Маленькая птичка, ты будешь моей.

Рывок. Я возвращаюсь в белую пустоту, задыхаясь.

Цветок в моей руке теперь светится ярче. Вдруг понимаю: это не просто воспоминание. Это ключ.

Где-то в белизне раздается хруст. Я оборачиваюсь. Лиран лежит без сознания, его рука превращается в прозрачную. А в десяти шагах от нас дверь. Деревянная, с железной ручкой. Та самая, что была в нашем доме, которого никогда не было. Из-за нее доносится плач. Детский. Знакомый.

Я ползу к Лирану, хватаю его за плечо:

– Проснись! Там Аэлина!

Его веки дрожат.

Дверь скрипит, начинает открываться. Из щели выползает черный дым. И тогда я слышу смех Тени прямо у себя за спиной.

Белое пространство дрожит, словно отзываясь на мой страх. Я прижимаю руку с цветком к груди – его голубой свет пульсирует в такт моему сердцу.

Лиран приходит в себя, медленно моргая. Его глаза – обычно такие ясные – сейчас мутные, будто затянутые пеленой тумана.

Лиран теряет себя – понимаю с внезапной острой болью.

– Дверь… – из его горла вырывается хрип.

Я крепче сжимаю его руку:

– Да. Дверь в детскую Аэлины. Но это наверняка ловушка.

Плач из-за двери становится громче. Слишком знакомый. Слишком настоящий. Рвет мне душу в клочья, заставляя слезы выступить на глазах.

Тень пока не приближается. Она стоит в отдалении, и ее лицо наконец-то видно четко. Бледная, почти прозрачная кожа. Глаза – два черных бездонных колодца. Рот – слишком широкий, с тонкими губами, которые никогда не улыбаются по-настоящему. А рога… Боги, ее рога изгибаются, будто корни мертвого дерева, черные и покрытые чем-то липким. Может, это и не рога вовсе…

Лиран поднимается, опираясь на мое плечо.

Дверь приоткрывается еще немного. В щели темнота, но теперь я различаю в ней слабый голубой свет. Как наш. И как у Аэлины.

Мы с Лираном делаем шаг вперед, и пространство вздрагивает. Белизна вокруг нас начинает таять, превращаясь в стены… детской комнаты. Аэлина сидит в углу, обняв колени. Ее светлые волосы растрепаны, а по щекам текут слезы:

– Мама? Папа?

Я бросаюсь вперед и тут же останавливаюсь. Это не она. Не наша настоящая дочь. Лиран кладет руку мне на плечо:

– Она воспоминание. Но оно настоящее.

Аэлина, точнее этот образ-призрак Аэлины поднимает на нас глаза:

– Я потерялась…

За окном бушует буря. Стекло дрожит от ударов ветра. И тогда я понимаю: мы с Лираном не просто вернулись в прошлое. Мы внутри того самого дня, когда Тень забрала Аэлину.

Детская комната приятно пахнет теплым молоком и булочками – точно так же, как в тот день. Я вдыхаю этот запах, и воспоминание бьет меня, как молот: мы сами отдали ее. Точно. Сами.

Лиран стоит рядом, его лицо искажено болью. Он тоже помнит. Впрочем, некоторые вещи он помнит лучше меня.

Призрак Аэлины смотрит на нас с безмолвным укором:

– Почему?

Тень в углу комнаты смеется. Боги… Она тоже здесь.

Теперь я прекрасно ее вижу: ее кожа не просто бледная. Она прозрачная, как лед на замерзшем озере. Под ней темные вены, пульсирующие, словно корни ядовитого растения. Глаза – два зеркала, но вместо отражения в них пустота. Если смотреть слишком долго, то кажется, что ты видишь там себя, но изможденного, сломанного. Рот… Он не двигается, когда Тень говорит. Ее слова будто возникают прямо у меня в голове, холодные и скользкие:

– Вы знаете почему. Ответьте.

Лиран мрачно говорит:

– Мы думали…

– Что спасаете, – Тень перебивает его. Ее голос – это шелест мертвых листьев под сапогами.

Я сжимаю кулаки, чувствуя, как голубой цветок впивается мне в ладонь.

Тень медленно поднимает руку – ее пальцы слишком длинные, с суставами в неправильных местах. Она проводит ими по волосам призрачной Аэлины:

– Ваша дочь была особенной. Ее магия могла разрушить барьеры между мирами.

– Мы боялись ее, – утверждаю, и Тень впервые моргает.

Лиран поворачивается ко мне, его голубые глаза горят:

– Мы отдали ее, потому что…

– Потому что она была сильнее нас обоих, Лиран. Намного сильнее. И мы испугались.

Комната дрожит. Картины падают со стен.

Я чувствую: настоящая Аэлина, где бы она ни была, теперь знает правду. Тень расправляет плечи – ее платье из теней колышется, хотя ветра нет:

– Вы отдали ее, чтобы спасти себя. Не ее. Себя. И теперь вы вернулись за тем же.

За окном бушует буря. Но самое страшное – это не буря и не жуткая Тень в паре шагов от нас. Самое жуткое – тихий голос призрачной Аэлины:

– Вы все еще боитесь меня?

Вопрос Аэлины повисает в воздухе, тяжелый, как обвинение. Я чувствую, как рука Лирана непроизвольно сжимает мое плечо. Его пальцы дрожат, и я еще никогда не видела его таким. Безупречного непреклонного Лирана. Того, кто всегда знает, что ему, мне и всем нам делать.

И я вдруг понимаю: мы никогда не боялись Аэлину. Мы боялись того, что сделали с собой ради нее.

Первая жизнь – вспышка памяти бьет мне по вискам. Я жрица в белых одеждах, а Лиран воин с мечом у алтаря. Мы прячем нашего ребенка в подземелье, потому что ее глаза отражают будущее, а ее слезы заставляют цвести мертвые земли. Потому что… мы не смогли защитить ее от собственного народа.

Вторая жизнь. Дым. Крики. Лиран держит окровавленный меч, а я стою над телом охотника, пришедшего за нашим «проклятым отродьем». Аэлина, такая маленькая, смотрит на нас с ужасом:

– Я не хочу быть монстром!

И тогда мы с Лираном принимаем тяжелейшее решение: лучше отдать ее Тени, чем сломать.

Я падаю на колени, осколки бесчисленных битых зеркал впиваются в кожу, но эта боль ничто.

– Мы… думали, что мы спасаем тебя, – мой голос дрожит, как эти проклятые зеркала вокруг.

Лиран стоит рядом, его тень накрывает меня:

– Спасаем от себя, – говорит он жестко. – От нашей любви, которая всегда превращалась в одержимость. От нашей ненависти, которая сжигала все на своем пути.

Тень смеется, ее смех – скрежет сотни птичьих костей:

– Вы лгали себе. Вы просто испугались, что Аэлина станет сильнее вас.

– Нет.

Я поднимаю голову. В разбитых зеркалах наша первая с Лираном встреча у реки. Он раненый дезертир. Я беглая рабыня. Мы ненавидим друг друга до тех пор, пока не понимаем, что в глазах другого видим одно и то же: ярость, которая может либо разрушить, либо спасти.

Наша свадьба. Клятвы, данные нами не богам, а тьме между звезд. «Я буду твоим якорем». «А я – твоим домом».

Первые слезы Аэлины, превратившие песок в изумруды.

– Мы хотели… – начинаю, но Тень перебивает, ее слишком длинные пальцы смыкаются вокруг осколка с нашим отражением:

– Вы хотели контролировать Аэлину. Как вы контролировали друг друга. Как вы контролируете свои страхи. Но магия… настоящая магия… она живая.

Аэлина, не призрак, не воспоминание, настоящая – я чувствую – смотрит на нас из глубины зеркал:

– Вы все еще пытаетесь контролировать.

И тогда я вижу правду ее глазами: одна жизнь, где она сжигает нас обоих, не сумев сдержать свою силу. Другая, где мы запираем ее в башне на всю вечность. Третья, где Тень спасает ее… от нас.

Лиран хватает самый большой осколок – тот, где мы счастливы:

– Хватит. Мы больше не те. Мы другие, – в его голосе ни капли сомнения.

Тень наклоняет голову, и ее рога отбрасывают странные тени, складывающиеся в крылья:

– Другие? Докажите.

Зеркала начинают дрожать.

Аэлина протягивает руку – настоящую, живую – из осколка зеркала:

– Выберите снова.

Глава 6. Когда звезды целуют рассвет

Я делаю шаг вперед. Лиран держит меня за руку.

Все зеркала взрываются одновременно. Тень улыбается. Осколки застывают в воздухе, и в каждом отражение глаз Тени – звезды. Самые настоящие звезды, запертые в двух черных безднах.

– Ты… – Лиран делает шаг назад, и кинжал в его сильной руке дрожит.

Тень поднимает руку, и осколки складываются в картину: не всегда она была Тенью. Когда-то ее звали Весной.

Она была первой, кто научил людей говорить с ветром, но люди боялись ее дара. Однажды ночью они приковали Весну к скале и выкололи ей глаза, чтобы «лишить ее колдовской силы».

А звезды… сжалились над ней. Они спустились в ее пустые глазницы и стали ее новым зрением.

Вторая картина шокирует еще больше: Аэлина не была пленницей Тени. В осколках мелькают моменты: Тень качает маленькую Аэлину на руках, напевая ей песню на забытом языке. Тень учит Аэлину собирать звезды в ладони, как ягоды. Аэлина-подросток кричит: «Ты не моя мать!», а Тень отворачивается, и из ее глаз капают звездные слезы.

– Ты растила ее, – озарение накрывает меня, как тяжелое покрывало.

Тень – Весна? Кто она теперь? – касается своего лица:

– Я дала ей то, чего не дали вы. Выбор.

Мы видим, как Аэлина стоит между мирами. Ее руки сжимают два разных света: наш голубой и звездный Тени.

– Она… балансирует, – Лиран понимает первым.

Тень кивает, и ее платье из теней колышется:

– Если я отпущу Аэлину, ваши миры рухнут. Если вы заберете ее, мои звезды погаснут.

Аэлина смотрит на нас. Затем на Тень. В ее голубых глазах вспыхивает решение:

– Я знаю, что нам делать.

Но прежде чем мы слышим что-либо еще, земля уходит из-под ног. Мы с Лираном падаем вниз, в звездную бездну. Аэлина протягивает руку… но не к нам. К Тени.

* * *

Мы падаем сквозь звездную бездну, и я вдруг осознаю: это не падение. Это возвращение.

Тьма вокруг нас становится мягче, превращаясь в странный полумрак. Мы приземляемся на поверхность, которая пульсирует под ногами, как живая.

Мир между мирами. Он не похож ни на что, что я могла бы представить. Под ногами не земля и не вода, а что-то вроде тумана, сплетенного из корней. Они светятся голубым, как наша энергия, и серебряным, как слезы Тени. Над головой не небо, а тысячи висящих зеркал. В каждом отражении разные версии нас.

Лиран – человеческий фермер. Я – человеческий пекарь. Аэлина – обычный человеческий ребенок. Мы вообще не эльфы.

Лиран – король. Я – его тень. Аэлина – призрак у трона.