– Должно быть, она меня ненавидит. Вздрагивает всякий раз, когда я прохожу мимо.

– Это поправимо. Тебя страшится половина студентов академии.

– Но не ты, – заметил Кайрос.

– Они бы все перестали тебя бояться, если бы узнали, какой ты скучный.

Блэквуд закатил глаза.

– Я не скучный.

– Ну да, конечно. У тебя палка в заднице размером с чертов обелиск.

Кайрос уже приготовился в отместку столкнуть Джерри со скамейки, но профессор Фокс, кажется, сделала им двоим поблажку, лишь немного повысив голос:

– Как вы поняли из параграфа, я хочу сразу же погрузиться с вами в Древнюю Грецию. Материала будет много, и поэтому основную часть вы пройдете самостоятельно и сдадите мне в формате эссе.

– Железной Маргарет не понравится, если ты придушишь меня на ее уроке, – буркнул Джерри, не изменяя своей наглости.

– Ты первый начал.

– Я лишь даю тебе дельные советы.

– Да неужели?

Шарп в очередной раз провел пятерней по волосам:

– Похоже, Кейт без ума от Клеопатры. Используй это.

Как же тяжело было не пробить себе ладонью лицо от его гениальной мысли.

– Каким образом? – с неприкрытым скепсисом спросил его Кайрос.

– Кто нравился Клеопатре?

– Есть версия, что она убивала своих любовников после секса, чтобы не порождать слухи.

Шарп тихо присвистнул:

– Знай, Кайрос, ты был мне как брат.

Глава 4
Кошмар наяву

– Настоящие мужчины не плачут, сынок.

Отец наклонился к нему и приподнял его подбородок двумя пальцами.

– А если мне больно?

– Всем бывает больно, – спокойным голосом продолжал наставлять его Блэквуд-старший. – Это не повод сдаваться и опускать руки.

– Но ты тоже плакал, я видел.

Однажды, в особенно холодную зимнюю ночь, Кайросу не спалось, и он решил рискнуть и попроситься спать к родителям. Он двигался по темным коридорам коттеджа, и лишь мягкий ворс ковра не дал ему сбиться с пути. Нужная спальня оказалась открыта, и Кайрос осторожно заглянул внутрь, прежде чем ворваться туда без спроса. Отец, которого он считал непоколебимым и самым сильным на всем белом свете, стоял на коленях перед матерью и рыдал навзрыд. Она нежно гладила его платиновую макушку и успокаивала точно так же, как успокаивала Кайроса. В тот момент он просто не мог поверить, что такие взрослые и могущественные люди, как его отец, могут расстраиваться – совсем как дети, совсем как Кайрос, когда он ободрал колени, тренируясь ездить на велосипеде.

Мама говорила отцу, что все когда-нибудь закончится, что время перестанет его мучить, но Кайрос не понял тогда ровным счетом ничего. В итоге он сделал выбор не тревожить их и тем же путем тихо вернулся в свою комнату.

– Что ж, да. У меня были трудные дни, но я жалею о том, что в тот момент сдался. Блэквуды не показывают свою слабость. Никому.

– Разве слабости не часть нас?

Отец усмехнулся:

– А ты у нас умняга, да? Если ты устраиваешь мне такие допросы в пять лет, что будет, когда тебе исполнится восемнадцать?

Кайрос надеялся, что, когда он станет таким взрослым, у него появится девушка, такая же прекрасная, как его мама. Они все подружатся, и у них будет идеальная семья – как в рекламе медовых хлопьев. Там всегда звучала бодрая музыка, когда все садились за стол, но Кайрос предпочел бы тишину. Или лучше лай их мохнатого пса, глупые разговоры, шутки, от которых смешно не только по сценарию. Ему всегда нравилось что-то более настоящее.

– А вот где мои мальчики!

Отец обернулся, и Кайрос проследил за его взглядом. На крыльцо за ними вышла мама, но она выглядела как-то иначе. Ее белая домашняя рубашка была вся в крови. Разве ей не больно? Почему она улыбалась?

– Беги к ней, чемпион, – подтолкнул его отец, но Кайрос не мог сдвинуться с места.

Как он не видел?

Было слишком поздно. Она уже умерла.

– Как часто вам снятся кошмары? – будто из-под толщи воды послышался голос психолога.

Кайрос быстро моргнул, пытаясь стряхнуть воспоминание об ужасном сне. У него создавалось ощущение, что те становились с каждым днем все хуже и хуже, все реалистичнее и реалистичнее.

Нереальной в этих снах была лишь отцовская доброта. Отец разучился любить в ту самую ночь, когда им сообщили о смерти мамы. Это было похоже на поцелуй дементора^[10]: в одно мгновение из него высосали все самое светлое, оставив лишь пустую мрачную оболочку. Кайрос и сам не находил себе места в мире без нее, но он еще долго и безуспешно пытался вернуть их отношениям с отцом былую теплоту. Несмотря на все его старания, айсберг в отцовской груди разрастался с каждым годом, пока не стал настолько огромным, что даже «Титаник»^[11] не пережил бы столкновения с ним.

– Если не хотите, мы можем поговорить об этом позднее.

– Все в порядке, – соврал Блэквуд. – Они снятся мне довольно часто, поэтому хотелось бы поскорее от них избавиться.

Ван дер Берг кивнул, выражая свое, казалось, неисчерпаемое понимание:

– О чем они?

– О моей семье.

Ему нечего было скрывать. За его короткую жизнь о семье Блэквуд журналисты известных мировых изданий успели снять не один дерьмовый репортаж, где выставляли на обозрение общественности все грязное белье в самых мельчайших подробностях. Удивительно, как BBC до сих пор не сняла о них документальный фильм. Людям ведь всегда так интересно, как живут власть имущие.

– Как вы думаете, почему ваш отец умер?

– Алкоголь.

Банально, но это так. Выпивка в их доме текла рекой – вероятно, сказался нервный бизнес, политические интриги или еще бог знает что. Кайрос никогда не пытался помочь ему в борьбе с зависимостью, потому что никакой борьбы не было. Отец лежал с поднятым белым флагом, литрами вливая в себя виски.

– Это причина, но почему это произошло? Почему он пил?

Всем всегда нужны причины. Ошибка новичка. Кайрос думал, что со своей стороны делал все, чтобы отец перестал пить. Он вырос образцовым наследником богатейшего рода Блэквуд, но толку от этого было ноль. Очевидно, причина крылась не в деньгах и не в том, что он бы хотел оставить после смерти, но тогда…

– Может быть, из-за мамы.

– Вы ее помните?

Только ее улыбку и веснушки, рассыпанные по всему лицу.

– Мне было пять лет, когда ее убили. Разве что пару мыльных воспоминаний.

– Ваш отец любил ее?

Кайрос не сдержал грустного смешка:

– Безмерно.

В мире не существовало эквивалента тех чувств, которые его отец испытывал к маме. Он делал ей завтрак в постель каждое воскресенье, он покупал ей столько букетов, что по гостиной порой невозможно было пройти. Она была для него всем, как еще это описать?

– Как он отреагировал на ее смерть?

– Винил себя за то, что его не оказалось рядом.

Эдвард щелкнул ручкой и убрал ее в сторону.

– А что думаете вы?

– Грабитель выстрелил моей матери в живот, что он мог сделать? В худшем случае это чудовище застрелило бы обоих, в лучшем – спасся бы кто-то один. Тут нет выигрышного варианта.

Отец всегда сокрушался, вспоминая тот трагический вечер, но Кайрос никогда не мог понять его злости на самого себя. Будто можно было повернуть время вспять и заставить ее вызвать такси поближе к магазину. Какой смысл страдать по тому, что ты не можешь изменить?

Кайрос опустил голову и посмотрел на круглый циферблат отцовских часов. Еще десять минут пыток – и очередной прием у психолога закончится.

– Как поживает ваш якорь? – перевел тему психолог, видимо заметив, что Кайросу становится некомфортно.

С Кейт все более или менее налаживалось, если речь шла о нейтралитете. Они уже несколько раз оставались в классе после французского, чтобы подготовиться к языковому экзамену. Нельзя было сказать, что это сильно сближало: в основном они молча решали тесты или обменивались фразами на французском, чтобы Кайрос мог поправить ее произношение. Толку от этого всего было мало. Кейт закрывалась от него, она ему не доверяла, и от их тесного общения на протяжении почти двух недель ничего не менялось. У нее были настоящие друзья: Эшер, который забирал ее после их занятий, Пэм, с которой Кейт неизменно сидела на французском, и, в конце концов, у нее был Патрик, который одним своим присутствием выключал ее гениальный мозг.

– Я думаю, что ошибся с целью.

– Вы выбрали человека, который вам небезразличен, а значит, не могли ошибиться.

– Между нами успела выстроиться слишком высокая стена, – попытался объяснить он Эдварду. – Не думаю, что у меня хватит времени или сил, чтобы ее перепрыгнуть.

Ван дер Берг оперся на стол, сцепив перед собой пальцы. Он был ровесником отца Кайроса, но выглядел заметно моложе: его лицо не имело единой морщинки. Видимо, психология не такая уж изнурительная профессия, если сравнивать ее с политикой.

– Стены строят люди, Кайрос. Ты положил эти кирпичи, и ты же можешь их разобрать.

Он годами унижал ее вместе с Питером, Тимми и Джимом. На ее месте Кайрос бы засунул эти кирпичи назад как можно быстрее.

Неутешительный итог неутешительного сеанса. Кайросу все больше казалось, что эта задумка с психологом все лишь усложняла.

Покинув кабинет ван дер Берга, он отправился через главное фойе в самую большую аудиторию Винтерсбрука. Обычно ее использовали для лекций на несколько групп или тогда, когда к ним приезжал известный спикер. Можете оценить, насколько убедительной могла быть профессор Фокс, если она выпросила ее у директора Диккенса ради обычной контрольной, чтобы рассадить учеников подальше друг от друга.

Кайрос не стал дожидаться Джерри: тот, скорее всего, уже был внутри. Перед контрольными все спешили занять места как можно раньше, потому что иначе тебе могла достаться самая неприятная часть парт возле соколиного гнезда Маргарет.

Зайдя внутрь, он поправил лямку портфеля и обвел беглым взглядом высокие готические своды. Если бы не две массивные белые колонны в центре, поддерживающие потолок, эта старинная каменная конструкция давно рухнула бы им на головы.

Следом Кайрос изучил ряды тяжелых дубовых столов, за которыми нервно перешептывались студенты. Им казалось, что они говорили достаточно тихо, но в заполненной аудитории этот шепот напоминал глухой гул пчелиного улья. Благо найти свободное место среди пчелок было не так уж и сложно, потому что парты, расставленные полукругом, напоминали конструкцию амфитеатра и потому легко просматривались. Будь эта аудитория настоящим амфитеатром, Кейт и Эшер заняли бы зону, выделенную для королевских особ. Рейнхарт, не страшась ни взглядов, ни близости к преподавателю, выбрала самую середину зала – максимально низкую точку, ближе всего к профессору, ближе всего к арене.

Ее брови были сложены домиком, пока она повторяла материал, большие круглые очки слегка сползали по носу, а серебристо-голубой галстук, казалось, немного ее душил. Никто в академии не придавал форме такого большого значения, как она. Всегда идеально выглаженная рубашка и юбка, черные гольфы в цвет оправы очков и начищенные до блеска лакированные туфли на небольшом каблуке. Иногда она носила вместо них кеды, и это были любимые дни Кайроса, потому что без каблуков Кейт вынуждена была вставать на цыпочки, чтобы достать нужную книгу в библиотеке. В эти моменты полы ее рубашки слегка задирались, обнажая тонкую линию молочной кожи.

– Кайрос!

Он даже его имя умудрялся произносить с акцентом.

– Привет, Джим, – поздоровался с приятелем Блэквуд. – Тоже не знаешь, как лучше всего сбежать от этой мымры?

– Нет, просто искал Шарпа.

– Так вот же он, – указал Джим на рыжую макушку Джерри, которая ярко выделялась среди других учеников.

К счастью, он сел не так уж далеко от Кейт, поэтому небольшое подглядывание осталось незамеченным.