Рейс без обратного билета (страница 3)
Вот об этом и шла речь на даче в первомайский погожий день. Собралась вся компания: восемь парней и шесть девушек – всего четырнадцать человек. Конечно, в «золотую» группу входило гораздо больше молодых людей, но это были люди из категории, которую можно было назвать «приди-уйди». То есть, когда им хотелось, они появлялись на даче, а когда не хотелось, то и не появлялись. А вот те четырнадцать человек, о которых упоминалось, – это был костяк, так сказать, основа группы. Боевой штаб, как однажды выразился Марсель. У них были общие интересы, в которые прочие приходящие и уходящие посвящены не были. А общие интересы, как известно, являются тем самым цементом, который сплачивает людей, превращает их в монолит. Это можно назвать и круговой порукой. А впрочем, без разницы, как это называется. Дело в данном случае было не в отвлеченном названии, а в сути.
Суть же, как уже упоминалось, была конкретной и понятной – деньги. Много денег. Так много, чтобы их с избытком хватило на все веселое лето, да еще чтобы что-нибудь осталось и на осень.
На дачу все съехались вовремя, как и было договорено заранее. Большинство – на личных автомашинах. Вернее сказать, на автомашинах, подаренных состоятельными папами и мамами. Каждый привез с собой выпивку и закуску. Дело делом, но ведь и праздник нужно отметить тоже.
На правах хозяина Марсель встречал всех лично, для этого он прибыл на дачу еще накануне вечером. Вместе с ним на правах временной хозяйки гостей встречала некая Инга – одна из тех девиц, которые входили в костяк группы. Это было ненастоящее ее имя, а нечто вроде псевдонима. Иначе говоря, прозвище. У всех «золотых», как уже упоминалось, были прозвища. Инга также приехала вместе с Марселем накануне вечером. Ничего Марселя и Ингу, кроме известных утех, не связывало – да ничего, кроме этого, им друг от друга и не было нужно. Но сейчас Инга играла роль радушной хозяйки именно потому, что предыдущую ночь она провела вместе с Марселем.
– Привет! – говорила каждому прибывшему Инга, а Марсель с каждым прибывшим обменивался рукопожатием, если это был мужчина, или целовал в щеку, если это была женщина.
Впрочем, и рукопожатия, и поцелуи были чистой формальностью. Марсель едва касался бесчувственными губами женских щек, а мужские рукопожатия были вялыми, а не такими, какими они должны быть у настоящих друзей. Все было условно, холодно и фальшиво. Это был давно отработанный ритуал, и ничего больше. Любая такая церемония таит в себе равнодушие и ложь, а ее участники никогда не проявляют искренних чувств. Но «золотые» давно уже к этому привыкли и не видели, точнее, не замечали здесь никакого притворства. А еще вернее, не в состоянии были заметить. Всему этому они научились у своих родителей и прочих лиц, с кем общались с самого детства. Все это вошло в их души и их жизнь, стало ими самими. Такую фальшивость можно было бы увидеть, если взглянуть на себя со стороны. Но мало кому удается в этом мире посмотреть на себя со стороны.
– А погодка-то нынче – настоящее лето! В городе толкотня, все улицы перекрыты, так что пришлось добираться окружными путями. Народ празднует! Веселится! Хозяину – наше почтение, хозяйке – нежный поцелуй! – с такими или примерно такими словами входил на веранду дачи каждый гость-мужчина и обменивался с Марселем вялым рукопожатием.
Что же касается женщин, то они лишь натянуто двусмысленно улыбались, поглядывая на Ингу: дескать, все нам заранее понятно, а потому и говорить не о чем. И подставляли Марселю щеку для ритуального поцелуя.
Мужчины остались на веранде, женщины прошли в столовую – накрывать на стол.
– Значит, веселится народ? – начал разговор Марсель.
– От всей широты пролетарских душ! – расплылся в улыбке парень, которого все звали Кольт.
– Ну-ну, – ухмыльнулся Марсель.
– Эх, нам бы эти народные заботы! – притворно вздохнул еще один прибывший – Джонни.
Кстати говоря, у всех мужчин и женщин, входящих в группу, были не просто прозвища, а исключительно заграничные прозвища. Таково было их желание, ибо, как они считали, это возвышало их над всеми прочими. Над тем самым пролетариатом, который от души сейчас веселился на первомайских городских улицах.
– Это да, – согласился Техас. – У нас заботы куда как серьезнее. И приземленнее.
– Ну, как сказать! – не согласился Валери. – Деньги – они, знаете ли, возвышают. И окрыляют. Ты просто-таки паришь под небесами, когда у тебя есть в кармане приличная сумма!
– И чем больше эта сумма, – добавил Джазмен, – тем выше ты паришь.
– Так и есть, – сказал Марсель. – Поэтому пока наши дамы хлопочут в столовой, предлагаю поговорить о деле. С кого начнем?
– Да хоть с меня, – вызвался Джазмен. – Тем более что у меня наклевывается очень перспективное дельце.
Вся компания выжидательно уставилась на Джазмена.
– Тут вот какое дело, – сказал Джазмен. – Один штымп[1] вбил себе в мозги, что хочет стать заместителем начальника главка. Шансов пробиться самостоятельно у него ноль целых ноль десятых. Потому как штымп. А местечко между тем хлебное. Поэтому он ищет, кто бы мог ему поспособствовать. Предлагает приличную сумму в качестве вознаграждения. Даже готов ее удвоить, если перед ним и впрямь замаячат реальные перспективы.
– Ты говорил с этим штымпом лично? – спросил Марсель.
– Вот как сейчас с тобой, – ответил Джазмен. – В интимной, можно сказать, обстановке. Целых два раза. И еще два раза он мне звонил. С намеками. Из чего следует, что товарищ всерьез нацелился на высокое место. Иначе хватило бы и одного разговора.
– А ты что? – спросил Мишель.
– А что я? – ухмыльнулся Джазмен. – Я обещал подумать. Подыскать, так сказать, верный способ помочь ему. Сказал штымпу, чтобы он запасся терпением и подождал, пока я прощупаю почву. Вот, ждет…
– И долго он согласен ждать? – поинтересовался Лорд.
– Условились, что три-четыре дня. В крайнем случае неделю. На большее штымп не согласен. Намекнул, что будет искать другого ходатая. Ну что, берем этого товарища в оборот? Или как? Деньги-то и впрямь заманчивые…
– Заманчивые деньги упускать грех, – согласился Техас.
– Вот и я о том же, – добавил Джазмен. – Да вот ведь какая беда – как все это провернуть? Как усадить штымпа в высокое кресло?
– А что, если попросить об этом твоего родителя? – Марсель в задумчивости потер лоб. – Объяснить ему, что и почем. Так, мол, и так…
– Да ты что! – замахал руками Джазмен. – Безнадежное дело! Представляю, какой шум поднимет мой драгоценный родитель! Чего доброго, еще и в прокуратуру побежит жаловаться! Скажет, что обнаружил факт взяточничества. Он у меня такой… Человек старой закалки, одним словом. Нет уж, мой родитель – вариант неподходящий. Ни по каким параметрам.
– Но ведь тебя-то он не оставляет своими отцовскими милостями, – заметил Мишель.
– Так то меня. – Джазмен махнул рукой. – Это для него святое дело. Единственный сын и все такое… А то, что я ему предложу, – совсем другое. Грубое попрание высоких социалистических правил. Вопиющее нарушение закона. Ну или что-то в этом роде… Еще сгоряча застрелит меня из пистолета.
– А что, у него и пистолет имеется?
– А то как же? Наградной.
На какое-то время на веранде установилось молчание, а затем Марсель сказал:
– Вот и у меня то же самое. С такими делами к отцу хоть не подходи…
Остальные промолчали, из чего само собою следовало, что и они не знают, как быть. Как не упустить из рук щедрого штымпа, возжелавшего стать заместителем начальника главка.
– Попробую что-нибудь сделать, – наконец произнес Марсель. – Может, и получится. Результат не гарантирую, но все же…
– А что именно? – спросили сразу несколько парней.
– Ну, это уж мое дело. Ладно, что еще там у нас?
– Есть человек, который желает продать всякую русскую старину, – начал Кольт.
– Кто такой? – спросил Марсель.
– Говорит, замдиректора музея. – Кольт пожал плечами. – По прикидкам, вроде как в запасниках полно всего, чего никто не хватится. Вот и предложил… В общем, мутный тип…
– С мутными типами я бы не связывался, – сказал Валери. – Погорим.
– Так ведь и дела у нас – мутные, – возразил Джонни. – Откуда же взяться светлым типам? Проверить бы надо этого музейного работника… А вдруг это вовсе и не музейщик, а, скажем, кто-нибудь из ОБХСС? Или того хуже – из КГБ? Они мастера своего дела, умеют нацепить на себя любую личину.
– Я проверю по своим каналам, – приосанился Марсель. – И бери его в оборот, со всеми мерами предосторожности. Хочешь или не хочешь, а надо. И покупателей ищи. А всякое старье кому-нибудь толкнуть надо. А то ведь лежит в темном сыром углу и пылится. И ладно бы только это, а то ведь, чего доброго, кто-нибудь что-нибудь заподозрит. Тогда беда.
Всяким старьем Марсель называл всевозможные поделки старины. Это были настоящие старинные вещи, которые по разным причинам не имели музейной ценности. А потому на всеобщее обозрение не выставлялись, а спокойненько лежали в запасниках одного из московских музеев. Они лежали там так давно, что о них все почти забыли. И это было хорошо, что забыли. Потому что если бы они вдруг пропали, то их долгое время никто бы и не хватился. Конечно, когда-нибудь хватились бы, скажем, через год или два. Но что от этого толку? За год или два эти раритеты вполне могли оказаться на другом конце планеты. За такое-то время они несколько раз могли быть проданы и перепроданы и давно уже осели бы в каких-нибудь частных коллекциях. Потому что это в Советском Союзе они не имели музейного значения, а вот за рубежом еще как имели. Там, знаете ли, всякая побрякушка имеет музейную ценность, потому что таких побрякушек там наперечет. Ну а раз наперечет, то и цена у них немалая. Вещицу с солидным ценником всегда найдутся желающие купить. А следовательно, и продать, причем любым способом.
– С музейщиком – понял, – кивнул Кольт. – А вот где я найду покупателя?
– Ладно, не суетись, – махнул рукой Марсель. – С покупателем попытаюсь подсобить.
А дело было так. На одной из вечеринок, куда могли попасть только избранные люди, Кольт познакомился с неким типом – заместителем директора музея. Добрую часть вечера тип приглядывался и прислушивался к Кольту, а затем отвел его в сторону и сказал:
– Я вижу, что вы ловкий и сметливый молодой человек.
– Да неужели? – полупьяно ухмыльнулся Кольт. – Мне кажется, вы ошибаетесь. Я скромный и малозаметный обыватель, и никто больше. С чего вы взяли все остальное?
– А с того, – ответил тип, – что я разбираюсь в людях. О, в этом деле я большой специалист! Я вижу людей насквозь, и еще на три метра вглубь под ними! Поверьте, я редко ошибаюсь в людях.
– И что же именно вы заметили во мне и подо мной? – Кольт все так же продолжал полупьяно ухмыляться. – Какие такие тайны и достоинства вы во мне высмотрели?
– Могу повторить, – сказал тип. – Я высмотрел, что вы ловкий и сметливый человек и не упустите своего. То есть того, что, можно сказать, само плывет вам в руки.
– Допустим, что все так и есть, – произнес Кольт. – Но вам-то что за дело?
– Значит, есть дело, – ответил тип. – Иначе я бы не стал сейчас тратить время на пустую болтовню с вами – просто не обратил бы на вас внимания. Но, как видите, обратил…