Она рассказывала о родителях-стоматологах, которые трудились в государственной больнице, о своем старом лабрадоре Чарли, когда-то сгрызшем ее дневник, и о рождественском ужине, на котором из-за сгоревшего пирога им пришлось есть одни только мандарины. Семья Кейт была небогата, но абсолютно точно счастлива.

Рейнхарт замолчала и добавила уже не на французском:

– Хочу, чтобы они мной гордились.

Боги. Этот маленький рассказ словно взяли и вырвали из вступительной речи перед вратами рая. Кейт была настолько добра и непорочна, что даже его грубое сердце предательски заныло. Отец так усердно пытался вырастить из Кайроса беспринципного человека, лишенного сострадания, что просто удивительно, как у Рейнхарт получалось без лишних усилий множить все его старания на ноль.

– Я допустила ошибку? – уточнила она после недолгого молчания.

Нет, ошибку сделал он, когда решил, что может позволить себе безобидно развлекаться с ней.

– Нет, все идеально. – Для пущей убедительности Кайрос прочистил горло: – Я бы добавил более сложные прилагательные и парочку идиом, чтобы речь звучала богаче. Но в целом все хорошо.

– Можешь выписать их. Пожалуйста? Я стараюсь запоминать новые слова по системе карточек.

Все что угодно. Когда она смотрела на него своими невинными карими глазками, все что, мать его, угодно.

– Конечно. – Кайрос вырвал из своей тетради листок и принялся за список.

– У тебя потрясающий почерк, – заметила она, пригвоздив очки к переносице, пока он выводил на бумаге букву за буквой.

– У меня были уроки каллиграфии в детстве, – поделился он.

Кайрос вдруг понял, что никогда никому не рассказывал об этом, потому что в его мире у всех подряд были учителя по каллиграфии.

– Как это было?

– Он бил меня тонкой палочкой по запястьям, когда завитки выходили за линию, – вздрогнул от воспоминаний Блэквуд.

– Это же садизм! – ужаснулась Кейт.

– Нет, вот преподавательница по этикету была садисткой. Однажды она так сильно на меня разозлилась, что я уже представил, как она запихивает одну из десертных ложек мне в задницу.

Только после того, как это сказал, Кайрос опомнился. Он разговаривал с девушкой, и употреблять слова вроде «задница» было не очень-то допустимо. Старая горгулья, которая прививала ему эти правила, должно быть, перевернулась сейчас в гробу, но вот Кейт рассмеялась.

Он взял и рассмешил Кэтрин Рейнхарт похабным словечком.

– Расскажи мне еще, – вдруг загорелась она.

Блэквуд не намерен был ее разочаровывать, поэтому стал судорожно вспоминать все забавные случаи из детства. Он вспомнил о том, как в шесть лет по доброте душевной выпустил из конного клуба несколько лошадей; как нарочно пролил вино на вредного коллегу отца, когда тот вместо футбольного мяча подарил ему золотой браслет; как отец учил его стрелять из старинного арбалета и попал сам себе в ногу. А Кейт неустанно его слушала, и лишь редко его истории перебивались смехом. С ней оказалось даже слишком комфортно: она не осуждала, не завидовала, не навязывала ничего своего. Это как если бы вы общались с копией себя, только другого пола, с грудью и обалденными кудрявыми волосами.

– Потрясающе, – с ноткой грусти вздохнула она. – Мне даже нечего рассказать в ответ. Единственное забавное, что помню, так это то, как мама запретила мне переедать сладкого, а я в протест съела его так много, что пришлось вызывать скорую.

В такие моменты было особенно тяжело притворяться, что он ничего о ней не знал.

– Так ты сладкоежка?

– Ужасная, – покраснела Кейт и опустила глаза на стол. – Мама до сих пор прячет шоколадные конфеты, когда я приезжаю домой.

– Не очень люблю сладкое, – признался Кайрос. – Мне больше нравится сочетание соленого и сладкого, как картошка фри с мороженым.

– Картошка фри с мороженым?! – шокированно отреагировала Кейт. – Ты что, извращенец?!

– Есть немного.

Они оба рассмеялись, но она вновь решила полюбопытствовать:

– А это? Твои инициалы?

Ее глаза устремились на рукав его рубашки, где изящно были вышиты синим первые буквы его имени и фамилии.

– Да. – Ему вдруг стало неловко, что Кейт обратила внимание на неприкрытый атрибут роскоши. – В моей семье всегда шили одежду на заказ. Отец говорил, что рубашка без инициалов – для простых офисных клерков.

– Кажется, ты его очень любил.

Видимо, его выдала грустная улыбка. Кайрос всеми силами пытался сохранять холодную голову и поменьше думать о том, что он остался без семьи. Но с Кейт его мозг чересчур расслаблялся, и все внутренние пружины постепенно ослабевали. Раньше он думал, что равновесие достигается контролем, но именно ее безмятежность убирала лишний шум в голове.

– Я не могу назвать его хорошим человеком, но он был моим отцом. – Блэквуд отложил ручку в сторону и свернул листок со списком слов четыре раза: – Вот, держи. И чтобы все выучила к следующему занятию.

Рейнхарт не купилась на резкую смену темы и накрыла его руку, в которой он сжимал листок, своей:

– Мы любим не за что-то конкретное. Не потому, что кто-то хороший или плохой. Мы любим просто потому, что не можем жить без любви.

Кайрос понял, что перестал дышать, только тогда, когда легкие сжались до размера спичечного коробка. Безумие, сколько в ней находилось нежности, после всей той боли, которую он заставил ее испытать.

Ему ужасно захотелось ее поцеловать, захотелось сгрести ее в объятия и никогда не отпускать. Она казалась слишком прекрасной для этого мира и особенно для него. Но Кайрос понимал, что не отдаст ее кому-то лучше себя. Он жадный, избалованный, эгоистичный мальчик, который всегда получал все самое лучшее. Это было плохо, это было плохо для них обоих, но Кейт нужна была ему, а он – ей.

Он бы заставил ее жаждать его поцелуев, разбил вдребезги ее непорочность, показал, какой адреналин можно испытать, прикасаясь друг к другу. Они бы могли сделать это прямо на этом столе, слиться в единое целое, спихнув учебники на пол, наплевав на спящего библиотекаря; они бы подарили себе то, что никто больше дать не в силах.

Блэквуд умирал как хотел ее себе. И на фоне этого даже чудеса со временем казались ему незначительными трудностями.

Кто-то прокашлялся прямо за ними, и Кейт судорожно отняла руку.

– Не помешал?

Кайрос узнал голос Шарпа и потому даже не стал оборачиваться, – вместо этого он смотрел, как Рейнхарт поправляет очки, кудрявые прядки, записи – одним словом, все, до чего могла дотянуться.

– Мы как раз закончили, – пробормотала она, вскакивая с места как ошпаренная.

Что ее смутило? Сам Джерри или то, что он успел увидеть?

Их незначительный контакт понравился им обоим, но для мышки любой сыр казался приманкой в мышеловке, и самым поганым в их ситуации было то, что ею он и являлся. Кайрос соорудил для нее ловушку, и ему не было оправданий.

– Увидимся на следующей неделе? – спросил он у Кейт, пока она агрессивно запихивала остаток вещей в рюкзак.

– Да… Конечно… Пока…

Несколько тетрадей по-прежнему торчали из рюкзака и мешали молнии закрыться, но Рейнхарт была преисполнена желанием поскорее сбежать. Что она и сделала, лишь мимолетом взглянув на Шарпа.

– Ты внял моим советам? – улыбнулся Джерри, занимая место Кейт.

– Не понимаю, о чем речь.

Кайрос тоже начал собираться. Без Кейт ему нечего было делать в библиотеке в субботу поздно вечером, тем более его уже порядком заждался ван дер Берг.

– Ты правда притворяешься глупым? Она держала тебя за руку. Это очень похоже на сближение, о котором я говорил.

– Не все в этом мире происходит по твоей прихоти, – фыркнул Блэквуд.

– Простите. – Джерри развел руки в стороны. – Значит, милая Кейти решилась на это сама?

– Мы много времени проводим вместе. Я извинился перед ней. Вполне логично, что она захотела меня поддержать.

Встав со стула, Кайрос закинул сумку на плечо и отправился на выход из библиотеки. К несчастью, Джерри никогда не понимал намеков и тут же побежал за ним:

– Какой у тебя план?

– У меня нет плана, – прошипел Блэквуд и сдержанно кивнул библиотекарю за стойкой, которого успел разбудить шум.

– Ты просто развлечешься с ней перед выпуском? Парни ставили на то, что она еще девственница, так что…

Джерри не договорил, потому что Кайрос резко прижал его к ближайшей стене, подперев локтем его подбородок. Локоть надавливал Шарпу прямо на кадык, поэтому тот мог лишь нервно сглатывать.

– Мы не будем это обсуждать, Джерри, – дал понять ему Блэквуд. – Никто в общежитии больше не будет это обсуждать.

Шарп кивнул, и Кайрос ослабил хватку. Он надеялся, что Джерри донесет эту информацию до всех парней.

– Не знал, что она настолько тебе нравится, – сипло выдавил Джерри, поправляя расстегнутый воротник рубашки.

– Я еще не придумал, что буду делать с Кейт, – вздохнул он, игнорируя назойливый шепот в сознании, который породил Шарп.

– Ты последний из Блэквудов.

– Это не дает мне свободу.

Подобная фамилия была словно кандалы, которые надевали на особо опасных преступников. Когда цепь связывает многих, ее вес почти не чувствуется, но стоит остаться одному – и каждое звено тянет к земле, не давая сделать и шага. Деньги и власть – худшее бремя, которое когда-либо изобрело человечество.

– У тебя всегда есть выбор.

– Выбор – понятие растяжимое.

– Ты слишком много анализируешь, – не унимался Джерри. – Я знал твоего отца, видел, как он тебя воспитывал, но прошу, Кайрос, отпусти это все хотя бы на пару месяцев.

Видит бог, он пытался. Он пытался и сейчас с Кейт, но каждая клетка его тела сопротивлялась, потому что подозревала, что так просто они не отделаются. С ней мало часов, недель, месяцев. Таких, как она, нужно разгадывать годами и десятилетиями. Эта кудрявая девушка в очках с огромным сердцем заслуживала по меньшей мере вечности с тем, кто способен так же сильно любить ее в ответ.

А что он мог предложить ей? Интрижку перед выпускным? Откровенную сказку с принцем?

– Моя мама говорила, что значение в жизни имеют только мгновения. – Блэквуд повернул голову к Шарпу, и тот охотно продолжил мысль: – Мы запоминаем только их. Не целые дни в прошлом, а лишь мгновения, события, которые играли для нас какую-то роль. Может, мгновение с Кейт – это не так уж и плохо?

– Мы пришли, – вместо ответа произнес Кайрос, указывая на дверь психолога.

– Я буду ждать тебя в комнате.

Джерри хлопнул его по спине и исчез в темноте коридора. Как вы поняли, Блэквуд не без причины дорожил дружбой с этим человеком. Большую часть времени он говорил полную ерунду, но иногда среди его слов проскальзывало нечто по-настоящему ценное.

Протерев веки, Кайрос с неохотой вошел в кабинет ван дер Берга. Тот, как ни странно, оказался полон энтузиазма принять его даже в такое время.

– Рад, что ты не пропускаешь наши консультации.

Кайрос проигнорировал традиционный реверанс вежливости от Эдварда и молча занял привычное кресло. Сколько бесполезных сеансов он уже посетил? Кажется, не меньше четырех, но никаких стоящих изменений так и не произошло. Хоть концентрация на Кейт и помогала ему крепче спать, кошмары о семье и эротические сны о ней не несли глобального улучшения самочувствия.

– Я немного устал. Если бы мы могли ускорить сегодняшнюю встречу…

– Я буду краток, – пообещал ван дер Берг. – Профессор Фокс сказала, что ты выбежал после ее контрольной.

– У меня пошла кровь из носа.

– Перенервничал? – Мягкий голос психолога растворился в тишине. – Ты не носишь часы отца? – спросил ван дер Берг следом, и Кайрос автоматически поправил рукава рубашки.

Что бы ни произошло в аудитории, Блэквуд помнил, как ему обожгло запястье. Если в тех странных событиях как-либо замешаны часы, он готов был избавиться от них не раздумывая.

– Какое это имеет отношение к моему психологическому состоянию?

– Ты не одинок, Кайрос. Ты можешь рассказать мне все.

И отправиться в психушку на личном джете? Нет уж, увольте.