На пути к цели (страница 9)
Однако ситуация даже мне, несведущему в политическом закулисье, представлялась очень серьёзной. Как поведет себя император, и какие действия предпримет под его руководством вся Склавская империя, мне лично оставалось неясным, как и всем остальным.
Дирижабль разогнался и теперь скользил в воздушном пространстве, пожирая километр за километром. Внизу проплывала земля, еле видная за облаками, а если я направлял взгляд прямо, то те же самые облака, только намного гуще, полностью закрывали весь обзор. Лишь солнце иногда пробивалось сквозь них, но ненадолго, почти сразу же вновь скрываясь.
Пассажиры гондолы, расслабленно устроившись в креслах, занимались своими делами: спали, читали газеты, а кто-то, как и я, смотрел в иллюминатор, думая о своём. Такая спокойная поездка продолжалось часа два, после чего один из двигателей начал барахлить. Команда дирижабля засуетилась, стараясь при этом не спровоцировать панику у пассажиров.
А двигатель стал чихать или даже «кашлять», захлёбываясь то ли воздухом, то ли керосином, пока окончательно не заглох. Дирижабль стоически тянул гондолу на одном двигателе, а я подумал о том, что моя невезучесть переходит все границы, и я уже устал от неё. Вот если сейчас дирижабль рухнет, что делать? И как вообще быть?
Неработающий двигатель – это не террорист, его в пузырь не возьмёшь, не заставишь работать дальше, и не остановишь, да он и так уже сам остановился. Оставалось только уповать на лётное и техническое мастерство команды, что сражалась сейчас, как за корабль, так и за собственные жизни.
Из рубки управления то и дело выбегал техник и пытался что-то сделать с помощью каких-то рычагов управления в заднем отсеке гондолы. В самой рубке тоже не теряли времени даром, пробуя запустить двигатель дистанционно.
Попытки восстановить работу двигателя продолжались примерно минут десять, и всё это время дирижабль продолжал снижаться. Пока не быстро и не сильно, всё-таки хорошо работал второй двигатель, приняв на себя дополнительную нагрузку, да ещё заработали мелкие двигатели, что обычно использовались для точной стыковки гондолы к помосту. Однако и второй двигатель вскоре стал гудеть с перебоями.
Всё это длилось ещё минут десять, пока капитан дирижабля окончательно не понял, что либо он обратится за помощью к пассажирам, в надежде её получить, либо гондола рухнет, со всеми вытекающими последствиями. Может, и не катастрофическими, но весьма существенными. Поэтому капитан вышел из рубки управления и, встав в центре гондолы, произнес.
– Граждане пассажиры, прошу вашего внимания! Наш дирижабль сейчас медленно опускается, в связи с поломкой первого из двигателей. Мы идём на одном двигателе на снижение и через несколько десятков минут найдём удобную площадку для приземления, где совершим экстренную посадку, но у меня вопрос ко всем пассажирам. Есть ли среди вас люди, имеющие дар?
Я, внутренне сжавшись в ожидании неминуемого и лихорадочно перебирая в голове возможные варианты спасения, тут же насторожился и, подняв голову, внимательно посмотрел на капитана, не торопясь отвечать.
Со всех пассажирских мест тут же раздались возгласы удивления, страха, возмущения, но никто так и не признался, что имеет дар, хоть какой-нибудь. Один лишь мужчина, что изрядно нервничал перед полётом, занервничал ещё больше и после повторения вопроса капитана вскочил со своего места.
– Я владею даром, я!
– Каким?!
– Воздушным!
– Тогда вы можете нам помочь и обеспечить более плавное снижение дирижабля.
– Нет, нет, нет, я не могу, я не умею, я умею своим даром только усиливать ветер и всё, – почти стал биться в истерике мужчина, и у меня появилось подозрение, что у него что-то не то с психикой.
Дольше тянуть нельзя, и я подал голос.
– У меня есть дар, капитан, но не знаю, как он может пригодиться, у меня он защитный и не имеет определённую природу. Очень уж разноплановый, но с воздухом я тоже работаю.
И капитан, и мужчина тут же повернулись ко мне и уставились во все глаза, особенно незнакомец.
– Я умею вот так, – и, описав рукой полукруг, я нарисовал в воздухе корзину с подвешенным в нём двигателем, точно таким же, что висел под баллоном дирижабля.
Все вокруг раскрыли рты, а я убрал картину, вопросительно уставившись на капитана.
– Не поможет, – покачал головой тот, – нам нужно создать тягу и по инерции отпустить дирижабль, как можно плавнее.
В этот момент внезапно чихнул и остановился и второй двигатель. Два вспомогательных взвыли на высокой ноте и один за другим замолкли, издав поочередно громкий хлопок. Наступила мёртвая тишина, которую нарушал только свист ветра за тонкими стенами гондолы, да истерические всхлипывания какой-то мадам.
Дирижабль какое-то время продолжал висеть в воздухе, медленно двигаясь вперёд и одновременно снижаясь, но так продолжалось недолго, и более тяжёлый нос гондолы с рубкой управления стал тянуть его вниз. Осталось буквально пять минут до того, как мы можем воткнуться вертикально в землю.
– Спасите! – взвизгнула какая-то барышня, её поддержала пожилая мадам, и… Решение пришло неожиданно.
– Умеешь делать ветер? – схватил я за плечо мужчину – носителя дара. Почему я схватил его за плечо, я так и не смог потом себе объяснить. Сделал это практически интуитивно, просто почувствовал, что так надо.
– Да!
– Откройте иллюминатор, нам нужно видеть землю.
Капитан, который не потерял присутствия духа, кивнул обоим стюардам, и общими усилиями они распахнули один из аварийных иллюминаторов. В гондолу тут же ворвался ветер. Дирижабль – это не самолёт, и он не падает с большой скоростью, и сейчас он скорее тонул в воздушном пространстве, медленно запрокидываясь на нос и устремляясь к земле. А до неё уже не так и далеко оказалось. Поэтому поток воздуха за бортом не являлся настолько сильным, чтобы сбить нас с ног и, высунувшись наружу, я смог увидеть многое, как и мой психически неуравновешенный напарник.
– Смотри вниз, – дёрнул я в сторону иллюминатора оцепеневшего мужчину, благо он оказался меньше меня и намного слабее, да и вообще больше напоминал какую-то безвольную куклу. Тот подался моим усилиям и глянул вниз, чуть не потеряв сознание при этом.