Сергей Остапенко: Отец человеческий

Отец человеческий

И простёр Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего.

Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал: Авраам! Авраам!

Он сказал: вот я. Ангел сказал: не поднимай руки твоей на отрока

и не делай над ним ничего…

(Бытие 22: 10-12)

Книга I

Страж Колыбели

Последняя просьба

Слух пограничника способен на многое. Когда заступаешь в наряд, приборы часто глохнут и слепнут, и приходится обходиться без всех этих технических штучек, оставаясь один на один с хитрым и изобретательным противником. Он будет работать по тебе всем доступным ему арсеналом передовых средств воздействия, стараясь ослепить твой смартвзор, наполнить смартслух сводящими с ума помехами, расплавить мозги наведённым дезориентирующим импульсом. Проще выключить от греха подальше все навороченные приспособы и положиться на данные нам природой органы чувств. И на нюх, конечно, прежде всего. Сплав интуиции и опыта, помноженный на профессионализм.

Он, Алексей Кононов, лейтенант погранслужбы – профессионал, и его нюх может дать фору любому хищнику.

Это работает не только в дозоре. Можно гулять в парке с сыном, сидеть с женой в ресторане, играть с мужиками в футбол или спать, но вдруг – щёлк! – и это шестое чувство вздымает волоски на руках, наматывает нервы на кулак, и ты, пытаясь унять сердце, откликнувшееся на впрыск адреналина, превращаешься в машину, способную противостоять любой угрозе.

Как сейчас.

Паркет в коридоре нового госпитального корпуса, выстроенного в сороковые, сохранился прилично, но несколько половиц уже немного «устали» и потому служили не хуже тревожной сигнализации. Кононов не держал это в уме, да и вообще на горизонте его безмятежного сознания не было ни одного тревожного облачка. Но когда раздался первый скрип, невидимая рука выкрутила чувствительность слуха на максимум, и последующие шаги уже звучали для Кононова набатом.

Кто-то крался по коридору, а, достигнув его палаты, остановился и замер. Некто неудачно попробовал повернуть ручку двери. Он явно не из персонала, у тех карты со скан-кодами. Этот непрошеный гость, затаившийся в коридоре, не в курсе, что без такой карты в палату не попасть.

Сон улетучился, как слой пыли, который небрежно смахнули влажной тряпкой. Тёмные ямы и белые пятна прошлого стремительно наполнялись образами и эмоциями, словно лесные прогалины под лучами солнца, пробившегося сквозь строй облаков. Кононов встрепенулся. Желе, заполнявшее стабилизарий, задрожало от его неловких конвульсий. «Э, брат, раскис, сейчас тебя в этом киселе и возьмут за шкирку».

Кононова не смутила мысль, кому и зачем могло понадобиться среди ночи явиться за ним сюда, в военный госпиталь на окраине Царского села. Почувствовав угрозу, он немедленно стал действовать. Выдернул из ноздрей ингаляторные трубки, вжал в стену педаль слива, и дорогущий нейрогель, в толще которого пациентам предстояло неподвижно висеть до полного восстановления, всосало в отверстие слива.

Кононов упал на бугристое дно стабилизария. Вместо того чтобы привести в чувство, боль лишь подстегнула его. Липкий лепесток фиксировал на виске пучок тонких электродов, вживлённых в мозг для терапевтических процедур. О да, эти процедуры ему здорово помогли. Кононов был не в порядке, и довольно долго. Неврологи буквально вытащили его из запущенного паралича. Спасибо им, конечно, но теперь пора сматываться. Кононов засомневался – стоит ли делать это аккуратно или резко, – но в итоге дёрнул, что есть силы. Пучок волокон, как показалось, вышел легко и безболезненно, но всё равно стало дурно, а нервы заныли даже в пальцах ног. «Это всё самовнушение», – уговаривал Кононов самого себя, выползая из открывшегося стабилизария.

Каким же непослушным стало тело! Это от долгого лежания в лечебном геле, или действие проклятой мины всё ещё не прошло? Какая разница. «Шевелись, коряга увечная».

Сосед по палате услышал шум и очнулся. Он, не мигая, следил из своей капсулы, как Кононов накинул на голое тело полотенце, подпоясался армейским ремнём и принялся выламывать оконную решётку. Посыпалось стекло в каплях крови – нога в больничной тапке была не очень хорошим тараном. Кононов услышал глухой стук – сосед привлёк его внимание ударом по корпусу стабилизария и покрутил пальцем у виска.

– Да знаю, – прошипел Кононов. Ручка двери ходила ходуном. Кто-то ломился в палату. На пульте дежурного врача, конечно, уже сработала тревожная сигнализация, и они видят, что он творит. Ну что ж поделать, простите за бесплатное шоу.

Кононов сконцентрировался и нанёс ещё один удар. Хрясь – и решётка выпала наружу. «Халтурщики строили», – подумал Кононов, залезая на подоконник. С другой стороны, это ж не психбольница для опасных маньяков, никто и не рассчитывал, что пациенты попытаются покинуть палату таким экстравагантным способом.

Мокрая от геля кожа мгновенно покрылась мурашками от порыва морозного ветра. «Где-то минус три, – подумал Кононов. – Ну, максимум, минус четыре. Ерунда какая. Но вот третий этаж…»

До земли метров девять. Это минус. Но под окна автоуборщик навернул гигантские сугробы. Чуть больше шести метров и снежная подушка. Всего-то три человеческих роста и демпфер. Всё равно, что прыгнуть в бассейн с трамплина.

Дверь в палату, наконец, поддалась. Кононов прекратил рефлексировать и прыгнул. Удачно – если брать в расчёт ноль по вывихам и переломам. Но колени он всё же чуть не выбил – сугроб был неоднородный, и внутри него таились вкрапления плотно слежавшейся обледенелой крошки.

Превозмогая боль в суставах, Кононов выкарабкался из сугроба и побежал к забору. Чёрт, поверху проложен рулон колючей проволоки. Нет, повиснуть на ней, оставляя шматы мяса и кожи, глупо. Придётся прорываться через КПП.

Зачем убегать с территории госпиталя, не приходило Кононову в голову. Так надо. Он знал, что за ним открыта охота, и если он хочет спастись, то задумываться нужно поменьше. Нужно не думать, а действовать, на вышколенных рефлексах и общей физической подготовке. Тогда у него будет шанс.

Кононов побежал по обледенелому асфальту мимо стены из выкрашенных в жёлтый цвет бетонных секций. Снег набился в тапки, в них стало скользко, Кононов скинул обувь и побежал босиком. Что он скажет дежурному? Первое, что придёт в голову. Да, странно, что человек среди ночи покидает госпиталь, но в этом нет ничего противозаконного. Кононов не преступник. Он просто борется за свою жизнь и, если его попытаются остановить, знает, как быть. Кто там, на посту, салага-срочник? Чему он успел научиться? Сможет остановить такого матёрого погранца, как лейтенант Алексей Кононов? Смешно, право. Пусть лучше не высовывается из своей будки.

Кононов домчался до ворот и остановился – никакой будки не было, только шлагбаум, управлявшийся автоматикой. Ну, он человек, а не авто, ему это не помеха. Кононов лихо перемахнул через балку и, быстро переставляя совершенно потерявшие чувствительность стопы, понёсся по Сапёрной улице в сторону Отдельного парка. Там он будет в безопасности. Затеряется среди деревьев. Заляжет в снегу. Организует засаду. Там. Спрячется. От них. Ещё немного…

***

В кабинете заведующей царили ароматы из сказок тысячи и одной ночи. Запах ванильной отдушки смешивался с шлейфом её сладких духов, в которых угадывались нотки шафрана и мускуса. После полутьмы палаты цвет белоснежного халата, щедро освещённого лампами, казался нестерпимо слепящим.

– Давайте ещё раз пройдёмся по вопросам анкеты. Вы помните, как здесь оказались?

– Я ж вам уже отвечал, – сказал Кононов. – Мина. Парализующая. На дежурстве наступил.

– Вы испытываете раздражение? Это простая формальность. Я должна убедиться, что ваши когнитивные функции не пострадали. Такие случаи бывали в практике.

– Простите. Больше не повторится.

– Ладно. Продолжим. После поражения импульсом к вам возвращались чувствительность, двигательные функции?

– Никак нет. Пролежал как бревно, дожидаясь медиков.

– Уверены? Санитары говорят, что ближайшая установленная мина находилась в нескольких метрах от вас.

– Уверен. Не могу знать, почему так вышло. Наверное, по инерции пробежал.

– Сомнительное объяснение, но ладно. Скажите, Алексей Валерьевич, вы работаете с категорией сведений временного допуска?

– Это как?

– Понятно. И слава богу. Просто симптомы очень похожи на «временщиков». Провалы в памяти, эмоциональные скачки. Ладно, продолжим.

– Вы что, мне не верите?

Заведующая отложила медкарту и принялась изучать данные анализов.

– Что же с вами делать, Алексей Валерьевич? – произнесла она. Мысли её, казалось, блуждали где-то далеко.

– Отпустите меня уже, а? – взмолился Кононов. – На кой я вам сдался?

Женщина оторвалась от распечаток с таким выражением лица, словно и сама мучилась тем же вопросом.

– Видите ли, физически вы вполне здоровы. Все показатели восстановились до нормы. Даже ступни отморозить не успели. Но то, что вы устроили ночью, не даёт мне покоя. А вдруг будут рецидивы?

– Обещаю, больше никаких выходок, – сказал Кононов. – Это у меня от долгого лежания в этой пластиковой кадушке нервы сдали. Как свежего воздуха хлебнул, так сразу и отпустило.

– Ах, Алексей Валерьевич, вы всё же пограничник, а не актёр. Убедительно фантазировать на публику – это не ваше. Вас не сразу отпустило, как вы изволите выражаться, вы сначала обоим санитарам руки за спины заломили, а потом всю группу быстрого реагирования в снегу вываляли. Они ведь имели право и на поражение в вас – за такое-то поведение. К счастью, ограничились седативным препаратом. Только парой ампул вас и успокоили, а не то даже не знаю, как бы всё сложилось.

– Мне очень стыдно, – признался Кононов, вспоминая внезапный укол, похожий на укус пчелы, и последовавший за тем покой, придавивший ему грудь, как надгробная плита. Если бы не рой медицинских инъекционов, его ведь и правда могли подстрелить. Да уж, опозорился. Теперь в родной погранчасти про него будут рассказывать анекдоты.

– Стыдиться как раз нечего. Вы просто были нездоровы. Несколько часов пролежать без движения, подвергаясь гипотермии, – тот ещё стресс.

– Думаете, всё из-за нервов?

– Не исключаю. Обычно воздействие парализующего импульса проходит быстро и без последствий для нервной системы. Но вы, наверное, слишком долго пробыли без медицинской помощи. Если кровоснабжение мозга было нарушено, могли остаться недиагностированные нарушения. Воля ваша, но я рекомендую побыть в стационаре, под наблюдением, ещё какое-то время.

– Да мне бы скорее на службу. Ребят увидеть. Хватит мне уже в этом чане кваситься. Перед смертью, как говорится, не надышишься.

– О нет, в строй вам пока рано. Месячный отпуск. Отдохнёте, проверитесь у нас ещё раз, и потом уже примем решение, можно ли вам назад на заставу. – Заведующая доверительно наклонила голову и понизила голос: – Между нами, что вас так напугало-то?

– Сам не знаю. Настройка смартслуха сбилась, наверное. Приступ паники начался. Вообще, со мной такое впервые. Как назло, кто-то как раз в палату стал ломиться. Вот я и… Того. Чисто рефлекторно.

Заведующая сокрушённо покачала головой:

– Смешно, конечно. Напряжение скакнуло, вот все двери и заблокировало. Карты с ключами не работали, и дежурная ходила по палатам, вручную обновляла коды. Вашу дверь почему-то заело, вот она от раздражения и начала её дергать. А вы в окно…

Кононов почувствовал, как по спине зазмеился холодок недоверия. Дежурная? О нет. То были мужские шаги. И крался неизвестный, как подготовленный профессионал, бесшумно, на полусогнутых. Да, позже Кононов как будто припомнил и другие, лёгкие торопливые шаги, но это было уже потом, у окна. Дежурная просто спугнула его – того, кто за ним явился…