– Знаю я, что у тебя есть! – рычит он. – Копейки.

– А вы? – Мама не реагирует на его выпад.

– А у меня отец богатый. – Камиль буквально бьет этими словами, но мама стойко выдерживает характер сына.

Я впервые серьезно думаю о том, что она может быть права и Камилю рядом нужен мужчина, который сможет обуздать его, повлиять. Тот, кого Кам будет слушать. Правда, я плохо себе представляю, что для этого нужно сделать и возможно ли такое вообще.

Он уходит в душ, а мама неодобрительно качает головой, не спеша убирать деньги.

Машина за нами приезжает к четырем. Камиль цинично ухмыляется, язвительно замечая, как сильно он нужен кровному отцу, что тот решил по привычке не появляться. Может быть, сейчас так даже лучше.

Нас привозят в район, на который раньше я лишь смотрела издалека. Это не центр города, но дома тут огромные, современные и дорогие. Солнце отражается в стеклах и щекочет в носу. Я чихаю несколько раз и с волнением иду вслед за водителем.

Лифт поднимает нас на последний этаж. Через несколько оборотов ключа в замочной скважине, мы оказываемся в светлой, просто огромной квартире, только пустой и холодной. Из теплого в ней лишь все то же солнце, расстелившее по полу световые разводы. Сразу бросаются в глаза и минимум мебели, и какая-то стерильность. Ни одного яркого пятнышка. Ни-че-го. Я даже не уверена, что здесь кто-то жил хотя бы один день.

– Вы можете располагаться в любых комнатах на свой выбор, – сообщает нам водитель. – Кроме одной. Она заперта, не пропустите. Тут адрес, – отдает мне сложенный вдвое листок, – на случай, если захотите заказать доставку или уйти так, чтобы потом вернуться, – хмыкает он. – Мне пора.

Коротко кивнув, уходит. Камиль молча проходит мимо нас с мамой и с подчеркнутым безразличием оглядывает гостиную и кухню. Его губы искривлены в презрительной усмешке, он не скрывает своего отношения к навязанному комфорту.

– Ты довольна? – с едкой усмешкой спрашивает у матери. Зло пинает край дивана. Я вижу, как напрягается его тело, как крепко сжимаются кулаки.

– Кам, пожалуйста… – тихо прошу я, пытаясь успокоить его, но он не слышит или не хочет слышать. – Не начинай.

Он шумно выдыхает, кладет ладонь мне на затылок, резко притягивает к себе и крепко, болезненно прижимается губами к макушке. Так же резко отпускает, разворачивается и, ни на кого больше не глядя, идет в дальнюю комнату, громко захлопнув за собой дверь. Я вздрагиваю от звука. Через несколько секунд оттуда доносится грохот, словно что-то тяжелое с силой ударяется о стену или пол.

– Камиль! – Бросаюсь к двери его комнаты, стучу, но ответа нет. За дверью продолжаются удары, стук и тихие ругательства, от которых мне становится не по себе. – Кам, пожалуйста, перестань! Открой дверь! – зову я, чувствуя, как голос начинает дрожать. – Ну, пожалуйста, не надо так!

Из-за двери доносится тяжелое дыхание, но брат молчит. Я опускаюсь на пол у порога, прислонившись спиной к двери, и тихо, почти шепотом, повторяю:

– Успокойся, Кам, прошу тебя… Мне страшно…

Страшно и больно за него. За нас всех! И особенно за то, что я абсолютно бессильна сейчас. Я не могу ему помочь.

– Пойдем, детка. – Голос мамы звучит совсем рядом. Она бережно помогает мне подняться и ведет на кухню, усаживая за большой, пустой стол. – Он успокоится, ему нужно время, ты же знаешь.

Я смотрю в ее уставшие глаза, видя там тревогу и едва скрываемый страх.

– Он злится, потому что любит тебя, – стараюсь ее поддержать.

– Знаю, – тихо шепчет мама, сжимая мою руку.

– Мы справимся, правда? – почти отчаянно спрашиваю я.

– Конечно. – Мама улыбается и крепко сжимает мою ладонь. – Я верю в вас. Вы у меня самые сильные.

После разговора с мамой я поднимаюсь на второй ярус квартиры, стараясь отвлечься хоть на что-нибудь. Выбираю комнату, в которой должно быть больше всего солнца. Переношу в нее вещи и даже разбираю кое-что, ведь завтра мне нужно быть на учебе. Еще надо разобраться, как добираться отсюда до колледжа, во сколько вставать, чтобы не опаздывать.

Я обязательно разберусь. Позже. Сейчас хочется еще раз пройтись по комнатам, почувствовать эту квартиру, понять, что в ней все же кто-то когда-то жил.

Прохожу по коридору и заглядываю в комнату, в которой я еще не была. Как становится понятно с первых минут, зря. Она не жилая, но тут обнаруживается много интересного, будто сюда принесли и бросили личные вещи, ставшие ненужными. Например, очевидно мужские часы с тяжелым металлическим браслетом, ручка, блокнот с исписанными страницами. Опять же, ничего особенного, просто цифры, имена, какие-то заметки, наскоро записанные мелким почерком. Мне кажется, это вещи Ильхана. Возможно, он даже успел забыть об их существовании.

Мое внимание привлекает футболка, небрежно брошенная на спинку стула. Я беру ее в руки, ощущая мягкую ткань и более современный, молодежный запах парфюма. В груди что-то странно екает, и я откладываю футболку обратно на место, решая разобраться с этим позже. Все равно вопросов пока больше, чем ответов, и голова от них скоро взорвется.

Из комнаты на первом этаже выходит Камиль. Спускаюсь к нему и вижу, как он смывает кровь с разбитых костяшек. Маму так и не вышел проводить, теперь и на меня не смотрит.

Мы оба застываем, услышав, как открывается входная дверь. Ильхан все же решил заехать?

– О! Всем здрасти. – Вместо Ильхана нас приветствует темноволосый парень с совершенно сумасшедшей улыбкой. – Да-а-а, – тянет он, разглядывая меня, – теперь я понимаю, чего Король так злостно бухает который день. Я Тика. – Проходит и протягивает руку Каму. Брат, естественно, не торопится пожимать. – Со мной лучше дружить. – Наш новый знакомый сам перехватывает руку Камиля за запястье и переворачивает, рассматривая сбитые костяшки.

Кам отмирает, сопротивляется, но под мой испуганный визг оказывается на одном колене на полу с заломленной за спину рукой.

– Спокойно, – склонившись к нему, произносит Тика. – Я же говорю, со мной лучше дружить. В «Клетке» неконтролируемая злость быстро тебя убьет. Поверь, Ильхан будет только рад избавиться от лишней головной боли. Хочешь его порадовать или… – вкрадчиво шепчет он, вызывая у меня ледяные мурашки. Как змей, как бог искушения, или как… как… Локи!

Глава 7

Ильхан

На виски давит. Я много пью в последнее время, это плохо для бизнеса, все нужно контролировать, но сейчас я могу только убить кого-нибудь, не дернувшись, не моргнув. Это для бизнеса еще хуже, даже для моего, поэтому сижу и тихо пью у себя в кабинете, удивляясь, что за ребрами еще есть чему болеть. Я думал, там давно все разложилось. Может, так и есть, но что-то ноет так, что хочется пальцами туда залезть и выдрать. Мешает думать, мешает привычно жить и злит до красных пятен перед глазами.

Тишина в кабинете настолько густая, что кажется, ее можно черпать половником. В воздухе отчетливо пахнет алкоголем и сигарами. Поднимаюсь из-за стола и направляюсь к окну. Тянусь открыть его и снова зависаю, чтобы поймать равновесие. Штормит. Я пьян почти в стельку, но какого-то хрена все еще на ногах и даже что-то соображаю. Например, то, что меня не должны видеть в таком состоянии мои бойцы. Ослабленный Король – повод для государственного переворота. Мне еще войны со старшим братом не хватает, недавно все уладили. А кто-то ведь донесет…

– В задницу всех!

Швыряю стакан с виски в стену. Мокрое пятно уродует дорогие деревянные панели, а стекло крупными кусками опадает на пол. Смеюсь, как обезумевший. Давно ничего подобного не испытывал. С самых похорон.

Мадина, сука, все нутро наизнанку вывернула! У меня доказательства на бумаге, я перепроверил у своих докторов. Пацан мой, но я не могу это признать. Физически не могу! У меня был только один сын, и его я похоронил своими руками, никого не подпустив близко. А этот чужой. Я не знаю, что с ним делать. Пусть Тика разбирается. Выпустим на ринг, посмотрим, что собой представляет этот действующий вулкан.

Нахрен мне этот геморрой? До сих пор не пойму, под чем я был, когда соглашался взять Камиля к себе. Девчонка еще эта сопливая. Точно не моя проблема, мне наплевать, что с ней будет. Она хвостом за ним ходит, как мне сказали. Вот и пусть нянькается.

Возвращаюсь к столу и в новый стакан наливаю себе еще виски. Сажусь в удобное кресло, закрываю глаза, чтобы не видеть то, что разложил на столе. Пальцами машинально кручу крышку от бутылки, в башке перестрелка из мыслей.

Открываю глаза и ладонью смахиваю со стола все фотографии. Они летят на пол, но не переворачиваются, и я смотрю на своего сына. Он сидит на качелях и широко улыбается, а мне спьяну кажется, что качели раскачиваются, и я смотрю, смотрю и смотрю…

На другом фото Асель. Единственная женщина, которая имела для меня значение. Моя Королева.

На столе осталась еще пара фотографий. Чужие. Мадина оставила, когда приходила ко мне в первый раз. На них совсем мелкий Камиль. Я медленно перекладываю карточки. Останавливаюсь на одном особенном снимке: ее сыну тут, кажется, пять. Он дерется на площадке, волосы взъерошены, кулаки сжаты. Мертвое сердце снова дергается в попытке забиться. Как пацаны похожи. Кладу рядом две фотографии.

Чертовски похожи! И это злит до закипающей крови, до сжатых зубов.

Та же линия бровей. Тот же прищур. Та же дикая, несгибаемая решимость во взглядах.

Ненавижу. Все и всех.

Резкими движениями собираю все разбросанные снимки и прячу в ящик стола. За столько лет я уже смирился, но Мадина…

Почему я ей не отказал?!

В голову лезет еще один странный вопрос: а если бы тогда она мне сказала про ребенка?

Вновь закрываю глаза. Мне не нравится каша в башке и еще больше не нравится, что вены горят от нахлынувших воспоминаний. Мертвецы не горюют и ни о чем не сожалеют. Пора бы вспомнить об этом, пользы больше.

Пошатываясь, поднимаюсь, чтобы убрать бутылку в бар, но дверь кабинета с такой наглостью открывается, что я с усмешкой поворачиваю голову. Меня слегка ведет вбок, а перед глазами расплывается чокнутый Тика. Даже к нему у меня больше положительных чувств, чем к Камилю. Этот вырос на моем ринге. Из целеустремленного мальчишки на моих глазах он становился опасным, умным, хитрым и свободолюбивым мужчиной, а Камиль… Кроме раздражения за то, что он лишил меня привычной стабильности, я ничего не чувствую.

– Как будто никуда не уходил, – хмыкает безумное божество моей «Клетки». – Ты решил посадить печень? – Гаденыш с борзой ухмылкой подхватывает меня и ведет к дивану. Помогает сесть. Через несколько секунд кабинет перестает кружиться, и я пытаюсь поднести горлышко бутылки к губам, чтобы допить свой виски. Тика выдергивает бутылку из моих рук. – Твои заселились. Все нормально, – рассказывает он.

– Мне плевать, – медленно ложусь набок, чтобы не растерять содержимое желудка по полу.

– Да-да, я вижу, – посмеивается Тика. – Кто бы узнал, что я вытираю слезы и пьяные слюни Королю…

– Я отстрелю тебе яйца, – огрызаюсь на эту язвительную сволочь.

– Все обещаешь, обещаешь, – издевается он. – Спи, твое величество. Заколебал ты бухать. Пацан твой зол адски, нельзя его сейчас на ринг, убьется в своей ненависти к вам обоим.

– К нам? – смотрю на него одним глазом.

– К тебе, к матери. Девчонка – его равновесие. Не благодари. – Слышу, как моя бутылка с остатками дорогого виски глухо падает на дно мусорного ведра.

– Себе заберите. Пусть Данте его воспитывает, – больше не открывая глаза, разговариваю с Тикой.

– Данте не отдаст его тебе, ты знаешь.

– А ты? – Впиваюсь пальцами в кожаную обивку, чтобы меня не качало вместе с диваном. Вроде помогает.

– У меня свое мнение об этом месте, ты же знаешь. Для меня «Клетка» – дом, школа, характер и мой первый бизнес.

– Вали отсюда, – заплетающимся языком, гоню его. – Чудовище.