В этот момент лицо одного из «гангстеров» прилипло к тонировке павильонного стекла, а двое остальных направились в помещение через тамбур. Один из них – толстенький парень – остался снаружи, встав ко входу спиной.

«Внимание, началось! Так, толстый на стрёме!» – чисто автоматически отметил про себя Эктор.

– Что-нибудь выбрали? – вдруг раздался голос продавщицы, который прервал его наблюдения за происходившим.

Левой рукой Эктор указал на полку с книгами.

Вслед за этим он потянулся за «Уголовным кодексом» в добротном жёстком переплёте, который стоял на полке прямо перед ним и буквально смотрел на него. Полы пиджака Эктора при этом разметались в стороны и из-под них, как он и планировал, показался фрагмент оперативной кобуры из тёмно-коричневой кожи – с тренчиком и рукоятью пистолета.

В этот же самый момент двое молодых людей, зашедших в павильон, неожиданно остановились. Один из них – тот, что был поменьше ростом, – имел очень короткую и почему-то какую-то неровную стрижку – а-ля «жертва стригущего лишая». Этот коротыш спрятал свою левую руку за спину – под куртку. Второй парень – высокий, с угрюмым лицом и нависающей на глаза тёмной чёлкой – держал правую руку за пазухой. Они оба с удивлением уставились на видневшуюся из-под пиджака Эктора кобуру с пистолетом. Сам же он при этом, боковым зрением внимательно наблюдая за обстановкой, неторопливо достал книгу с полки. Одновременно с этим правой рукой Эктор как бы случайно отвёл назад правую полу пиджака, чтобы все присутствующие смогли убедиться в том, что с другой стороны у него имелся ещё один пистолет. После этого Эктор медленно повернулся к молодым людям.

По их глазам и по взгляду продавщицы он сразу понял, что оружие увидели все – и девушка и «гангстеры».

В воздухе повисла напряжённая тишина. Налётчики оказались в ступоре, поскольку поняли, что перед ними находился серьёзно вооружённый человек, который, по всей видимости, отнюдь не являлся амбассадором приключений без последствий, в поисках которых, как было сказано, находилась самонадеянная молодёжь.

Глядя на молодых людей, лица которых внезапно посетила крайняя растерянность, Эктор спокойным голосом отчётливо произнёс:

– Дневная выручка подобных павильонов – не более ста тысяч рублей. Вас трое. Итого, если округлить, по тридцать с небольшим тысяч на человека. Причём использование вами ножа и предмета, похожего на пистолет, – Эктор указал рукой на высокого парня, державшего руку за пазухой, – позволяет квалифицировать это как разбой. Статья 162-я УК РФ.

С этими словами он достал с полки «Уголовный кодекс Российской Федерации» и, подняв его на уровень плеча и ткнув в него пальцем, медленно проговорил:

– Лишение свободы – до пятнадцати лет. – И по слогам добавил: – Пят-над-ца-ти! – подражая речевому стилю своего Куратора.

Молодые люди и продавщица стояли замерев и ошарашенно слушали короткую искромётную лекцию Эктора по уголовному праву.

– Вы, кстати, «Уголовный кодекс» покупать-то будете?.. – после некоторой паузы неожиданно спокойным голосом обратился он к молодым людям. При этом Эктор сделал акцент на слове «уголовный».

Двое парней бегло переглянулись и ни слова не говоря опрометью выбежали из павильона, волоком утаскивая за собой ничего не понимающего третьего – толстенького джентльмена полненькой неудачи.

Проводив убегающих взглядом, Эктор неспешно поставил книгу обратно на полку. Затем он повернулся к продавщице, которая, прижав руки ко рту, смотрела на него вытаращенными глазами.

– А я вот, знаете ли, ничего покупать не буду, – произнёс он, иронично улыбнувшись.

Подмигнув оторопевшей девушке, Эктор не спеша вышел из павильона и направился в сторону своего автомобиля. Молодых людей тем временем уже простыл и след.

– Семнадцатый! – раздался в эфире строгий голос Куратора.

– Да, на связи, – мысленно ответил Эктор.

– За то, что смог выполнить опасное задание без использования оружия, объявляю благодарность. А за разглагольствования при его выполнении – выговор! Пока что устный. Я же говорил – при попытке совершения разбоя они готовы даже на убийство, а ты им лекции читаешь! Мог бы ведь и не успеть произвести положительного впечатления без открытой демонстрации оружия, направленного им прямо в лоб!

– Я понял, – уставшим голосом отозвался Эктор.

– Ну ладно, – примирительным тоном произнёс Куратор. – Возвращайся на базу. Смена закончена. Тебе большое спасибо от группы поддержки этих разбойников. Кстати, продавщица именно сейчас по-настоящему поверила в существование высших сил. И аж прям посветлела в лице. Так что ты сегодня – ма-ла-дец!

Усевшись в машину, Эктор устало откинулся на спинку сидения.

Снова пошёл дождь. Эктор мысленно усмехнулся: «С нашим Куратором приятно работать. Он умеет создавать условия. Когда надо, включит дождь, когда надо – солнце. А многим сотрудникам в отделе он ещё и мозги включать умеет. Короче говоря, настоящий Куратор!»

Уже по пути на базу Эктор, решив не откладывать дела в долгий ящик, через Центральный пост выяснил, что та улица, на которой он находился, названа в честь Героя Советского Союза Алексея Петровича Исаева, погибшего в 1945 году. Дежурный диспетчер Центрального поста такому запросу ничуть не удивился, поскольку самые различные вопросы, касавшиеся всевозможных сфер жизни, регулярно возникали у сотрудников при выполнении ими заданий. Недаром же в Службе говорили: «Знай ДО, а не ПОСЛЕ!» Коллеги Эктора часто запрашивали самую разную информацию – и диспетчеры Центрального поста всегда были готовы ответить почти что на любой интересующий их вопрос. Разумеется, за исключением тех случаев, когда доступ к сведениям был ограничен.

Вот так и прошёл очередной рабочий день Эктора – ещё один день его службы в Управлении корректировки событий…

Как и у всех коллег Эктора, его служба в Управлении началась вскоре после его похорон – то есть тогда, когда у него ещё не было этого имени – Эктор, и он видел окружающий мир в совершенно ином свете.

Глава 2

Хочешь услышать о себе хорошее – умри.

Фридрих Ницше

Эти похороны прошли совсем не так, как я мог себе их когда-либо представить. Это были мои похороны.

Стояла последняя декада сентября. Золотая осень пребывала в самом разгаре. Днём солнце прогревало ещё достаточно хорошо, а вот после пяти-шести вечера уже явственно ощущалось осеннее дыхание – в виде прохладного запаха гаснущих красок недавно минувшего лета.

Кладбище находилось на опушке смешанного леса. И если лиственные деревья уже в значительной мере пожелтели, то зелёные хвойные столбы чётко прореживали этот золотистый «забор», ограждавший кладбище от мирской суеты. И вид этой живой разноцветной изгороди был поистине завораживающим.

Днём светило солнце, однако же рано утром прошёл небольшой дождик. И если в городе про него быстро забыли, то здесь, на природе, стоял просто-таки фантастический запах листвы и ослепительной солнечной осени, умытой лёгким дождём.

Я сделал глубокий вдох. Благоухание осеннего леса, прогретого солнцем, вышедшим после дождя, и сдобренного запахом грибов, был прекрасен. «Интересно, – вдруг подумал я, наслаждаясь этим дыханием осени, – если такие многогранные запахи так сильно будоражат слабое обоняние человека, то что могут чувствовать, к примеру, те же собаки или кошки, нюх у которых в десятки или даже сотни раз острее?.. Вероятно, для них запахи – это огромное собрание впечатлений и даже целых историй».

Разумеется, для меня явилось символичным то, что в день моих похорон стояла самая настоящая золотая осень. Всевозможные гранитные и мраморные памятники и надгробия на фоне описанной выше опушки леса вкупе с пригревающим сентябрьским солнышком – всё это идеально подходило для лирических воспоминаний и светлой грусти. Сероватые и чёрные, прохладные наощупь, надгробия и памятники выглядели как остывшие вулканические реки после бурного извержения, именуемого жизнью, и теперь – уже после её конца – напоминали застывшую чёрно-серую лаву.

Я посмотрел на небо. Там, в вышине, плыли облака самых причудливых форм. Они неторопливо двигались куда-то по своим делам. И им были исключительно безразличны все те события, которые происходили внизу. И в том числе – абсолютно неважен я, одиноко стоявший на кладбище на своих собственных похоронах и переживавший при этом целую гамму совершенно невообразимых чувств. Они, облака, продолжали себе лететь, с полным равнодушием взирая на крохотного меня.

На небе было так красиво, что на минуту я отвлёкся от происходящей на опушке свойственной всем похоронам скорбной суеты и наблюдал за ней так, как будто бы всё это меня особо и не касалось.

«И почему это я раньше не обращал внимания на красоту природы, не стоял и не смотрел вот так вот на облака и на осенний лес?!. Ведь это же так прекрасно! – думал я. – А с другой стороны, ведь я же был так сильно занят – работой, заботами и прочей суетой. Зачем? Для чего?! Неужели только для того, чтобы осознать всё это в день собственных похорон?!.»

«Так ли уж нужна была мне вся эта земная жизнь, если у меня даже не оставалось времени посмотреть на облака?! Да уж, риторический вопрос, – с ухмылкой подумал сразу же после этого я. – А вообще, для пользы восприятия ритма и целей жизни, пожалуй, стоило бы в принудительной форме обязывать всех людей к тому, чтобы они смотрели на облака. Хотя бы по пять минут в день».

Я перевёл взгляд на себя, лежавшего в гробу.

Тот, другой я, был одет в добротный костюм чёрного цвета. Моё лицо после смерти являло собой полное спокойствие. И действительно, а о чём теперь мне было переживать?!

Надо сказать, что со стороны я выглядел, конечно же, так себе. Можно было бы и получше. При этом по мне сразу было видно, что умирать я особенно и не собирался. Кстати, большинство людей почему-то внешне представляют себя лучше, чем они есть на самом деле. И мне тоже почему-то всегда казалось, что я выгляжу гораздо моложе. А тут – после смерти – мой вид оказался значительно хуже, чем я когда-либо мог предположить.

Понятно, что на моих похоронах присутствовали мои самые близкие люди – моя супруга, наши с ней взрослые сын и дочь со своими семьями, а также родственники, друзья и знакомые. Всё протекало обыденно и без всякого драматизма, который я прежде наблюдал во многих художественных фильмах.

Шла церемония прощания. Кто-то развязал верёвочки на моих руках и ногах, а затем положил их в гроб, мне в ноги.

В процессе церемонии время от времени возникали паузы и небольшие технические заминки. В принципе, это нормально, – ведь не проводятся же постоянно репетиции похорон. Хотя, с другой стороны, идея неплохая. Штук пять репетиций этой самой процедуры с друзьями и родственниками – и на самих похоронах уже никто так сильно убиваться не будет. Все уже почти привыкнут к этому скорбному факту.

Я внимательно смотрел на всё происходящее вокруг и поймал себя на мысли, что, наверное, если бы у меня была возможность провести свои собственные похороны самому, то я, конечно же, срежиссировал бы всё несравненно лучше, динамичнее и, может быть, даже несколько повеселее.

И, может быть, я даже устроил бы для провожающих меня в последний путь какие-нибудь приятные сюрпризы. Например, оживление усопшего на целых пять секунд. И всем тем, кто не рухнул бы в обморок, поверьте, было бы что вспомнить!