– Просто закрой рот, пока я не передумал и не дал тебе пинка под кринолин, – я уже рычу. Сил нет выдерживать этот идиотизм. И самое поганое, что виноват во всех своих бедах я сам.

– Ого, да ты у нас модник-сковородник. Кринолин… Слова какие знаешь, – фыркнуло исчадье. Но напоролось на мой взъяренный взгляд и замолчало.

Я определенно очумел. Везу в свою квартиру жену. Чужую бабу, которая мерзким ужиком в мою жизнь как-то умудрилась просочиться. Да на кой черт мне сдались эти звезды на погоны? Нужно было соглашаться на кефир. Он полезный хотя бы, не то что эта вредная ведьма.

– Ты тут живешь? – приподнимает бровку «жена», рассматривая дом. В котором мне выдали квартиру за годы безупречной службы. И мне нравится этот дом. И район нравится, и все меня устраивает. Устраивало, пока чертовка не приподняла свою поганую бровку.

– Что-то не нравится?

– Да нет. Просто я думала, что ты живешь в лесной хижине. Что у тебя есть ручной медведь. И ты ходишь на охоту с огромной винтовкой. А потом тащишь туши убиенных лосей… И…

– Ты нормальная? – господи, кого я притащил в свою нору? Лучше бы как она фантазирует, тушу лося приволок.

– Это от стресса. – истерично хихикнула заноза и снова дернула себя за корону, которую, судя по всему, прибили к ее шальной башке гвоздями.

Дверь я открываю долго. Попасть не могу ключом в замочную скважину. Раздражает ее тихое сопение нетерпеливое за моей спиной.

Зачем я притащил ее к себе? Ну зачем? Нужно было сразу пойти и аннулировать брак. Сразу, как только выяснилась ошибка. И фамилия ее в голове зудит назойливо как комар. И руки трясутся, как у горького пропойцы. Зато, странным образом. Осколок сегодня не дает о себе знать.

– Помочь? – Наконец не выдерживает «жена». Ее Зоя зовут. Даже имя такое, зудящеке, как писк комариный. Зоя. Зоя. Да что же такое. Наконец попадаю ключом куда надо, и в кармане начинает разрываться телефон. Запускаю в мою святая – святых рыжую проблему, достаю мобильник.

– Крылов. Ты совсем офонарел? – беснуется на том конце провода Павел Лексеич. – Это что за фердибобели? Мне Зоя вся в слезах звонит. Говорит. Ты ее прямо в загсе бросил. Что-то про сопли плел. Ты что, пил что ли?

– Я вообще не пью, ты знаешь. И тебе не советую. Разорушительно на психику действует. А ты и так нервный. Поди употел весь, лысину платочнком полируешь.

– Я тебя… Да я… Ты у меня… Кефир, клистир. И сортир не теплый… Гарантирую…

Я молча жду, пока Пашка выплеснет все свое красноречие. Минуты две, обычно на это уходит, пока не выдохнется.

– Все? – спрашиваю я. В этот раз генерал уложился в минуту. Стареем мы с ним.

– Пока да, – хмыкает Павел Лексеич.

– Тогда проей мне по базам Зою Дмитриевну Шальновыу. Я подъеду через часок.

– Шапльнову? Ты опять за свое Крылов? Я тебя… Крылов…

Отключаюсь, потому что из недр моей квартиры несется ужасающий грохот. Да уж, вот это я подженился. Вечно мне везет, как утопленнику.

Зоя (Фамилия пока не определена)

Он влетел в крошечную кухню как тайфун. Огромный такой тайфун. Как он тут живет вообще? Ему же эта квартира жмет в плечах.

– Как ты умудрилась оторвать от стены этот гребаный шкаф? – прорычал великан, оглядывая руины, в которые я превратила его кухню за пять минут. Ну да, у меня есть супер сила, я рушу все, к чему прикасаюсь, включая собственную жизнь. На кой черт я поперлась в туалет в этом проклятом ЗАГСе? Почему, и вправду, не согласилась на выездную церемонию? Все бы было гораздо проще. А если же не видел измены, то… – Это даже Ленке ни разу не удалось, а она… На хрен ты вообще туда полезла?

– А Ленка это кто? – ну надо же. И этот муж бракованный. Он такой же, как и все. И у него вон Ленка есть, и она, видимо, хозяйничает в этом лилипутском дворце страшного великана.

– Тебя не касается. Ты гостья. Ненадолго.

– Я хочу есть. Приготовь. Чего смотришь? Я когда нервничаю, хочу или в туалет, или есть. Или и то и другое, в нормальной последовательности. А шкафчик висел на соплях. У тебя очень плохая обслуга. Криворукая. За такую работу…

– Обслуга? Детка, ты принцесса крови, что ли? Ау, у нищих слуг нет. Так что, хочешь есть, приготовь сама. Только сначала прибери за собой. Веник и совок в кладовке. Найдешь. У тебя будет уйма времени в мое отсутствие. Я тебя запру на все замки. Так что, развлекайся.

– Погоди, как это в отсутствие, – блею я. Он что, решил меня бросить тут одну? И готовить? Я? Готовить? Он что, больной?

– Знаешь, те кто не родился в короне из стекла, чтобы кушать – работают, – смотрит он на меня насмешливо. Как на глупую мышь, попавшую в мышеловку, но не башкой тупой своей, а хвостом. Не смертельно, но не вырваться. – А шкафчик вешал я. Еще раз назовешь меня криворуким, вышибу на улицу. Андестенд?

– Йес, ай ду, А корона у меня, между прочим…

– Избавь меня от себя, хоть ненадолго, – рявкнул мой «муж» и исчез за пластиковой дверью, из-за которой через минуту послышался звук льющейся воды. Душ. Мне тоже нужен душ. Срочно. Душу продам за душ. Нужно смыть с себя грязь этого нескончаемого дня, который должен был стать счастливейшим днем в моей жизни. И что теперь? Я стою посреди узкой прихожей дешевой квартиры, находящейся в самой сраке мира. Я даже не бывала никогда в таких районах. Мой муж – не пойми кто. Злой, огромный, щетинистый дровосек, который меня ненавидит и всячески дает мне это понять. Я никак не сниму с головы чертову корону, которая стоит как пять вот таких квартирешек. Про перспективы я уж вообще молчу. Он что, поет в душе? О боже…

Иду в комнату, лишь бы не слышать этот вой. Поет он, точнее рычит. Кажется, что-то про оперов. Мужик еще и любитель НТВшных сериалов. Во мне фортануло.

Комната похожа на казарму. Ни цветочка, ни подушечки. Все ровно, как по ранжиру. Фигово Лена тут хозяйничает. Я бы, например, вон там в углу поставила торшер. Тиффани бы прекрасно вписался, и сделал интерьер более легким. На диван можно набросить покрывало из меха. А вот тут, на комоде, фото рамки. Одна стоит фото рамка. На ней мой новоиспеченный благоверный, одетый в форму, обнимает смешную, но судя по всему очень шебутную девочку. Ребенок насуплено смотрит в объектив, видно заставили насильно фотографироваться. Сходство с великаном у малышки фантастическое. Не нужно никаких анализов ДНК, чтобы понять, что это его дочь. У него есть дочь, значит… Да ничего это не значит, кроме того, что его жена от него сбежала. А просто так не сбегают любящие женщины.

– Поставь на место.

Вздрагиваю от неожиданности, Он голоса не повысил, но мне показалось, что в комнате раздался оглушительный выстрел. От испуга, едва не выпускаю из рук фото.

– И ничего тут не трогай.

– Ты еще и мент? – господи, ну почему я такая дура? Папины гены. Он терпеть не может полицейских. И нам с Маринкой внушал с детства свое презрение к людям в форме. Боже, он в одном полотенце. И капли воды стекают по широченной груди. Но на небольшом шраме, в районе сердца, они застревают. И не прикрывает этот шрам даже вытатуированная морда волка, оскалившаяся, как перед нападением. Но мне не страшно. Мне…

– Сотрудник органов внутренних дел, – кривится, как там его? Тимофей? Дурацкое имя какое. – Первое предупреждение тебе. Еще раз услышу подобные эпитеты, применимые к моей службе, выкину в окно. Предупреждаю я обычно три раза.

– Мусор, тоже нельзя? – как будто сам черт меня за язык дергает. Почему мне так нравится его злить? Может потому, что тогда в его глазах появляется хоть какая-то эмоция?

– Два. Следующая станция – клумба под окнами. Короной войдешь. Красиво.

– Разговаривать с дамой голым наприлично, – я его не боюсь. Не боюсь. Ну если только самую малость. Совсем чуть чуть. Настолько, что мне срочно нужно в туалет, ну да, вот такой у меня организм.

– Это ты что ли дама? – насмешливо интересуется он, приподняв бровь. – Ты моя жена. Это моя квартира. Хоть без трусов могу тут шляться.

– Не надо без трусов, – сиплю я сдавленно. Хотя, мне страшно интересно было бы… Черт, ну и мысли лезуит в мою сдавленную короной башку.

– Что смотришь? – поддергивает на бедрах полотенце, стыдливо. Тоже мне, институтка. Мышцы на его груди ходят ходуном. Он весь словно вылеплен руками мастера скульптора. И шрамы. Куча шрамов. Но, самый страшный там, где подергивается мышца. Наглый и нахальный и… – Нравлюсь?

– Завидую. Я бы тоже помылась. Слушай, а у тебя есть во что переодеться? Это платье дурацкое… Я в нем вся вспотела. И корсет жмет, и вообще…

Глава 3

Тимофей Крылов

Футболка моя на ней как платье. Доходит до середины икр. Вообще, не нужно смотреть на чертову девку. На грудь маленькую, торчащую сквозь плотный трикотаж слишком дерзко и вызывающе. Она хозяйничает в моем доме. Чужая баба сразу заполонила собой все пространство. И почему я не ушел на работу, пока она плескалась за проклятой дверью, что-то мурлыкала там еще? Я определенно рехнулся. Я…

– В холодильнике поройся. Я вернусь часа через два, – мельком смотрю на часы. Мне не интересно, что они там показывают. Просто нужно хоть на что-то отвлечься, отвести взгляд. – Приготовь ужин. И прибери то, что сломала. Я потом выкину деревяшки, сама не таскай, тяжелые они. Ну что смотришь?

– Я? Правда? Слушай…

– Я тебя приютил, так что будь добра соблюдать правила общежития, пока я не разобрался, что с тобой делать, – бубню себе под нос, как старый ворчливый старик, пока обуваюсь в идиотские тяжелые официальные ботинки, похожие на колодки.

– А ты куда? – голосок у нее писклявый и плаксивый. Странная. Рыжая. И все еще в короне.

– Мамонта добывать, которого принцесса потом зажарит мне на костре. Корона то не давит? – хмыкаю, снова впиваясь взглядом в тонкую крошечную фигурку. Она мне до подмышки не достает. И это в дурацкой короне.

– Не могу ее снять. Представляешь? Думала ты поможешь, – всхлипывает исчадье.

– Хорошо, по дороге куплю секатор, – я дурак. Дурак. Не нужно на нее смотреть вообще. Надо купить маску для сна, как у моей матери. Чтобы зашориться и не видеть ничего вокруг.

– Не позволю меня обстричь, – шепчет недоразумение испуганно.

– А кто сказал, что я буду тебя стричь? Голову отрежу и все, – боже. В ее глазах паника и упрямая вредность. – Да шучу я. Вернусь, решим что делать с твоим головным убором. Только не разрушь всю мою квартиру. Яичницу то хоть сможешь сварганить?

– Попробую, – совсем неуверенно говорит Зоя. Странная девка. Дожила до замужества, а рукодельница то та еще, похоже.

– Попробуй. А то я голодный нехороший. Закусываю глупыми принцессам, – я скалюсь как дурак. Я опер, работающий в поле. Безжалостный и угрюмый, пасую перед какой-то сопливой девкой. Надо бежать. Пашка меня заждался. Надо просто пойти проветрить голову. Продышаться. Просто у меня давно не было женщины. Надо озадачиться, найти себе одноразовую, сбросить пар. Все некогда. Черт, эта футболка… Ее сжечь надо будет к черту. И квартира уже вся провоняла сладостью ванили и какого-то экзотического фрукта.

Я сбегаю из собственного дома. Трусливо поджав хвост, и все, что только может в моём организме пожаться.

Вдыхаю полной грудью пыльный, загазованный городской воздух. В голове начинает проясняться.

До главного управления доезжаю быстро, хотя город стоит в пробках. Словно сам черт ведет меня, подталкивает копытом в спину, зная, что я скоро свалюсь в ад, прямо к нему на сковородку.

– Явился? – хмурится Пашка, когда я вваливаюсь в его кабинет. – Господи. Крылов, ты себя в зеркало видел?

Не видел. Ни пса я не видел. Потому что сбегал из дома. Ломая чертовы ботинки.

– Мог бы хотя бы рубаху застегнуть «на ту» пуговицу. И вообще, одеться, как положено для визита к вышестоящему руководству.