– Подогрей мясо, остыло, не будешь же гостя кормить холодным, – прилетает мне, едва я возвращаюсь. – И вина принеси. У нас же есть ещё? То полусладкое, которые мы из Крыма привезли два года назад.

– Есть, – стараюсь ответить ровно. Чувствую, как племянник мужа снова смотрит на меня.

Меня это начинает злить.

Сколько ему? Двадцать? Двадцать пять? Неужели к этому возрасту не научился хотя бы какому-то этикету?

Нельзя так пялиться на малознакомых людей в упор.

Я встаю и иду выполнять распоряжения мужа. Всё молча. Знаю, что если отвечу, Роман или передёрнет мои слова так, что я окажусь виноватой, или просто унизит при гостях.

– Спасибо, дорогая, – бросает он после очередного похода на кухню. Слова произносятся пусто, без реального смысла. Форма есть, содержания ноль.

Илья снова смотрит. Его глаза внимательно следят за каждым моим движением, будто он читает меня, видит больше, чем я хочу показать. Я чувствую, как под этим взглядом кожа начинает покалывать мелкими иголками.

Почему он так смотрит?

Почему я это замечаю?

Стараюсь убедить себя, что это всего лишь вежливое внимание. Он впервые в нашем доме.

Но внутри щекочет странное ощущение.

Роман громко смеётся над шуткой Евгения, потом переводит взгляд на меня.

– Лиля, присядь, наконец, а то скачешь туда-сюда.

Я сажусь, но чувствую себя неловко. Разговор снова скатывается в их дела, о чем-то, что мне неинтересно и непонятно. Я сижу молча, почти не трогая еду, мысленно перебирая, что ещё нужно сделать перед сном.

Илья что-то спрашивает у Романа, тихо и спокойно. Голос у него низкий, чуть хриплый. Я прослушала, о чём шла речь, но ощущения, что он сказал это специально, чтобы привлечь моё внимание. Я поднимаю глаза, и наши взгляды снова встречаются.

В этот раз я не отвожу глаза сразу. Дышать становится тяжело, воздух будто становится густым. Он наклоняет голову чуть вбок, как будто изучает, но это не кажется нахальным. Скорее… цепляющим.

– Я, пожалуй, пойду. Устала сегодня.

Роман только кивает, даже не смотрит. Я поднимаюсь и, наконец, ухожу.

В ванной раздеваюсь и встаю под душ. Горячая вода обжигает кожу. Прикрываю глаза, от боли шипеть хочется, но кажется, будто эти жалящие струи – единственное настоящее, единственно откровенное, что у меня осталось. Моя честная боль.

Выхожу из душа, закутываюсь в полотенце, потом быстро надеваю ночную сорочку и ложусь в постель. Пишу Косте, спрашиваю, как он, но в ответ получаю лишь короткое «Ок».

Ладно. Всем нам было восемнадцать. Хорошо вообще, что ответил.

Отложив телефон, беру книгу, но читать не получается. Буквы расплываются перед глазами, мысли скользят. Всё внутри словно натянутая струна.

Слышу шаги Романа в коридоре. Быстро захлопываю книгу, гашу ночник и сворачиваюсь под одеялом. Когда он входит в спальню, я уже лежу, закрыв глаза, делаю вид, что сплю.

Муж бросает что-то на стул, потом идет в ванную. Я чувствую, как напрягается каждая мышца. Но он возвращается и ничего не говорит. Просто ложится рядом.

Дышу медленно, ровно. От Романа несёт алкоголем, и я молюсь, чтобы он просто лёг и уснул.

Но, кажется, моим надеждам сбыться не суждено.

Глава 4

Он поворачивается ко мне, и я слышу въедливый запах алкоголя. К горлу комок подкатывает. Тихо лежу с закрытыми глазами, надеясь, что он увидит, что я сплю, и тоже уснёт.

Но спустя секунду ощущаю прикосновение его пальцев сразу к промежности.

Вспыхивает желание вот так и остаться лежать без движений, сцепив зубы, может, тогда он всё же отвалит.

Но Рома трогает меня под бельём и я рефлекторно сжимаюсь вся. Горло стягивает, в груди сдавливает.

– Лиль, ты чего такая холодная? – Шепчет и его вторая рука ложится мне на бедро, слишком тяжёлая и слишком властная.

– Я устала, Рома, – говорю тихо, не открывая глаз.

– Устала? – Он смеётся, низко и неприятно. – А что же ты такого делала, а, Лиль? Сервиз купила и утку пожарила в духовке? Что на меня времени и сил не хватит?

Я вздрагиваю, когда его ладонь медленно скользит вверх по моей ноге, задирая сорочку выше. Всё внутри сжимается от отвращения.

Не хочу его. Не могу.

Но слова застревают где-то в горле. Я просто лежу, не двигаясь, надеясь, что он остановится.

Но Рома не останавливается.

Он придвигается ближе и вжимается в меня всем телом. И речи никакой не идёт о прелюдии. Он просто отодвигает в стороны полоску моих трусиков и втискивается одним грубым толчком в моё тело.

Сжимаю зубы и зажмуриваюсь, вцепившись пальцами в подушку, пока Рома удовлетворяет свою похоть.

Отвратно. Противно. Мерзко мне.

Его член сегодня был в другой.

И от этого, мне кажется, меня вот-вот вырвет прямо во время процесса.

Лежу и считаю секунды в ожидании, когда всё кончится. Когда он перестанет вбиваться в моё тело, удовлетворяя свою пьяную похоть, и оставит меня в покое.

– Хоть бы немного задом пошевелила, – хрипло бормочет, застывая после несколько рваных болезненных толчков. – Лежишь, как бревно, Лиль. И сухая совсем. Купи смазку, что ли.

– Как скажешь, – отвечаю, не разжимая зубов.

После всё кажется как в тумане. Я лежу неподвижно, глядя в потолок, тяжело возвращая себе дыхание, а он уже уснул рядом, довольный. Я чувствую его запах, его прикосновения – всё это липнет ко мне, будто грязь, которую нельзя стереть.

Поднимаюсь с кровати. Ноги дрожат, но я заставляю себя выйти из комнаты и дойти до ванной. Не хочу в ту, которая в спальне, хочу оказаться как можно дальше. В тишине и одиночестве.

Включаю воду, горячую, почти обжигающую. Смываю с себя всё, что могу.

Вода с пеной стекает по телу, но ощущение чужой кожи, его прикосновений сохраняются. Мне противно до тошноты. Слёзы текут сами собой, их уже не остановить. Не знаю, сколько я стою там, под этими струями воды, но, кажется, что бесконечно.

Когда, наконец, выключаю душ, вытираюсь полотенцем и натягиваю халат, то выхожу в коридор и проваливаюсь в тишину дома. Она стоит недвижимая, окутывает вакуумом.

Здесь только я.

И… ещё он.

В полутьме коридора я замечаю силуэт.

Это Илья.

Он стоит, опершись на стену, и смотрит на меня. Его взгляд острый, как нож, он скользит по мне медленно, цепляясь за каждый изгиб.

Моё сердце замирает. Халат чуть сползает с плеча, и я торопливо поправляю его, чувствуя, как воздух вдруг становится тяжёлым и густым, словно туман наполняет коридор.

– Всё в порядке? – Его голос звучит низко, тихо, почти шёпотом.

Я не отвечаю. Просто киваю и отворачиваюсь.

Возвращаюсь в спальню, но пока иду, кажется, будто кожа воспламеняется. Маленькие волоски на шее встают дыбом. Я чувствую этот взгляд на себе, он провожает меня до самого поворота за угол.

Забираюсь под одеяло, сворачиваюсь в клубок, натягивая его до подбородка. Всё тело дрожит. Я не могу понять, что со мной.

Почему взгляд этого парня так ударил по нервам? Почему в этих глазах я увидела то, что расшевелило во мне странное, почти болезненное чувство?

Как будто он знает, что сейчас муж меня почти принудил.

Как будто знает, насколько мне тошно теперь.

Пытаюсь отогнать это от себя. Закрываю глаза, но передо мной снова этот взгляд, этот тёмный силуэт. Тишина дома больше не кажется мне безопасной. Она тянет, как омут, туда, в коридор, и я не знаю, как из этого странного ощущения теперь выбраться.

Глава 5

Кафе шумное, оживлённое, запах кофе и выпечки окутывает всё вокруг. Мы с девочками сидим за угловым столиком у окна. Зашли после работы ненадолго. Карина, как всегда, в центре внимания, её смех разлетается по залу, привлекая взгляды.

– Лиль, я не могу с тебя! – Восклицает она, указывая на мой аккуратный латте без сахара. – Ты же так всю жизнь проживёшь в режиме «минимум». Ты хоть что-то себе позволяешь?

Я улыбаюсь, но её слова неприятно царапают. Карина любит делать акценты на своей «свободе», своей «дерзости», и меня это иногда выбивает.

– У Лили есть семья, Карин, – отвечает за меня Ольга, пока Карина откидывается назад и закатывает глаза. – Не у всех же на уме только развлечения.

– А что плохого в развлечениях? – Мгновенно парирует Карина, поправляя яркую блузку. – Я что, не заслужила? Девочки, вот честно, мне плевать на возраст. Настоящая женщина должна уметь наслаждаться жизнью.

– Наслаждаться – это одно, а вести себя так, будто тебе снова двадцать, – совсем другое, – усмехается Оля, отпивая из своей чашки.

Карина делает вид, что не слышит, её взгляд уже устремлён на соседний столик. Там сидит группа молодых парней. Им не больше двадцати пяти, весёлые, раскованные. Громко смеются, обсуждают что-то, разбрызгивая вокруг свою беззаботную энергию.

Карина сразу начинает говорить громче, делая всё, чтобы привлечь внимание:

– Вот, девочки, скажите мне, разве я не настоящая милфа?

Оля прыскает в кофе, я смущённо отвожу глаза, а Карина продолжает:

– Ну, посмотрите на них! Молодёжь. Жизнерадостные, красивые, полные энергии! Вот с такими и надо!

– Карина, – смеётся Оля, качая головой. – Ты бы хоть притормозила. Муж у тебя дома, между прочим.

– Муж – это муж, – отмахивается Карина, демонстративно поправляя волосы, так что те красиво ложатся на плечи. – А я ещё хоть куда! Ты посмотри на меня! Я готова зажигать. Разве я не секси?

– Что вообще значит милфа? – спрашиваю, подперев подбородок рукой. – Это же что-то пошлое, да?

– Сама ты пошлая, – закатывает глаза Карина. – Это дословно расшифровывается как «Mother I'd like to fuck». Мамаша, которую я бы вдул.

– Я знаю английский, Карин, – качаю головой и смеюсь.

– Но вообще-то, сейчас это слово уже воспринимается иначе.

– И как? – вскидывает брови Галина.

– Сексапильная красоточка за тридцать, – манерно ведёт плечом Карина. – Как я, например. Ну и все мы, по сути.

Она обводит взглядом наш столик, будто ищет подтверждения, но не дожидается ответа.

– Настоящая женщина должна знать себе цену, девочки. Мы не только для кастрюль рождены.

– Карин, ну ты и актриса, – смеётся Оля, но её смех добрый, не насмешливый.

Все смеются. Даже официантка, проходя мимо, улыбается. Я улыбаюсь тоже, но внутри чувствую странное напряжение.

– Лиль, ты чего? – Карина вдруг замечает моё молчание. – Согласна со мной?

– С чем именно? – Стараюсь говорить ровно, отпивая кофе, чтобы скрыть смущение.

– Что быть женщиной – значит не только варить борщи, но и быть желанной. Слышишь? Желанной!

Слова Карины будто ударяют куда-то в самое уязвимое место. Я не знаю, что ответить. Всё, чего я хочу – чтобы этот разговор закончился.

Карина переключается на парней, бросает на них игривый взгляд, и я снова ощущаю странное беспокойство. Перед глазами вдруг всплывает другой образ. Другие глаза.

Илья.

Этот тёмный, обжигающий взгляд. Как тогда, в коридоре. Вспоминаю, как он скользил по мне, будто видел всё. Насквозь. Снова чувствую этот жар, этот странный ток, пробегающий по телу.

– Лиль, ты вообще нас слушаешь? – Карина хлопает меня по руке.

– Да-да, конечно, – отзываюсь быстро, но голос звучит чуть глуше, чем я бы хотела. Севший как будто.

– Ну с тобой всё ясно, – смеётся Карина. – Ты у нас самая правильная. Но когда-нибудь, Лиль, ты захочешь вырваться. И вспомнишь, что я была права. Что мир не заключён в твоём прокуроре.

Она шутит, но её слова снова цепляют неожиданно больно. Я отвожу взгляд, утыкаясь в пустую чашку.

– Девочки, я, пожалуй, пойду, – говорю через минуту, натягивая привычную улыбку. – Уже поздно, и мне нужно домой.

– Ну, конечно, – Карина громко вздыхает, но её тон тёплый. – Давай-давай, миссис Совершенство, не забудь, что у тебя есть подруги.