Я безбожно врала сейчас. Но понимала, что не стоило этим примитивным людишкам знать правду о том, что герцог купил меня, как какую-то кобылу на рынке. И я всего лишь жалкая рабыня, в отличие от них, свободных людей. Тогда они вообще заклюют меня. А я очень хотела есть, и сил пререкаться с ними не было. С утра не держала крошки во рту.

– А почему выглядишь, как попрошайка на паперти? – опять ехидно спросил мерзкий Люсьен.

Глава 9

– Мои вещи украли разбойники, пока я ехала на встречу с герцогом. И мою теплую шубу тоже.

После моих слов в кухне воцарилось молчание. Их ехидные лица стали серьезными. А маленькая служанка, самая юная, тихо сказала:

– Она говорит правду. Я только что видела в окно, как она выходила из кареты его сиятельства.

– Именно так, – кивнула я. И, понимая, что на верном пути, с достоинством добавила: – Прошу вас, Барбара, меня накормить. Иначе мне придется уведомить герцога де Моранси, что в этом доме ко мне не относятся с должным уважением.

После моей последней фразы у всех присутствующих лица сделались испуганными. Кухарка тут же заблеяла:

– А я-то что, госпожа? Я ведь не знала, кто вы. Присаживайтесь, пожалуйста. Сейчас налью вам горячей похлебки, только из печки достала, – снова оглядывая меня, театрально покачала головой: – Как эти разбойники пограбили-то вас, вон в одной шальке остались.

– Так и есть. Я немного замерзла, – ответила я, подходя к столу.

Не стоило говорить им, что с детства я привыкла терпеть самый жестокий холод. Да и верхней одежды у меня никогда не было. Единственная старенькая накидка, тонкая и потертая, совсем не давала тепла. Ее я оставила у трактирщика, когда сбегала от герцога.

Но здесь, в городке и окрестностях, не было суровых зим. Нечасто выпадал снег, а морозы были редкостью. В основном зимой лужи замерзали на ночь, а днем таяли от солнечных лучей. Потому сегодняшний снег, засыпавший округу, был так необычен и прекрасен.

– А ну уступи место госпоже, Эжени! – прикрикнула кухарка на юную служанку, дав ей подзатыльник. На ту самую, которая видела меня с герцогом у кареты.

Эжени быстро вскочила на ноги и отошла в сторону, оставив свой недоеденный кусок хлеба и похлебку. Я поняла, что с этой девочкой здесь обращаются так же, как со мной бывший хозяин в трактире.

Едва я села, тарелка с наваристым супом-гуляшом стояла уже передо мной.

– Вот хлебушек, госпожа, – угодливо сказала кухарка. – Только из печки, горячий еще.

– Благодарю.

Я надеялась только на то, что герцог не будет распространяться о том, как мы с ним познакомились. Он явно был нелюдимым и неразговорчивым.

С аппетитом поглощая суп, я думала о том, что давно не ела ничего вкуснее. В трактире мне обычно доставались объедки после клиентов, ну, или в лучшем случае краюха черного хлеба со сметаной.

Вдруг мерзкий Люсьен, сидящий напротив меня, прокашлялся и сказал:

– Вы это… мадемуазель Орси. Не говорите герцогу, что я был неучтив с вами, а то он прикажет выпороть меня. А у моя спина еще после прошлого раза не зажила. Я погорячился, простите за грубые слова.

Я округлила глаза.

Надо же! Как всех проняло здесь то, что я госпожа, а не служанка. Знай они правду, наверняка бы даже куска хлеба мне не дали. Я же еще раз утвердилась в мысли, что слухи о герцоге де Моранси были правдивыми. Он действительно был жесток, раз порол своих слуг. В ответ я только кивнула Люсьену.

Я быстро проглотила свой суп и доела хлеб. Кухарка спросила, буду ли я жаркое. Конечно, я согласилась. Никогда не ела сразу столько сытного и вкусного. Как бы живот не разболелся. Едва румяная жареная куриная ножка с тушеной капустой оказались передо мной, как раздался низкий женский голос:

– Это что за девка?

Я подняла глаза. На пороге кухни застыла дама.

Молодая красавица лет двадцати пяти, с черными вьющимися волосами и кошачьим разрезом глаз. В шелковом зеленом платье, хоть и без рюшей, но кокетливом и дорогом. Невозможно большое декольте подчеркиваю ее полную высокую грудь, а корсет затягивал тонкую талию. Высокая, с тонкими руками, округлым прекрасным лицом и затейливой прической, она казалась воплощением красоты и грации.

– Госпожа Мадлен! – воскликнула в благоговении Барбара, когда темноволосая красавица прошла в кухню, придирчиво оглядывая меня. Мне она сразу не понравилась. – Это новая гувернантка для маленького герцога. Его сиятельство сегодня привезли ее.

Что там про эту Мадлен говорили слуги? Что герцогу нравятся ее округлые формы. Похоже, она была или любовницей, или невестой де Моранси, раз вела себя словно хозяйка.

– Нянька для Мишеля? – небрежно бросила Мадлен и опять окинула меня взглядом.

– Гувернантка, – поправила я.

Понимая, что лучше уйти из кухни, я встала.

Мадлен же сделала ко мне два быстрых шага, и ее темные рыжие глаза сузились до щелочек. Она неучтиво схватила меня за подбородок пальцами и процедила:

– Послушай меня, милочка. Если увижу, что ты кокетничаешь с герцогом де Моранси, я тебе переломаю все ноги, поняла?

Я кокетничаю с герцогом? Да Боже упаси! Уж я точно не жаждала его общества и близости. Я его опасалась и только!

Больно ударив Мадлен по пальцам, я сбросила ее руку и отошла.

– Вы не смеете так говорить со мной. Меня нанял господин герцог. Вы ему не жена. Потому не можете приказывать мне, только он. Так что впредь держите себя в руках, милочка, – сказала я, произнеся последнее слово с такой же ядовитой интонацией, как и она прежде.

Видя, как вытянулось ее лицо, а глаза заполыхали злостью, я медленно обошла ее и проворно покинула кухню.

Краем уха слышала, как слуги зашушукались о том, что я посмела так вызывающе ответить самой Мадлен – любимице герцога.

Но я считала себя правой. Я что, должна была молча проглотить ее угрозы? Ну уж нет. Если я рабыня, то герцога, а не всех этих мерзких людишек. Да и де Моранси не позволю унижать себя. Пусть лучше сразу в темницу посадит.

Я так устала бояться всех и вся.

Именно сегодня что-то случилось со мной. В моей душе. Я решила стать другой. Изменить свою жизнь.

Быстро направившись по мрачному коридору, я решила обследовать дом. Может, мне удастся найти спальню маленького Мишеля или портрет его матушки? Последнее было бы лучше. Я хотела подготовиться к встрече с мальчиком и понять, какая же она была, герцогиня Лаура.

Я уже почти дошла до парадной, как меня нагнала та самая маленькая служанка Эжени.

– Подождите, госпожа Дарёна!

– Да? – обернулась я к ней.

– Хотела сказать вам кое-что.

– Слушаю.

Глава 10

– Как вы им ответили, госпожа Дарёна, заставили себя уважать! – с восхищением произнесла Эжени. – Я так не умею.

– Спасибо, Эжени. Ты очень хорошая. Если хочешь, мы можем подружиться.

– О, спасибо вам, мадемуазель. Знаете, я хотела вас предупредить. Будьте осторожнее с госпожой Мадлен. Она ведьма! Она может наслать на вас порчу или того хуже.

– Я ее не боюсь, – скептически ответила я.

Хуже того, чем, будучи сиротой, оказаться на улице в мороз, ничего нет. Именно так случилось со мной, когда монахини в девять лет выгнали меня из приюта, сказав, что я стала взрослой. Сжалился надо мной только мельник, у которого я сначала жила.

Мне приходилось выживать самой с раннего детства и уметь постоять за себя.

– Мадемуазель Мадлен – невеста герцога, она из благородных. Дочка графа. Скоро станет герцогиней де Моранси и нашей хозяйкой.

– И когда же свадьба? – спросила я, нахмурившись.

Эта темноволосая красотка уже нагло и высокомерно вела себя. А после свадьбы наверняка станет еще злее. И как мне выживать в этом замке? Ведь явно же невеста герцога с первого взгляда невзлюбила меня.

– Через месяц свадьба, – ответила Эжени.

Мы с девушкой стояли в темном коридоре и шептались, словно заговорщицы.

– Я сирота, – поведала мне Эжени. – Герцог сжалился надо мной пять лет назад, взял к себе. Теперь я здесь служанка. Хотя все и говорят, что он злой и жестокий, мне кажется, господин Филипп не такой. В нем есть что-то хорошее. Иначе бы он не подобрал меня на улице тогда. А еще и Барбаре запретил меня обижать.

– Как интересно, – хмыкнула я.

Ее история походила на мою. Только с той разницей, что меня подобрал мельник.

– Мадемуазель! – раздался за нами неприятный голос.

Мы вздрогнули и быстро обернулись. Около нас стоял дворецкий Франсуа.

– Да? – спросила я.

– Его сиятельство требует вас в свой кабинет. Сказал, как только поедите, немедленно прийти к нему.

– Хорошо. Куда идти, Франсуа?

– Я провожу вас. Следуйте за мной.

Дворецкий важно пошел впереди, освещая путь канделябром в руке.

Когда я вошла в кабинет, герцог сидел в кресле, курил сигару. Надымил так, что не продохнуть.

Дворецкий закрыл за мной дверь и испарился. Я осторожно прошла в кабинет и невольно пробежалась взглядом по герцогу.

Тут было светлее, чем в коридоре или в карете. Потому мне удалось рассмотреть его лучше. В трактире я совсем не запомнила его, как и обычно не запоминала лиц многочисленных клиентов. В карете тоже было темно. Я лишь помнила очертания его фигуры: высокой, атлетически сложенной и энергичной.

Сейчас же я видела перед собой довольно молодого мужчину лет тридцати, с правильными чертами лица, гордым профилем и чуть загорелым лицом, с черными как смоль волосами. Он был даже красив. Но нервная мимика, недовольно поджатые губы и темные круги под глазами портили его лицо, делая его похожим на злого, жестокого магистра.

Взгляд его был мрачен и тяжел. Когда он снова оглядел меня, затянувшись сигарой, я немного задрожала. Даже потянула юбку вниз, думая, что она задралась.

– Тебя накормили? – строго спросил герцог де Моранси.

– Да, спасибо.

Он снова выпустил едкий дым от сигары.

– Тебя надо переодеть. Выглядишь как нищенка с помойки.

– Я такая и есть, – ответила я, пожав плечами.

– Ты знаешь этикет? – задал он следующий вопрос.

– Немного.

– Что именно?

– Знаю, какой вилкой есть рыбу. И как правильно отказать в танце кавалеру. А еще я умею падать в обморок, как и положено дамам.

Он был так напыщен и холоден, что мне хотелось его как-то расшевелить, потому и пошутила.

Я инстинктивно чувствовала, что он не такой строгий, каким хотел показаться сейчас. Словно ото всех пытался закрыться маской жестокого властного герцога де Моранси. Но на самом деле под этой непробиваемой броней скрывался несчастный человек. Печальные глаза выдавали его. Потому эта роль напыщенного герцога сейчас меня немного обескураживала. Отчего он не хотел быть самим собой и показаться таким, какой есть на самом деле?

– Ты что, смеешься надо мной, девчонка? – спросил он грубо, приподнимая бровь.

– Почему же? Думаю, это все мне пригодится для роли вашей жены.

– Не жены, а матери моего сына. Это разные вещи.

– Да, понимаю. Жена согревает ночью, супруга занимается детьми.

Мой ответ вызвал на его лице ехидную ухмылку.

– Ты еще и языкастая. И как ты дожила до своих лет, будучи рабыней и с таким непокорным нравом?

– Меня часто били, – вздохнула я.

– Но ты не сломалась, как я вижу. Это весьма впечатляет. Не переживай, в этом доме тебя не тронут.

– Надеюсь на это, сударь.

– Напомни, как тебя зовут?

– Дарёна, – ответила я.

Сколько можно спрашивать мое имя? Уже третий раз за сегодня. Или такие высокородные господа не запоминают имен нищих слуг, таких как я?

Филипп де Моранси

Я прекрасно запомнил ее имя еще в трактире. Какое-то волшебное и мягкое.

Дарёна.

У меня была отличная память на имена и лица.

Но об этом ей знать не следовало. Пусть думает, что я высокомерный холодный герцог и отношусь к ней с пренебрежением, потому и не запомнил имя. Ибо эта нищая девица точно не заслуживала моего внимания. А теперь я был вынужден с ней общаться. И все из-за сына. И это меня раздражало неимоверно.