«Крестовский жёстко воюет за право мужчины на своё имущество, его клиенты обычно оставляют жён ни с чем. Неоднократно становился участником скандалов с постановочными изменами. Он сам или его сотрудники участвовали в подставах, завязывая отношения с женами клиентов, чтобы позже обвинить их в неверности».

Хм, интересно девки пляшут.

И не меня ли сейчас свекровь обвиняла в том, что это у меня любовник, намекая на Германа?

С другой стороны, что я теряю, позвонив ему?

Терять мне уже нечего. Если я не буду шевелиться меня и так вышвырнут из собственного дома, оставят ни с чем.

Поэтому…

– Алло, Герман Львович?

Глава 15

Выхожу из комнаты через пятнадцать минут. Очень хочется есть. И пить. Но путь к кухне лежит мимо гостиной, где сейчас собрался прямо семейный совет.

Все смотрят в арку, когда я там появляюсь.

– Встала, Спящая красавица.

– Мама, перестань. – Боря меня еще и защищает? Прелестно.

– И вам доброе утро.

– Подойди сюда, Раиса.

– Я еще не завтракала.

Делаю шаг в сторону кухни, а свекровь аж ногой топает.

– Иди сюда, я сказала!

– Мама!

– Не смейте орать на меня в моём доме.

Произношу очень тихо и очень спокойно. Сквозь зубы. И двигаюсь дальше.

В гостиной мгновение тишины. Все замерли. Немая сцена.

Прохожу мимо как королева. Краем глаза замечаю искажённое злобой лицо Ларисы Иосифовны – Борис держит её за локоть, мешая броситься на меня.

То есть генеральша, которая мнит себя аристократкой, готова кинуться на меня с кулаками?

Прекрасно.

Открываю холодильник, выдыхаю. Голову наверх поднимаю, потому что слезы предательские всё же пытаются течь, продавая меня с потрохами.

Нифига я не спокойна. Нифига я не уверена в себе.

Особенно после того, что сказал мне Крестовский.

Чем я заслужила такое отношение?

Трогаю чайник – горячий. Наливаю воду, достаю лимон, выдавливаю сок из половинки, выпиваю – это моё стандартное начало дня, теплая вода с лимонным соком. Потом можно поесть. Правда, лучше минут через пятнадцать, но не всегда получается.

Достаю яйцо, хватаю упаковку нарезанного хамона – Борис любит его, еще рыбку красную, авокадо. Смотрю, есть ли хлеб для тоста. Или не есть хлеб? Надо уже, наверное, начинать следить за питанием.

И на спорт идти.

Самое время. На бокс. Стоять перед грушей и лупить, представляя своего красавца мужа и его будущую невесту.

Да, да, невесту, потому что там всё не просто так. Там всё серьёзно.

И разводится надо будет быстро.

Но это, как мне сказал мой адвокат – мне на руку.

Я могу требовать по максимуму, хотя меня хотят ободрать и сунуть по минимуму.

Пипец…

Просто…

Знаете, этот такое офигенно странное чувство, когда твоя жизнь оказывается смытой в унитаз! Вся. Ну, почти.

Мужа нет.

С дочерью не понятно что, хотя, наверное, понятно, просто материнское сердце не понимает.

Сын только пока держится. Но кто его знает, что там дальше? Он же тоже пока на папашиной дотации сидит во многом. Сам еще не может достаточно себя обеспечивать.

Ждать, что он умерит аппетиты ради того, чтобы встать на мою сторону?

Разве я, мать, могу это позволить?

Конечно, нет.

И в то же время очень хочется, чтобы мой Коля был со мной. На моей стороне баррикад. В моей команде.

Держаться, Рая, держаться.

Все через это проходят. Ладно, не все, но многие.

И каждая, я уверена, задаёт вопрос. Почему?

Почему я?

Почему изменили мне?

Почему всё это со мной?

Почему меня предали?

Ну и, конечно, коронное – где я допустила ошибку?

Беру крохотную сковородку, разбиваю туда яйцо.

Запускаю хлебцы в тостер – хрен с ними с быстрыми углеводами, утром можно. Да, потом еще маслом сливочным намажу. Хамон, рыба, авокадо.

Авокадо режу, вынимаю косточку, чищу. Нарезаю ломтиками, на него рыбку.

Сейчас мне будет вкусно, сейчас я сама себя покормлю!

Вспоминаю, как появился этот мультик про «Машу и медведя», Анютка как раз пошла в школу, первый класс, а Коле было четыре годика. Он больше любил про «Лунтика», потом про «Фиксиков». Анютка совсем маленькая обожала наш старый советский фильм про «Буратино» и про «Красную шапочку». Наизусть их знала, все песни пела.

Выкладываю глазунью на тост, смазанный маслом. Чуть крупной соли, перца.

Сажусь.

Быстро дети растут. Быстро жизнь проходит.

Вчера я была беззаботной студенткой, отказавшей мажору, а сегодня я без пяти минут разведёнка, одинокая еще не старая женщина без перспектив.

Без перспектив в личной жизни. Потому что…

Кому я нужна?

Ем спокойно. Телевизор не включаю – зачем? Пролистываю новости в интернете, захожу в чатики.

Прислушиваюсь к тому, что происходит в гостиной.

Я закрыла дверь на кухню. Обычно мы едим в столовой, но я люблю завтракать именно тут, у плиты.

Кофемашина выплевывает капучино, смотрю на него и вспоминаю, что раньше я любила просто заваривать молотый кофе в чашке. Пила его черный, не сладкий, с наслаждением.

Потом Борис заказал эту дорогущую приблуду прямо из Италии, и спросил удивленно, наблюдая как я привычно лезу к кофемолке – ты что, с ума сошла? Будешь вместо приличного кофе пить эту бурду?

Я тогда тоже решила – ой, и правда, зачем мне бурда? Буду пить приличный.

Он мне не очень нравился, приличный этот. Черный из машины – жуткая гадость, горький и крепкий. А с молоком… ну, капучино есть капучино, в нём уже и калорий не отрицательное количество. А потом мы думаем про килограммы.

Хочу простой черный. Но кофемолки давно нет. Надо будет купить.

В новую квартиру.

В новую жизнь, которая, я думаю, начнётся уже завтра.

– Что расселась, принцесса? Не наелась еще? Ты кто такая, чтобы позорить нашу семью, а?

Как же вы меня достали, Лариса Иосифовна!

– Вы бы, дорогая свекровь, поумерили пыл. Если не хотите проблем. Думаете я, что, все эти годы тихо сидела и не отсвечивала? Слепая была? У меня на вашего мужа и сына столько компромата – не отмоетесь. Поэтому, давайте-ка вы сейчас выйдете отсюда, дадите мне спокойно поесть, а потом поговорим, ладно? Не заставляйте меня выливать этот гадкий кофе вам на голову.

И опять как в «Ревизоре» – немая сцена.

Глава 16

Меня трясёт. Но это хорошая тряска. Положительная. Я зла! Я просто дико зла сейчас на всех. Ну, кроме сына. Его я с честью исключаю из этой клоаки.

Дочь… посмотрим. Она, конечно, всегда была папина, но опуститься до паскудства…

Прибежит еще ко мне, я уверена. Когда самой хвост прижмёт.

Самое обидное, что я уверена, что и Борис прибежит. Вот только…

Будет поздно. Очень поздно.

Если бы…

Если бы сейчас он всех выгнал, пришёл сюда, закрыл дверь, встал на колени…

Слышу звук закрывающейся двери.

Глупое сердце трепыхается в своей клетке.

Понимаю же мозгами, что не будет так, как я хочу! Не будет! А всё равно…

– Раиса, нормально можем поговорить?

– Нормально?

– Ну, не цепляйся ты к словам, а? Что ты матери наплела? Она там опять со своей валерьянкой.

– С валерьянкой? Ей давно пора переходить на более тяжелые препараты.

– Я это учту. Рай, можешь выслушать спокойно, а?

– Иноземцев, вот что ты делаешь сейчас, а? Ты… ты нарочно меня выбешиваешь? Из себя выводишь? Зачем? Чтобы представить потом в суде как истеричку или что?

– Я? – он искренне удивляется, когда я нахожу в себе силы повернуться и посмотреть на него.

Скотина.

– Ты!

Руками разводит, глазки закатывает.

– Как, Рай?

– Прекрасно знаешь как действуют все эти слова. Успокойся, нормально поговорить. Это как красная тряпка. Приводящая в бешенство. Не мне тебе рассказывать.

– Честно? Раис, ты сейчас прям Америку открыла…

– Мотай на ус. Пригодится, с этой твоей.

– Рай, не надо, а?

Не надо! Конечно! Не поминайте имя нашей зазнобы всуе. То есть всунуть ей можно, а всуе упоминать – табу.

Нет, какая же он всё-таки…

Сволочь.

Предатель.

Сволочь еще раз.

Гандон.

Господи, какой же родной!

Красивый!

Мой…

Был.

Плечи широкие, руки – как я любила его плечи обнимать, трогать бицепсы, обхватывать ладошками, цепляться, когда он нависает сверху, проводить пальчиками по влажной гладкой смугловатой коже, обрисовывать соски, целовать их, дышать им… боже, я в подмышки его утыкалась и вдыхала его запах. Его! Мужчины моего!

Боря всегда любил миссионерскую позу, кстати. Любил быть сверху. И я любила когда он сверху. Его мощь любила, тяжесть, чувствовать себя под ним слабой, нежной, раскрываться…

Боже, это что, всё? У меня больше не будет секса с Борисом?

Почему-то именно сейчас меня обухом по башке лупит эта информация.

Как так-то?

Нет, я понимаю, он предатель, он нашёл себе молодую, но… может там всё не серьёзно? Господи, да может быть и хрен с ним?

Как говорят, не карандаш, не сточится, не мыло, не смылится. Что вам, ссаной дырки жал… ой, это уже о другом.

Ну, то есть… подумаешь, изменил!

Подумаешь, молодую трахнул, и что? Все же они, кобели, одинаковы, да? И что, из-за этого семейную и личную жизнь в унитаз? Ну, может реально хрен с ним? Как-нибудь… прощу уж его, а?

Скажу, ладно, жеребец, иди, прополощи пипирку мирамистином и борщ лопай, у меня вкусный, кто ж тебе еще такой борщ забабахает? Разве умеют такое руки, которые не держали пионерское знамя? Не знаю, откуда всплывает эта фраза, но всплывает.

Господи, о чём я только думаю?

Какое прости? Я бы простила, может быть, вот только моё прощение Борису нужно как прошлогодний снег.

У него же молодая, красивая, гибкая, на стол умеет запрыгивать. В любви подвижная.

И беременная, да?

– Борь, я готова спокойно. Давай, говори…

– Рай, нужно побыстрее с разводом решить, понимаешь… там…

– Она ребёнка ждёт?

Пауза… снова эта бесячая пауза.

Можно мне, пожалуйста, лицензию на убийство, а?

Глава 17

– Рай, не усложняй.

Да куда уж? И так всё предельно просто.

Раечка, дай развод, с вещами на выход, как говорится.

Что тут твоё? Тут всё Борино, начиная от квартиры, заканчивая зубной щеткой и ершиком для унитаза. Впрочем, щетку тебе отдадут, конечно, не настолько Иноземцевы жестоки. Или настолько? Ладно, щетка – хрен бы с ней. И ёршик… ёршик пусть оставляют. Да? Раечка уйдёт так, Раечка же всё понимает? И потом, Раечка гордая, да?

Угу, конечно.

Хрен вы угадали.

Раечка настроена биться до последней капли крови. А потом еще и отметить развод так, чтобы гости на люстрах висели.

– Рай, я готов купить тебе небольшую квартиру и выделить содержание. Ты должна понимать, какой бой с родителями я выдержал, чтобы так поступить.

– Бой? – мне даже не смешно, – с родителями? Тебе сколько лет, Иноземцев?

– Рая, ну что ты… Ты ведь понимаешь, ты у меня девочка умная.

– Видимо, не очень умная, если ты за моей спиной… И… как долго, Борь?

– Раиса, ну, какая теперь разница?

– Это просто любопытство, Борь. Когда? Как? Ну, правда, расскажи, мне интересно.

– Рай, что за бред, ну…

– Давай, Иноземцев, не жмись, что тебе жалко? Мне просто любопытно послушать историю великой любви.

– Блядь… – отворачивается, желваками играет, мужик, блин. Огрызается. – да, любви! Что ты ёрничаешь? Ирония твоя, Раис, не шибко сейчас уместна, понимаешь? Тебе это зачем? Ковырять…

– Так моя рана, Борь? Моя. Хочу ковыряю, хочу нет.