После этих размышлений мне сразу пришёл на память рассказ моего друга, у которого умер отец, моряк дальнего плавания, – человек, судя по рассказам, неугомонный, – потому что его всегда тянуло на приключения. И вот, прожив около восьмидесяти лет, он покинул этот уже ставший скучным для него мир. На похороны и поминки в кафе съехались друзья отца моего друга – такие же морские волки со своими странностями и бесконечными рассказами о приключениях на сухогрузах, балкерах и эсминцах. Короче говоря, это прощание, со слов моего друга, прошло невероятно оптимистично – что называется, было весело, как на свадьбе. При этом работники кафе, наблюдая за столь ярким и динамичным мероприятием, неоднократно и с удивлением спрашивали друг у друга о том, а действительно ли это поминки или всё же их клиенты отмечают какой-то юбилей. И, убедившись, что это – всё же поминальная трапеза, они растерянно улыбались.

Уже покидая кафе, друзья отца-моряка говорили друг другу:

– Вот Володька – это да, молодец! И жить умел весело, и ушёл красиво – на позитиве!

А ведь действительно, подумал я тогда, выслушав рассказ моего друга, – а кто вообще сказал, что во время похорон обязательно должно быть беспросветно грустно? Ну понятно, близким тяжело, а в принципе – это же просто-напросто исход жизни, – ведь все же заранее знают о том, что умрут! Что тут такого неожиданного?!

Надо сказать, что при жизни я часто ловил себя на той мысли, что в идеале мне нужно заниматься чем-то другим, а совсем не тем, чем я занимался. А чем же я занимался при жизни, спросите вы? Обычно я отвечал: «Помогаю людям». И после этих слов обычно наступала тишина.

Услышав такое обозначение моей профессии, мои собеседники начинали перечислять возможные варианты:

– Волонтёр?

– Нет.

– Врач?

– Не-е-ет!

– Психолог?

– Да нет уж!

И так далее.

Обычно называлось до пяти-шести ошибочных вариантов. И когда мне приходилось уже наконец называть свою профессию, многие удивлялись:

– Что, неужели правда юрист?!

– Ну да, юрист. В хорошем смысле этого слова! – отвечал я.

А некоторые – так даже восклицали:

– Быть юристом и помогать людям – разве это одно и то же?!

Хотя в принципе подобные реплики людей тоже можно было оправдать.

И действительно, я и сам встречал в жизни среди практикующих юристов множество таких, для которых заработок любой ценой, в том числе – с помощью хитрости и ловкого обмана, был в приоритете, но ведь далеко не все мои коллеги таковы! Разумеется, нужно отличать юристов, работающих в организациях и монотонно выполняющих лишь только поставленные перед ними задачи, от свободно практикующих, у которых есть выбор, с кем работать, а с кем – нет.

Я искренне рад тому, что мои жизненные принципы всегда стояли выше желания обогатиться. Скажу больше. Порой я даже отказывался работать с людьми, если они поступали хоть и в рамках закона, но относительно моих моральных устоев вели себя несправедливо или нечестно. Очень важным в жизни для меня всегда было понимание того, что юридическое образование – это не только и не столько про знания, сколько – при правильном подходе – про образ мышления, который остаётся с тобой навсегда.

Стоит добавить, что в своём окружении достойный юрист плюс ко всему играет ещё и роль хорошего психолога. А юрист, думающий в основном о наживе, среди своих друзей и знакомых является провокатором, направляющим людей на дурные поступки ради незаконного получения всевозможных благ.

Однако же наличие юридического образования, даже если ты и не работаешь юристом, налагает на тебя ещё одну социальную роль. Ты постоянно вынужден держать эмоциональный удар от всякого рода внешнего негатива и от множества чужих проблем, которые не кончаются никогда. Юристам ведь не так часто звонят знакомые, чтобы поделиться радостью. Гораздо чаще их телефонный номер набирают для того, чтобы сообщить им о своих неприятностях, – а это регулярная громадная нагрузка. Более того. Очень часто люди просят у тебя совета в тех случаях, когда они сами в силу своей самонадеянности уже конкретно «завалили» свою проблему в глубокий кювет, а говоря иначе – сделали всё то, чего совсем не нужно было делать. При этом на резонный вопрос «зачем?» в основном все отвечают до одури однотипно: «Мы думали, что так будет правильно».

Почему-то, когда я сталкиваюсь с вопросами из области химии, физики, медицины, автомобилестроения и так далее, я честно говорю – «я не знаю» – и обращаюсь к тем, кто в этом разбирается. Зато вот в юридических и жизненных хитросплетениях разбираются почти что все вокруг! Многие думают, что достаточно раза три посмотреть тематическую телепередачу, на досуге прочитать книжку «Сам себе юрист» – и всё! Тогда как на самом деле это означает, что очередной дилетант в области юриспруденции просто сам себя подготовил к созданию собственных проблем.

Но подробнее об этом мы с вами, может быть, поговорим чуть позже. А сейчас возвратимся к событиям на кладбище, где моё остывшее тело всё ещё успешно продолжало бороться за главную роль в фильме под названием «На похоронах». Ха-ха-ха.

Меня удивило как отсутствие на кладбище некоторых людей из моего близкого окружения, так и присутствие на нём личностей, с которыми я при жизни пересекался крайне редко, да и то – по самому малозначительному поводу, а потом больше ни разу их не видел. Как они вообще узнали о моей смерти, мне было совершенно непонятно. Что интересно, лиц некоторых из провожавших меня в последний путь я вообще не узнал, поскольку, скорее всего, видел их впервые. Кто такие были эти люди, так и осталось для меня тайной.

Сама по себе моя смерть наступила, к счастью, довольно быстро. Не было трагических сцен, когда вокруг умирающего в волнении толпится вся семья и ловит каждое его слово, и он, умирающий, так и не договорив последней фразы о том, как он всех любит и где спрятана заначка, всё же отбывает в мир иной. Нет. У меня было совсем не так.

Сидя за письменным столом, я изучал документы, внезапно почувствовал себя плохо и моментально отключился. Тумблер щёлкнул – и всё! Хотя по законам жанра мне, наверное, стоило бы ещё ненадолго очнуться, подползти к столу и на обрывке листа из последних сил нацарапать «всё завещаю…» Или же взять телефон и совершить последний звонок, начав и закончив разговор одной-единственной буквой – «я…»

Наверное, всё это могло бы выглядеть эффектно в фильме или в книге, однако в жизни у меня такого не было. Правда, и здесь юридическое образование мне пригодилось. Ведь я-то своё завещание написал ещё в том, среднем возрасте – ещё полным сил, и в глазах оформлявшего его нотариуса я увидел немой вопрос: «Зачем?!» Но сразу же после этого на его лице я прочитал и предположение о каких-либо опасностях в моей жизни, в связи с которыми я вынужден был написать завещание, будучи ещё далеко не стариком.

Нотариусу я ничего не объяснял, тем более что и я и он знали, что большинство людей вообще не успевает вовремя это сделать, тем самым закладывая первый камень в фундамент будущих конфликтов своих наследников. Так что, если действительно желаешь им счастья, лучше уж определись ещё при жизни, чтобы они, твои наследники, не спорили до стадии свирепой ненависти между собой после того, как ты покинешь этот нелепый мир.

Моё бездыханное тело обнаружили только спустя несколько часов. Врачи «скорой» сразу же констатировали мою смерть. Всё это я видел собственными глазами – видел, находясь совсем рядом. Я сидел на диване в своём кабинете и вспоминал, какие срочные дела у меня остались на этой неделе недоделанными. В дальнейшем оказалось, что все мои так называемые неотложные дела оказались весьма отложными, а ведь именно из-за них я не находил времени ни на книги, ни на спорт, ни на что-либо другое из того, что так любил. «Всё потом, потом…» – утешал себя я. А на деле выяснилось, что потом – просто отключение и смерть, и я – уже просто зритель, сидящий в зрительном зале. Ну, конечно, не просто зритель, а vip, и у меня даже билеты в первом ряду – на моём диване. Хоть какой-то да плюс. Ха-ха-ха…

Да, кстати. Во время моего пребывания на диване у меня перед глазами пронёсся фильм обо всей моей жизни. И особое внимание в нём было уделено тем моим поступкам, которые я бы, мягко говоря, не смог назвать хорошими. Все ситуации, связанные с данными поступками, были показаны мне в мельчайших подробностях, но только очень-очень быстро. Вроде бы как мне намёк, но пока что всё тихо. Ключевое слово – «пока».

Никто ко мне не подходил. Никто ничего не говорил. Всё это как-то не очень совпадало с сюжетами из книг и фильмов, согласно которым события после смерти человека должны развиваться несколько иначе. «А с другой стороны, наверное, когда будет нужно, тогда всё и произойдёт», – подумал я и продолжал наблюдать за происходящим.

Коли уж смерть подступает, то это хорошо, если до своей последней минуты ты находишься в адекватном сознании и сохраняешь хоть какую-то самостоятельность.

Насколько мне было бы тяжело самому, если бы я был уже не в своём уме, не мог бы сам передвигаться и вообще – был бы в тягость моей семье. Не приведи Господь – стать обузой для своих близких из-за собственной немощи! Так что нужно быть благодарными Богу за то, что до последних своих дней многие из нас пребывают в сознании и особо никому не в тягость.

Так что, видимо, мне тоже повезло. И за это я безмерно благодарен Небу.

Во время моих похорон на кладбище на некотором отдалении от проводимой церемонии прощания находились ещё какие-то люди, хотя их было и немного. «По всей видимости – тоже умершие», – предположил я. Кто эти люди и что они делали на кладбище, я не понимал.

Ко мне эти люди не подходили и смотрели на мои похороны издалека и без особого интереса. Некоторые из них вообще не обращали на нашу похоронную процессию никакого внимания, направляясь куда-то по своим делам. «По своим делам! – усмехнулся я при этой своей мысли. – При жизни все по делам ходим и после смерти тоже – по своим делам!» По каким таким делам?! Да есть ли они вообще, эти дела, у умерших, я не знал. И что мне теперь делать, не знал тоже. Поэтому я просто ждал. Хотя из-за неизвестности в моей душе нарастала тревога.

Интересно и то, что у меня не было никаких особенных эмоций по поводу собственных похорон. Я был совершенно спокоен и настроен даже несколько лирически. Тем более что, как было сказано, сентябрьское солнце освещало кладбище весёлым тёплым светом.

Всё происходило так, как это обычно бывает на похоронах. Вначале прошло прощание, вслед за ним – непосредственно погребение, а потом все поехали на мои поминки в кафе.

На поминках я смотрел на присутствующих людей, слушал их разговоры и при этом спрашивал себя: «А что дальше?»

Все разговоры на поминках, конечно же, так или иначе касались воспоминаний обо мне. Вспоминались в основном, разумеется, положительные стороны моей жизни. А я сам в такие моменты почему-то, наоборот, вспоминал именно те истории из своей биографии, за которые мне стыдно до сих пор. Все эти случаи почему-то именно сейчас пришли мне на память, и причём так отчетливо, как будто бы они произошли буквально несколько мгновений назад. В частности, это были те ситуации, в которых я проявил слабость, чувство страха или же просто поступил неверно или несправедливо. Одним словом, стыдоба! Казалось бы – прошло столько лет, а я всё равно обо всём этом помнил. И мне было очень горько оттого, что все эти поступки я совершил.

Как, наверное, многие люди, себя я считал хорошо воспитанным человеком. Вначале моим воспитанием занимались мои родители. Потом на протяжении всей моей жизни меня «воспитывали» мои друзья, моя супруга, мои дети и даже просто знакомые и незнакомые люди. Все они свои личным примером показывали мне, какие последствия несут те или иные наши действия и как в жизни нельзя поступать никогда. Не знаю, как остальных, но меня это не уберегло от тех поступков, которые мне на самом деле совсем не нужно было совершать, – хотя и наверняка помогло не совершить их в ещё большем количестве, чем это имело место.

Шёл уже второй час моих поминок в кафе. Люди стали понемногу расходиться. И вдруг наступило это самое «дальше».

Я сидел на одном из стульев, стоявших вдоль стены неподалёку от поминального стола. Внезапно ко мне подошёл парень в серой одежде, до неприличия похожей на пижаму, которого я до этого момента на поминках не видел. На отвороте его пижамы светился беловатым светом какой-то значок с непонятной монограммой.

– Ну что, насмотрелся? – спросил меня парень в серой пижаме.