Иэн Бурума: Коллаборационисты

The Collaborators. Three Stories Of Deception And Survival In World War II

© Ian Buruma, 2023

© П. Жерновская, перевод на русский язык, 2025

© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2025

© Merlijn Doomernik, фото автора на обложке

© ООО «Издательство Аст», 2025

© Издательство CORPUS

Посвящается Хилари

Предисловие

На первый взгляд у трех главных героев этой книги нет почти ничего общего. Феликс Керстен – упитанный бонвиван, знаменитый – даже скандально знаменитый – как личный массажист массового убийцы, главы СС Генриха Гиммлера. Гиммлер ласково называл его Кудесником-Буддой. Айсинь Гьоро Сяньюй, она же Цзинь Бихуэй и Дунчжэнь (Жемчужина Востока), но больше всего известная под своим японским именем Ёсико Кавасима – маньчжурская принцесса, которая носила мужское платье и была шпионкой японской тайной полиции в Китае. Фридрих, Фредерик или Фрейк Вайнреб – хасид, иммигрировавший в Голландию, который брал деньги у других евреев, якобы чтобы спасти их от депортации в лагеря смерти, а в итоге сдал некоторых из них немецкой полиции.

В мае 1947 года Вайнребу грозил приговор за его деятельность во время войны. Приземистый, сутуловатый, в очках с толстыми линзами, он напоминал толкователя Талмуда, бесконечно далекого от мирских забот. Защитники Вайнреба видели в нем современного Дрейфуса, еврея, ставшего козлом отпущения за преступления гоев. Некоторые евреи, пережившие войну и знавшие Вайнреба во время оккупации, считали его безжалостным мошенником, который сотрудничал с гестапо. Сам Вайнреб предпочитал сравнивать свою историю с хасидской волшебной сказкой.

Дело Ёсико Кавасимы в октябре 1947 года вызвало гораздо больше шумихи. Здание суда заполонили толпы зевак, желавших поглазеть на «восточную Мату Хари». Из-за столпотворения в зале судьи были вынуждены перенести заседание во двор здания, куда ломились еще тысячи любопытных. Некоторые на свой страх и риск устраивались на ветках соседних платанов. Дела местных торговцев арбузами и тофу в те дни пошли в гору.

Кавасима предстала перед судом с короткой мужской стрижкой, в свободных фиолетовых брюках и белом свитере поло. Ее обвиняли в предательстве родины – Китая, создании частной армии в поддержку японского вторжения в Маньчжурию и в шпионаже в пользу японцев в Шанхае. О ее любовных связях с высокопоставленными японскими военными и безумных самурайских выходках в оккупированном Китае в шокирующих подробностях писали все газеты. Все, в чем она обвинялась, происходило в 1930-е годы, когда японские войска зверствовали в Китае.

Самое необычное в деле Кавасимы было то, что источниками многих обвинений против нее послужили фильмы, романы и другие художественные материалы, созданные во время войны японскими пропагандистами и охотниками за сенсациями, часто при полном ее содействии. Кавасима была отчасти вымышленным персонажем. И однажды утром из-за этой причудливой смеси вымысла и фактов она окончила свои дни, отправившись на расстрел в Пекине.

Массажисту Гиммлера Феликсу Керстену обвинения никогда не предъявлялись. Он родился в Эстонии, но получил гражданство Финляндии. А значит, он не был предателем родины, потому что Финляндия сотрудничала с нацистской Германией и перешла на сторону антигитлеровской коалиции лишь в конце войны. Однако Керстен, безусловно, был коллаборационистом. Конечно, то, что он, массажист и наперсник убийцы и идеолога геноцида, заботился о психическом и физическом здоровье своего подопечного, предосудительно, но вряд ли считается военным преступлением. Большая часть легенд о Керстене возникла после войны, когда он превратил свое прошлое в историю отважного сопротивления, заявив, что использовал свое уникальное положение в свите Гиммлера ради спасения миллионов невинных.

Все трое были Hochstapler. Изначально так по-немецки называли попрошайку, который, попав впросак, строит из себя аристократа. На русский язык Hochstapler переводят, как правило, «аферист», «самозванец», «мошенник». Все трое в каком-то смысле напоминают знаменитого литературного Hochstapler XVIII века – барона фон Мюнхгаузена, по словам которого среди прочих подвигов он путешествовал на Луну, летал на пушечном ядре и одолел гигантского крокодила. Все трое были такими прекрасными рассказчиками, что даже в самые невероятные их истории многие верили еще долго после войны. В случае Керстена это касалось и весьма уважаемых историков.

Как справедливо указывал кто-то из сторонников Вайнреба, подлоги, поддельные имена, легенды и прочие формы обмана – неотъемлемая часть культуры военного времени. Участники Сопротивления в оккупированных странах брали вымышленные имена. Уловки составляли сущность их деятельности. Но то же самое отличало и режимы, с которыми они боролись. Диктатура управляет при помощи террора и пропаганды. Ложь, которую регулярно повторяют, становится правдой. Кто это сказал, Йозеф Геббельс или Владимир Ленин?^[1] Теории заговора и прочие мифы множатся, когда точной информации не хватает – либо потому, что правду скрывают, либо потому, что говорить о ней в открытую слишком опасно. Войны – но далеко не только они – создают идеальные условия для патологических лжецов, аферистов, авантюристов, которые проживают реальную жизнь, играя вымышленные роли.

Многое, что связано с тремя действующими лицами этой книги, пугающе актуально, особенно в тот момент, когда типичный Hochstapler из реалити-шоу становится президентом США, когда важнейшие факты отвергают как фейки, а масса людей верит в интриги и заговоры, без конца возникающие в коллективном воображении интернет-пользователей. Вайнреб, Керстен и Кавасима пользовались успехом во время Второй мировой войны, но легко могли бы быть и аватарами в эпоху социальных сетей. Иными словами, военные реалии куда ближе к нашим, чем кажется.

Я вырос в атмосфере небылиц, мальчишеских баек, фильмов, пафосных надгробных речей и предвзятых личных воспоминаний, из которых складывался заведомо мифический образ темных военных лет, предшествовавших моему рождению. В некоторых странах на этом строилась государственная политика. Руководя глубоко травмированным обществом, где ожесточение, обусловленное тем, как люди поступали во время войны – как коллаборационисты, так и участники Сопротивления, – легко могло вылиться в гражданскую войну, генерал де Голль использовал свой авторитет одного из первых участников Сопротивления, чтобы создать образ «вечной Франции», чьи граждане стойко противостояли немецкому врагу. Он утверждал, что эту «вечную Францию» освободил ее собственный народ, ее собственная армия, «при поддержке и помощи всей страны» – и да, разумеется, приходилось признать как бы невзначай – «не без помощи наших дорогих могущественных союзников». Это был, если угодно, миф, вымысел, обман.

Во Франции, возможно, это был неизбежный обман. Я родился в Нидерландах, куда Вайнреб эмигрировал из Львова в 1916 году и где Керстен жил в радости и достатке до 1940-го и после 1945 года. Нидерландам гражданская война не грозила. Но миф об общенациональном Сопротивлении во времена моего детства был распространен не меньше, чем во Франции. Возможно, в этом тоже была своя необходимость. Оккупация – унизительный опыт. Когда Нидерланды сдались более сильной германской армии в мае 1940 года, страну словно оскопили (современному читателю это слово наверняка покажется устаревшим). Расхожие во времена моей юности истории Сопротивления были способом пережить это унижение, восстановить национальную гордость, пробудить патриотизм, поднять самооценку и ощутить себя народом отважных героев. Несомненно, подобный – столь же обманчивый – процесс происходил во всех странах, которые были в оккупации.

Ни в одной стране правда о военном прошлом не вызывала столько споров и вопросов, как в Японии. Ёсико Кавасиму вспоминают в японском кинематографе, мюзиклах, мангах, романах и исторических книгах скорее как фигуру трагическую, нежели достойную порицания. Вина порождает не меньше мифов, чем достижения.

Зловещие collabo, как их называли во Франции, были неотъемлемой частью национальных нравоучительных историй конца 1950-х. Без сатаны Бога не бывает. Мы знали, что активно сотрудничавшее с врагом меньшинство совершило смертный грех. Они стали падшими, символом морального разложения, их преступления должны были оттенять блистательную добродетель отважного большинства. По-голландски участников Сопротивления называли goed – «хорошими», «достойными», а коллаборационистов – fout, «неправыми», причем не только политически, а нравственно. Это были абсолютные категории. Ты либо хороший, либо нет. Без компромиссов.

Обратные мифы, которые сносили фасад послевоенных заблуждений, появились лишь лет десять спустя. В новых историях, романах, фильмах, телепрограммах рассказывалось – поначалу осторожно, потом все смелее и смелее, по мере развития протестных движений 1960-х годов, – что общество вело себя отнюдь не так героически, как нас уверяли. Нас вдруг осенило, что простые нравоучительные рассказы о борьбе добра со злом в сложном контексте Сопротивления и коллаборационизма износились и стали неуместными.

Сопротивление привлекало людей по самым разным причинам. Кто-то вступал в движение из чувства морального долга, продиктованного религиозными или политическими убеждениями, кто-то – из обычной (или не такой уж и обычной) порядочности. Другие, отнюдь не обязательно менее порядочные, жаждали приключений. Третьих привлекали риск и насилие. Насильственные акции были чреваты серьезными последствиями для других людей – не столь склонных к авантюрам, но тем не менее ставших жертвами жестоких репрессий. Поэтому участников Сопротивления в послевоенное время часто романтизировали, когда прошло уже много лет после их подвигов, приносивших порой больше вреда, чем пользы. Как бы то ни было, активные участники Сопротивления в любой стране были меньшинством.

Сотрудничали с нацистами тоже по самым разным причинам. Порой наиболее суровая кара после войны постигала самых безобидных нарушителей, например женщин, которые были любовницами оккупантов. Одних толкала в их объятия страсть, других – одиночество, амбиции, тяга к хорошей жизни, кого-то, быть может, даже любовь, но мало кто руководствовался глубокими идеологическими убеждениями. От чувства национального унижения, особенно терзавшего мужчин, глумливая толпа измывалась над этими женщинами: их с позором прогоняли по улицам, обривали головы, изваливали в грязи, их оплевывали и даже насиловали. Безжалостные лица такой ликующей толпы знакомы нам по множеству картин, изображающих путь Христа на Голгофу. То, что из трех героев этой книги казнили за ее действия только Ёсико Кавасиму, не в последнюю очередь объясняется именно яростью этих эмоций.

На совести многих коллаборационистов были прегрешения куда страшнее интимной связи с неприятелем. Оккупационные армии и преступные режимы неизменно предоставляют самым разным людям из темных закоулков общества шанс пробиться к власти и с мстительным удовольствием отыграться на других: бездарные художники становятся цензорами; мелкие преступники выслуживаются до высоких чинов и управляют тюремными лагерями; лишенные лицензий адвокаты, продажные чиновники, врачи с сомнительным прошлым и маргинальные политики могут стать новой элитой и пользоваться всеми атрибутами своего положения при иностранной тирании. Именно поэтому годы фашизма были идеальны для Hochstapler, выдумщиков, попавших в мир вымысла и насилия. И, разумеется, у них появилось множество способов нажиться на чужих бедах.