Когда платье было готово, я поняла, что ему не хватает какой-то детали, какого-то акцента. Я порылась в старом комоде, где хранились вещи с детства, и наткнулась на свой школьный пиджак. Он был простым, серым, но с ним платье сразу выглядело совсем иначе. Надев его поверх платья, я ощутила, как эта комбинация добавляет мне уверенности. Но настоящей находкой стал старый советский кожаный ремень, который когда-то принадлежал маме. Он был потрескавшийся и потёртый, но стоило мне его застегнуть на талии, как всё в моём образе стало собираться воедино. Ремень подчёркивал фигуру, делал меня выше, придавал всему наряду строгости и законченности. Я посмотрела на себя в зеркало и улыбнулась – пускай знают, что я чего-то стою. Пусть увидят, что даже в самых простых вещах я умею быть собой. – "Баб Тонь, я вам помогу," – сказала я себе, глядя в своё отражение. – "Чем быстрее, тем лучше. Верну всё, что вы для меня сделали, и даже больше." С этими мыслями я почувствовала, как в сердце начинает зарождаться уверенность. Я знала: какой бы ни была эта поездка, я не позволю ей пройти зря.

Наверное, другим людям показалось бы странным, что я так переживаю за чужую, по сути, женщину. Но баб Тоня стала для меня всем. Она – моя опора, поддержка, то самое дружеское плечо, к которому я могу прижаться, когда мир рушится вокруг. Она, как никто другой, понимала меня, принимала, всегда находила нужные слова, когда мне казалось, что выхода нет. Мне хотелось сделать для неё всё, что я только могу. Я мечтала подарить ей лучшую жизнь – в достатке, без забот, без постоянных хлопот и нужды. Чтобы она, пока ещё жива и полна сил, смогла наконец-то насладиться жизнью, ощутить всё то, чего, возможно, была лишена раньше. Я пообещала себе, что однажды она забудет, что такое считать последние копейки до пенсии, и каждый её день будет светлым и радостным.

Как только я собралась перевести дух после всех этих мыслей, в дом ворвалась крикливая соседка, тётка Зина, всегда любопытная до чужих дел. Она и шагу не сделала, как уже начала со своего порога, ни поздоровавшись, ни спросив разрешения войти:

– Машка, это что, правда? Бросаешь всё, всё распродаёшь и в Москву уезжаешь? Я выпрямилась, стараясь не показать раздражения.

– Нет, тётя Зина, не распродаю ничего. Просто еду работать временно. Но её уже было не остановить.

– А что ты держишься за этот дом-то? Смысла нет. Ну ведь сама знаешь, твоя земля лучше всех в хуторе. Урожай у тебя всегда знатный. Слушай, продай мне участок, а? Говорю же, хороший кусок земли, я о нём давно думала. Я тебе хорошие деньги дам, тебе же на дорогу лишними не будут!

Меня словно кипятком окатило. Я встала, не скрывая своего гнева.

– Нет, тётя Зина, – отрезала я, чувствуя, как сжимаются кулаки. – Мой дом – это не просто какой-то участок земли. Это место неприкасаемо. Это дом моей матери, и пока я жива, он останется в семье. Так что забудьте об этом раз и навсегда.

Соседка нахмурилась, глаза её вспыхнули недовольством, но, увидев, что со мной лучше не спорить, она лишь презрительно фыркнула.

– Ну-ну, сама ещё пожалеешь, – бросила она напоследок, прежде чем покинуть дом.

Отмахнулась от нее, как от назойливой мухи и пошла спать, но сон не шёл. Лежала, глядя в потолок, и мысли, словно рваные клочки бумаги, мелькали в голове, не давая покоя. Я пыталась закрыть глаза, но всё напрасно – разум никак не хотел успокаиваться. Передо мной вставали картины того, как всё может быть, как моя жизнь будет развиваться дальше.

В полудрёме я фантазировала, как приеду в Москву, как этот Павел Александрович встретит меня и повезёт в огромное здание с зеркальными стенами и яркими огнями. Как он поведёт меня в мир, который я видела только по телевизору, где всё блестит, сверкает и пахнет дорогими духами. Я представляла, как подписываю контракт, как улыбаюсь фотографам, как с лёгкостью преодолеваю трудности, и вдруг всё у меня получается – так просто, будто кто-то свыше решил, что теперь я достойна лучшей жизни.

Но вместе с этими сладкими картинами в голове мелькали и другие. Меня могли обмануть, оставить ни с чем в чужом городе, где я никого не знаю. А вдруг я просто оказалась бы очередной наивной девчонкой, которая поверила красивым словам? Страхи и надежды переплетались, и я лежала, чувствуя, как сердце то замирает, то начинает биться быстрее от каждого нового образа, что рисовал мне мой уставший разум.

***

Утром я проснулась разбитая, будто и вовсе не спала. Голова гудела, глаза резало от недосыпа, но лежать больше не было смысла. Вскоре я заставила себя подняться и, глубоко вздохнув, начала собираться.

Достав с верхней полки старый кожаный саквояж, который когда-то принадлежал моей матери, я провела по нему рукой, ощутив знакомую шершавую поверхность. В этот саквояж она собирала свои вещи, когда ездила в город, и каждый раз, открывая его, я словно чувствовала её присутствие рядом, её заботу и поддержку. Он был немного потёртым, но прочным, и я знала, что он выдержит всё, как и моя мама в своё время.

Я аккуратно уложила своё новое платье, школьный пиджак, который нашла накануне, и советский кожаный ремень, который так удачно подошёл к наряду. Положила пару простых рубашек, смену белья, и взяла с собой единственные туфли, которые более-менее подходили к этому образу.

Смотря на всё это, я не могла не улыбнуться – как странно, что весь мой мир сейчас помещается в одном саквояже.

Я уже почти застегнула саквояж, когда меня словно молнией пронзило: а что если всё это зря? Что если этот Павел Александрович уже и забыл обо мне, нашёл другую или вовсе решил, что это была глупая идея – предлагать работу девушке из хутора? В голове закрутилась паника, и я почувствовала, как горячая волна стыда накрыла меня с головой.

– Боже, ну и дура! – вырвалось у меня вслух. – Надо было сначала позвонить!

Опустилась на кровать и закрыла лицо руками, понимая, насколько всё это выглядит нелепо. Тут же взяла в руки его визитку, дрожащими пальцами набрала номер. Сердце колотилось так, что казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди, пока я ждала, слушая длинные гудки в трубке, пытаясь не думать о том, что ответ может быть не тем, на который я надеюсь.

Я позвонила, сжимая трубку так, что пальцы побелели. Гудки тянулись один за другим, и с каждым новым у меня внутри что-то обрывалось. Никто не отвечал. Я закрыла глаза, ощущая, как внутри начинает подниматься отчаяние.

– Ну вот, и всё зря, – прошептала я, готовая уже признать поражение.

Но тут телефон зазвонил. Я подпрыгнула от неожиданности, уставилась на экран, словно не веря, что кто-то действительно перезвонил. Подождала пару секунд, собирая остатки смелости, и только потом взяла трубку.

– Алло?

– Добрый день, – раздался в трубке женский голос, спокойный, но с ноткой деловой холодности. – Это агентство, вы звонили по поводу работы? Меня зовут Ольга, я ассистентка Павла Александровича. Могу я узнать, кто вы?

Я на миг растерялась, но быстро собралась.

– Меня зовут Мария… Мария из хутора Бобров. Павел Александрович приезжал ко мне, оставил свой номер. Он сказал, что возможно, у вас есть для меня работа.

Ольга молчала несколько секунд, и я услышала, как она что-то проверяет. Где-то вдалеке щёлкали клавиши клавиатуры.

– Да, всё верно, Мария, – наконец сказала она. – Павел Александрович упоминал вас. Я соединю вас с ним позже, как только он освободится. Пожалуйста, оставайтесь на связи.

После этого звонка на душе стало ещё тревожнее. Вместо облегчения меня накрыла новая волна беспокойства. Я сидела, глядя в стену, и не могла избавиться от мыслей: а вдруг он передумал? Может, я должна была сразу согласиться, когда он впервые предложил мне эту работу? Может, ему не понравилось, что я так долго сомневалась и медлила, показалась нерешительной, недоверчивой?

"Ну конечно," – мысленно упрекала я себя. "Кто захочет связываться с такой деревенской дурочкой, которая сама не знает, чего хочет?"

От этих мыслей меня охватил страх, который сдавливал грудь. Я чувствовала, как внутри всё будто сжимается от неопределённости. Но теперь уже отступать было некуда – я сделала шаг, и оставалось только ждать, что будет дальше.

Не выдержав этого нервного напряжения, я схватила телефон и, не раздумывая, побежала к баб Тоне. Сердце колотилось, ноги сами несли меня по знакомой тропинке, ведущей к её домику. Я чувствовала, что сейчас, как никогда, мне нужна её поддержка, её мудрые советы.

– Баб Тонь! – чуть ли не с порога крикнула я, запыхавшись. – Он мне не ответил… Точнее, ответила какая-то его ассистентка, сказала, что соединит меня с ним позже!

Баб Тоня оторвалась от своих дел и повернулась ко мне с лёгкой улыбкой.

– Ну и что ты волнуешься, глупенькая? – сказала она, махнув рукой. – Так оно всегда и бывает у больших людей. У них всё по расписанию, не то что у нас. Позвонит он тебе, никуда не денется. А пока успокойся, давай чайку попьём. Ведь сама знаешь, что нельзя себя накручивать.

Я опустилась на стул, чувствуя, как к горлу подкатывает комок, и, прижав телефон к груди, кивнула.

Баб Тоня, видя моё состояние, в два счёта дотянулась до стола, схватила горячий пирожок и, не дав мне опомниться, засунула его мне в рот.

– Сиди спокойно, а не так, будто на кол села! – строго сказала она, пристально глядя на меня. – Накрутила себя, как всегда. Всё будет, Машенька, всему своё время. Сначала съешь, а потом уж переживай.

Я невольно улыбнулась, стараясь не подавиться пирожком, и уселась на стул, чувствуя, как горячая выпечка обжигает губы.

Баб Тоня, наблюдая за мной, вздохнула и покачала головой.

– Эх, жаль, что у тебя никого нет рядом, Машенька, – сказала она задумчиво. – Сейчас бы тебе не помешало сильное мужское плечо, чтобы поддержало, успокоило.

Проглотила кусок пирожка и выпрямилась, чувствуя, как внутри что-то закаляется от этих слов.

– Баб Тонь, я всё смогу сама, – ответила я твёрдо. – Я всегда справлялась и в этот раз справлюсь. Не нужна мне никакая опора, чтобы стоять на своих двоих.

Она улыбнулась, чуть пожала плечами и поджала губы, словно знала что-то больше, чем я сама, но всё-таки не стала спорить. Баб Тоня вдруг хитро прищурилась и добавила:

– Вот разве что от Зинки держись подальше. Та ещё стерва, только и ждёт, чтобы кто-то оступился. Про участок-то твой знаю, она давно глаз положила, всю деревню обошла, всем уже рассказала, что ты хочешь продать его как можно скорее.

– Пусть всей округе говорит, – ответила я, чувствуя, как внутри вскипает злость, но удержала себя в руках. – Этот дом не для продажи. Никому не позволю его забрать. И она это знает.

– Вот и молодец, – баб Тоня кивнула одобрительно. – Ты ей и скажи, что сама всё решишь, и не позволишь ни ей, ни кому-то ещё тебя под себя подмять. Сможешь без всяких мужиков-то, точно знаю, но и врагам показывать слабину не вздумай.

В этот момент смартфон зазвонил, и я вздрогнула так, что чуть не подпрыгнула на месте. В панике выронила его из рук, и телефон подлетел в воздух, собираясь упасть на пол. Сердце замерло, но каким-то чудом я успела его поймать буквально за мгновение до того, как он ударился об пол. С трудом перевела дух, подняла взгляд на баб Тоню, которая сдерживала смешок, и я с дрожащими пальцами приняла звонок.

– Алло? – выдохнула я, стараясь придать голосу твёрдости, хотя внутри всё дрожало, как натянутая струна.

– Мария? Это Павел, – раздался в трубке глубокий голос. – София сказала, что вы звонили. Подумали о моём предложении?

Ком в горле мешал говорить, чувствовала, будто меня оставили в помещении, стены которого постепенно сужаются. Вздохнула.

– Да, я подумала, – ответила я, пытаясь звучать увереннее, чем чувствовала себя на самом деле. – И решила попробовать. Но что же мне, собственно, делать? Куда ехать?

– Отлично, – его голос звучал спокойно и деловито. – Запишите адрес: Москва, улица Крылатая, 12. Это наш офис. Вам нужно приехать туда, как сможете. Все расходы на переезд компания берёт на себя, но только в том случае, если вы пройдёте небольшое интервью. Остальные члены команды должны вас одобрить.

– Поняла, – кивнула я, хоть он и не мог этого видеть. – Я приеду.

– Ждём вас, Мария. До встречи, – коротко сказал он и положил трубку.