Андрей даже дома был отвратительно отглаженный, причёсанный, только что не набриолиненный. И квартира (даром, что съёмная) сияла, как выставочный экспонат. На зеркале в прихожей – ни пятнышка. Лампочки утоплены между панелями потолка. На полу – ковёр. Это на входе-то! Впрочем, обувь хозяин попросил снять у порога. На стенах – обои бежево-золотистых тонов. Видел я такие на строительном рынке. Даже по оптовой цене – ну очень дорогие. В ванной на плечиках сушились ослепительно белые рубашки. Неудивительно: балкон выходит на шоссе, этаж второй – запылятся. Краем глаза успел заметить навороченную стиральную машину на тысячу семьсот оборотов и мощный водонагреватель. Что ж, разумно. В понедельник отключат горячую воду.

«Друг» пригласил меня в такую же «показательную» комнату с современной, слишком удобной мебелью, а сам исчез на кухне, отказавшись от моей помощи. Я боялся увидеть стол под белой крахмальной скатертью, к счастью она оказалась клетчатой тефлоновой. Почти всю стену занимал книжный шкаф. У окна на тумбе располагался большой музыкальный центр. Нехило он устроился, этот Андрей. В противоположном углу притаился столик с компьютером – предлогом для визита. Над ним под стеклом висел какой-то документ. Я приблизился и прочитал:

«Диплом. Лига Эссенс. Латушкин Андрей Николаевич». Это ещё что за хрень? Какая-нибудь спортивная награда? И ниже: «Корректор первого звена». Что-то совсем непонятное. В нижнем углу, где обычно рисуют печать или эмблему, красовалось изображение паутины. Мне почему-то стало не по себе.

Вернулся хозяин с лобстерами. Так он назвал этих, красных с клешнями. Я заикнулся было о компе, но Андрей замахал руками и потребовал, чтоб я сначала оценил его кулинарный талант. Придётся-таки есть в его доме? Вроде, он мне не враг. Но и не друг, хотя утверждает обратное.

– Ну, за встречу? – хозяин, улыбаясь, поднял бокал с Зеленоградским. Я сделал ответный жест, он отхлебнул, – очень хорошее пиво!

– Да, ничего, – согласился я.

Эх, разговоры – потом. Есть хочется. Я же за целый день кроме бананов и мороженого ничего не жрал.

– Уютно у тебя тут, – заметил я, ковыряясь с клешнями.

– Да? Спасибо, – улыбнулся Андрей, ловко разламывая ракообразного. – Специально искал без мебели, так дешевле. И ремонт сам делал.

Угу. Подвесные потолки, конечно, дешевле. И диван этот, явно не из ДСП. Сколько же он зарабатывает своим менеджментом? Стоп, а с чего я взял, что он – менеджер? Сам придумал?

– Так ты где трудишься? – спросил я как можно естественнее.

– Менеджером в фармфирме. Да ты рассказывай, как у тебя? Всё там же в аптеке? Не хочешь к нам?

А! Ну значит, правильно я его в менеджеры зачислил.

– Да меня пока всё устраивает.

Наконец удалось расколоть дурацкую клешню. На вкус лобстер был приятным, нежным, но я как-то предпочитаю раков. Тем не менее, счёл необходимым блюдо похвалить. Чем вновь вызвал сияющую улыбку хозяина. Он что, всегда такой позитивный?

– Андрей, а что такое «Лига Эссенс»? – решил спросить я.

Эффект был потрясающий.

Андрей вздрогнул, как от удара и, чуть не выронив бокал, впился в меня взглядом. Улыбку как ветром сдуло.

Я растерялся.

– Там… под стеклом у тебя…

– Ах, да. Диплом. – Он снова улыбнулся, но уже как-то грустно. – Стас, я расскажу тебе. Потом. Хорошо?

Он снова принялся за лобстера.

– Хорошо, – пожал я плечами. Вот ведь, и у него, похоже, проблемы. Но меня больше интересуют мои собственные. Попробую зайти с другого конца.

– А ты Свету давно знаешь?

Может, так удастся добиться истины?

Андрей явно обрадовался перемене темы.

– Стас, ты не поверишь, – принялся он оживлённо рассказывать, вновь наполняя бокалы, – я с ней на сайте познакомился.

Хм. И не поверил бы, да…

– Что характерно, я вообще знакомиться не собирался. А уж тем более – по Интернету.

Здесь я с ним солидарен. В Инете можно хорошо нарваться. Светку ведь я знал раньше, иначе ни за что б не стал писать. Серьёзно. Поприкалываться – другое дело.

– Ну вот. А тут вдруг… Где-то месяц назад. Как меня что-то толкнуло. Дай, думаю, зайду. У нас на работе народ любит сидеть на «Знакомствах», когда время есть. А я раньше не увлекался. А тут взял и сделал страницу, заполнил анкету. И будто мне диктовал кто-то, – смущённо прибавил он.

Я снова почувствовал себя не в своей тарелке. Диктовал, говоришь?

– Почему я выбрал именно Свету, сам не знаю, – продолжал Андрей, – но неплохая девочка. Умная, красивая. Милая.

Ишь ты! «Неплохая»!

Я начал закипать. Всё равно ничего не понятно. Как узнать: имеет он отношение к фотографии? То есть, к человеку с фотографии? Как же его звали? Да я и не посмотрел, по-моему. Надо вспомнить что-нибудь, что было в той анкете, и чего я не приписывал Андрею.

– А я вот тут в отпуск собираюсь, – не совсем по теме, но я уже устал ходить кругами, – в Прибалтику.

Мне показалось, или он слегка вздрогнул?

– Ты ведь был в Прибалтике? – Я посмотрел на «друга» в упор.

– Был, – произнёс он, не глядя на меня. Отставил бокал, чуть отодвинул тарелку, поднял глаза, выражение которых мне не понравилось. И тихо спросил:

– Откуда ты знаешь, Стас? Что ты вообще обо мне знаешь?

Зашибись. А я думал, что это будет моя реплика.

Я шумно выдохнул и отодвинулся от стола.

– Да как раз ничего, видишь ли. Ты знаешь обо мне гораздо больше, вплоть до бывшего места работы, – не без сарказма заметил я, – а вот я с тобой не знаком.

– Я так изменился? – усмехнулся Андрей, – Стас, прости. Ты имеешь полное право обижаться, что я пропал на несколько лет. Но это не значит, что я о тебе забыл. Ты мне как брат, правда.

Ну, я сейчас разрыдаюсь от умиления!

– И что же было? В эти несколько лет? – спросил я, просто чтобы что-нибудь спросить.

Он помолчал, потом, видимо, решился.

– Стас, я – эссенциалист. Корректор сущности.

– Чего?!

– Неужели ты ни разу не был в эссенциалии?

– Н-нет.

– Поздравляю! Значит, можно позавидовать твоему здоровью и психике.

Как же! Насчёт второго я с сегодняшнего дня сомневаюсь.

Андрей начал рассказывать. Вот уж не ожидал, что человека так развезёт с одной бутылки тёмного…

Глава шестая. Рассказ Андрея

– Сразу после армии мне удалось поступить в медицинский институт. Три года учёбы прошли совсем обыденно, даже нудновато. Но в конце третьего курса появились преподаватели из Академии Эссенс и предложили лучшим ученикам перейти к ним. А я всегда старался быть лучшим, ты же знаешь.

Согласился сразу. Методика, которую они показали, Стас, это… это… Это чудо какое-то, панацея! Всё, чему нас учили раньше… Туфта всё это, Стас. Нет, я ничего не говорю про хирургию, акушерство. И экстренную помощь не отменишь. А вот терапевты… И психиатры частично. Они ведь часто не могут вылечить. Вообще не могут, понимаешь? Не потому, что дураки, или им наплевать. А потому что… Ну не так это делается!

Сущность человека – это лабиринт. Он состоит из множества нитей, поэтому его ещё называют эссенциальной паутиной. Эссенция – это и есть сущность по-латыни. Каждая нить – как штрих к портрету. Цвет волос – штрих. Черта характера – штрих. Даже манера улыбаться – тоже нить. Когда человек рождается, паутина совсем простая. Но в течение жизни нитей становится больше, они удлиняются, переплетаются, и вот тут-то начинаются проблемы. Хотя сейчас у многих проблемы с рождения. Мы занимались взрослыми, а вот нео-эссенсы, которые детишек корректируют, говорят, что почти у всех новорожденных по нескольку узелков имеется. Зато им и помогать легче.

А взрослому, который пришёл к тебе с кучей проблем – ой как сложно. Сначала надо начертить паутину. Она похожа на розу ветров. А прежде, чем чертить, её надо почувствовать. Потом ищешь узелок, «аксель» называется. Это очаг поражения. Распутаешь его – устранишь проблему. Неважно какую – хоть иммунную, хоть психологическую. Можно слух восстановить, можно аритмию убрать. Не всегда, правда. Но в большинстве случаев – можно! Уметь только надо. Но чаще попадаются группы узелков – у нас их «аксельбантами» окрестили. Много узелков – много проблем. Распутывать сложнее. Нити-то одни и те же задействованы, не потянешь так просто. Вот этому нас и учили три года. И ты знаешь – научили! Всех ведь научили! Плохих эссенсов не бывает, невозможно быть плохим! Пока учишься, у тебя самого сущность меняется. Часть узлов убирается, остальное сокурсники разгладят. Правда после академии всё это нарастает снова.

Когда я пришёл работать в эссенциалию – летал, как на крыльях. Молодой был, энергичный, старательный. А главное – педантичный буквоед. Это-то меня и спасло, но я тогда не понимал. Думал, за счёт таланта пробился. В общем, меньше, чем через два года заведующим назначили, мне двадцати девяти не было. А за то время, которое я в этом кресле просидел, кое-что изменилось. Ужесточилась система контроля.

И раньше-то было непросто вести отчётность при таком количестве людей. А тут и вовсе невозможно стало. Но корректоры приспосабливались: оно того стоило. Во-первых, зарплату прибавили здорово. А во-вторых… Понимаешь, Стас, работу сменить невозможно. Это въедается в сущность. Паутина корректора совсем особенная. А пациентов-то меньше не становится, наоборот. Поэтому и стала наша работа похожа на конвейер. Где распутаешь узел, где нет. Где надолго поможешь, а где – видимость одна. Лишь бы отчитаться успеть. Лишь бы на премию заработать, она ведь от количества зависит, а не от качества. Только я всего этого не видел и не слышал, дурак восторженный, пока не появилась Ритка.

Он замолчал, нахмурившись. Я не решался торопить его. Продолжил он уже другим голосом.

– Не забуду то утро, когда она вошла в мой кабинет. Высокая, худенькая, в нелепой розовой куртке, волосы растрёпаны, «Птица фламинго» мы её прозвали. «Можно, Андрей Николаевич? Я к вам».

Рита. Руки тонкие, хрупкими кажутся. Но я-то знаю, сколько в них силы. Как раскроет ладони – белый столб из них рвётся ввысь. Или наоборот – чёрный пламень тянется, вбирают они его. Потом она сразу такой беззащитной становится. Усталой и маленькой, как девочка. Магиня моя. Корректор.

Андрей вздохнул и «поехал» дальше:

– С кадрами тогда уже неважно было, поэтому брали даже приезжих корректоров, вопреки Стандарту. Стандарт – это критерий такой. Как нужно и как нельзя работать. Кому можно помогать, кому – нет. Из-за этого-то Стандарта всё и случилось.

Риту, со всеми её дипломами и сертификатами взяли сразу же. А потом пожалели. Слишком много проблем вышло.

Она чересчур талантливой оказалась. Гордой. И очень рассеянной. Всем стремилась помогать, даже кому нельзя по стандарту, максималистка. Люди же знаешь как? Если поймут, что ты отказать не можешь – идут и идут. И нет им конца. На документацию времени не остаётся, а это в работе недопустимо. Потому что над нами – Трибунал, орган контроля. И при проверке за каждую паутинку дрючат.

Я виноват. Надо было условия труда улучшать, проверять тщательнее всех своих подчинённых, а тем более – её. Заставлять вовремя отчитываться. А я на это забил. Потому что знал, как им работается. И однажды…

Андрей встал и принялся ходить по комнате.

– Я был в тот день на конференции. А к Рите пришёл клиент. Вернее, сначала к начмеду, к Наталье. Мужику почти девяносто было – по стандарту мы не берёмся за такие паутины. Там всё к чёртовой матери порвано и в узлы завязано. Влезать – только вредить. По идее, Наталья сразу его завернуть должна была.

Но дело было к вечеру, она торопилась и, не вникая, отправила к Ритке. А Ритка отказать не смогла. Пожалела, понимаешь? Человека. Взяла и паутину составила. А там – рак последней стадии, вмешиваться тем более нельзя. А Ритка влезла. Узлы не стала трогать, просто нашла причину и попыталась объяснить этому деду, как её самому устранить. Такой способ есть, ауторевебинг. Самопереплетение, короче. Сам себя перенастраиваешь «правильно». Только поздно уже было его использовать.