Он снова собрался уходить. И мне вдруг отчаянно не захотелось, чтобы он уходил. Его присутствие делало этот враждебный дом чуть менее страшным.

– Может быть… кофе? – выпалила я, сама удивившись своей смелости. – У меня есть хороший, из города. Свежий.

Иван замер. Он смотрел на меня несколько секунд, и мне показалось, что он сейчас откажется. Но потом он медленно кивнул.

– Кофе можно.

Я суетилась на кухне, как ненормальная. Сполоснула чайник и две старые фаянсовые чашки, которые нашла в буфете. Заварила кофе прямо в чашках, кипятком из чайника, который успел согреться на плите. Мы сели за старый кухонный стол, покрытый потрескавшейся клеенкой. Он пил свой кофе большими глотками, держа чашку в огромной ладони. Я пила маленькими, пытаясь согреть замерзшие пальцы. Тишина не была неловкой. Она была… естественной. Как тишина в лесу.

– Надолго сюда? – спросил он, повторяя вопрос таксиста.

– Пока не знаю, – честно ответила я. – Наверное, надолго.

Он кивнул, словно мой ответ его удовлетворил. Он не спрашивал, почему я здесь одна, почему в такое время года. Его сдержанность была формой уважения к чужим границам, о которой мой муж, психолог и интеллектуал, даже не догадывался.

Он допил свой кофе, поставил чашку на стол.

– Спасибо за кофе.

– Это вам спасибо. Вы меня спасли.

– Не преувеличивайте, – он встал. – Дрова у вас сырые. Плохо гореть будут. Я вам своих принесу, сухих.

И он ушел. Просто вышел за дверь, оставив меня одну в теплом, пахнущем кофе и дымом доме. Я сидела за столом и смотрела на его пустую чашку. Впервые за эти страшные дни я почувствовала не страх, не боль и не злость. Я почувствовала благодарность. И что-то еще. Тонкий, едва заметный росток надежды. Оказалось, что даже в самом темном лесу можно встретить человека, который просто поможет. И от этого мир перестает казаться таким уж безнадежным местом.

Глава 6

Офис Марка Борисовича Орлова находился в одном из престижных зданий на Кутузовском проспекте. Стеклянная башня, отражающая утреннее небо, мраморный холл с охраной в дорогих костюмах, безупречно отполированные лифты – все здесь дышало деньгами и властью. Я ехала на восемнадцатый этаж, сжимая в руках папку с документами, и думала о том, как странно устроена жизнь. Еще неделю назад я была обычной женой профессора, моей главной проблемой было выбрать, что приготовить на ужин. А сегодня я поднимаюсь к адвокату, чтобы начать войну за свою долю жизни.

Тамара стояла рядом со мной и время от времени ободряюще улыбалась. Она была одета строго и деловито – темно-синий костюм, белая блузка, минимум украшений. «Боевая раскраска», – пошутила она утром, но я видела, что она волнуется не меньше моего. Ее присутствие было единственным, что удерживало меня от паники.

– Все будет хорошо, Катюш, – шептала она, когда лифт остановился на нужном этаже. – Этот Орлов – зверь. Он разорвет твоего Петьку в клочья.

Приемная адвокатской конторы встретила нас дорогой сдержанностью. Кожаные кресла, картины в тяжелых рамах, секретарша с идеальным маникюром и улыбкой, которая стоила, наверное, как моя месячная зарплата. Мы ждали недолго. Ровно в одиннадцать массивная дверь кабинета открылась, и оттуда вышел мужчина.

Марк Борисович Орлов был именно таким, каким я его представляла. Высокий, жилистый, с седеющими висками и серыми глазами за дорогими очками. Его рукопожатие было крепким, а взгляд – пронизывающим. Он окинул меня быстрым, оценивающим взглядом, и я почувствовала, что он уже составил обо мне определенное мнение.

– Проходите, – сказал он коротко. – У нас много работы.

Его кабинет был огромным. Панорамные окна выходили на весь город, а за массивным столом из темного дерева можно было проводить переговоры с целой делегацией. На стенах висели дипломы, награды, фотографии с важными людьми. Все это должно было производить впечатление, и оно его производило.

– Итак, – Орлов сел за свой стол и открыл новую папку, – расскажите мне все с самого начала. И прошу вас, без эмоций. Только факты.

Я начала рассказывать. О том, как обнаружила измену. О том, как муж сменил замки. О том, что мы прожили в браке двадцать пять лет, что у нас есть совершеннолетняя дочь, что вся наша недвижимость была приобретена в браке. Орлов слушал внимательно, изредка задавая короткие, точные вопросы. Он делал пометки в блокноте, и его лицо оставалось абсолютно беспристрастным.

– Понятно, – сказал он, когда я закончила. – Теперь давайте разберемся с фактами. Квартира оформлена на кого?

– На него. На Петра. Но покупали мы ее в браке, вместе. Я тогда тоже работала, вносила деньги…

– Это не важно, – перебил меня Орлов. – Если квартира приобретена в браке, она является совместно нажитым имуществом. Неважно, на кого оформлена. У вас есть право на половину. То же касается машины, дачи, всех банковских счетов и депозитов.

– Даже если все оформлено на него?

– Даже если все оформлено на него, – подтвердил адвокат. – Статья тридцать четыре Семейного кодекса. Имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью. Исключения – только то, что получено в дар или по наследству.

Я почувствовала что-то похожее на облегчение. Знать, что я имею право на половину имущество одно, а услышать подтверждение из уст опытного адвоката другое.

– Но, – продолжил Орлов, и в его голосе появились стальные нотки, – вы должны понимать, что ваш супруг будет сопротивляться. Судя по тому, что вы рассказали, он человек не простой. Он попытается скрыть активы, переписать имущество на родственников, представить вас в невыгодном свете. Готовы ли вы к длительной борьбе?

– Готова, – сказала я.

Орлов едва заметно улыбнулся. Видимо, мой ответ ему понравился.

– Отлично. Тогда начинаем. Сегодня же подаем иск о расторжении брака и разделе имущества. Мне нужны все документы: свидетельство о браке, документы на недвижимость, выписки по счетам. Все, что у вас есть.

Следующие два часа прошли в сплошной бумажной работе. Орлов диктовал своей помощнице, я подписывала документы, отвечала на вопросы. Постепенно моя прежняя жизнь превращалась в перечень цифр, дат, юридических формулировок. Квартира стоимостью столько-то миллионов. Автомобиль такой-то марки. Депозиты в таких-то банках. Все это было когда-то нашим общим домом, теплом, уютом. Теперь это стало объектом раздела.

– На процедуру уйдет месяца три-четыре, – сказал Орлов на прощание. – Может, больше, если ваш супруг будет активно сопротивляться. Мой гонорар – триста тысяч, плюс расходы. Половину вносите сейчас, половину – по завершении дела.

Триста тысяч. Почти вся моя годовая зарплата библиотекаря. Но я кивнула. У меня были накопления, немного, но хватит. И я была готова потратить каждую копейку, лишь бы не остаться ни с чем.

– Документы отправятся в суд завтра утром, – добавил он, провожая нас к лифту. – Ваш супруг получит уведомление дней через пять. Будьте готовы к его реакции.

Мы с Тамарой спускались на лифте, и я чувствовала странную смесь облегчения и тревоги. Я сделала шаг, от которого уже нельзя было вернуться назад. Война началась официально.

– Ну что, – сказала Тамара, когда мы вышли на улицу, – как ощущения?

– Странные, – честно ответила я. – С одной стороны, легче. Теперь я знаю, что делать. С другой… страшно. Он же не простит мне этого.

– А кто просил его прощения? – фыркнула Тамара. – Пусть теперь он боится. Пусть знает, что с тобой шутки плохи.

Мы поехали обедать в маленькое кафе рядом с офисом Орлова. Я ела машинально, не чувствуя вкуса еды. В голове крутились цифры, сроки, юридические термины. Тамара рассказывала что-то о своих делах, пытаясь меня отвлечь, но я слушала вполуха. Мысли возвращались к словам Орлова: «Будьте готовы к его реакции». Какой она будет? Петр, конечно, взбесится. Но что он может сделать? Закон на моей стороне.

Следующие дни прошли в странном подвешенном состоянии. Я жила на даче, приводила в порядок дом, пыталась не думать о том, что скоро грянет буря. Иван время от времени заходил с какой-нибудь мелкой помощью – то дрова принесет, то щеколду на калитке починит. Мы мало разговаривали, но его присутствие успокаивало. Он был как тихая, надежная гавань в океане моих тревог.

В четверг, ровно через пять дней после подачи документов, зазвонил телефон.

На экране высветилось имя: «Петр». Первый раз за все эти дни. Я долго смотрела на мигающий экран, не решаясь ответить. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно по всему дому. Наконец, я приняла вызов.

– Катя, – его голос звучал хрипло, зло, как у раненого зверя. – Что за дьявольщина? Мне только что курьер принес бумаги из суда. Ты подала на развод?

– Подала, – коротко ответила я, удивившись твердости собственного голоса.

– Ты совсем рехнулась? Какой развод? Мы можем все обсудить, решить по-человечески…

– По-человечески? – Я встала и начала ходить по комнате, телефон в руке. – Это когда ты держал за руку девочку моложе нашей дочери? Или когда сменил замки и выставил мои вещи на лестницу?

– Катя, ты не понимаешь… Эта девочка, это была ошибка. Минутная слабость. Мне жаль, что ты увидела… Но это ничего не значит! Мы можем все исправить!

Его голос стал вкрадчивым, почти ласковым. Тот самый тон, которым он всегда умел меня убеждать. Которым объяснял, почему мне не стоит покупать новое платье, почему лучше не ехать к подруге на дачу, почему моя работа в библиотеке «не так уж важна». Раньше этот голос действовал на меня гипнотически. Сейчас он вызывал только тошноту.

– Нет, Петр. Мы ничего не можем исправить. Все уже исправлено, – сказала я.

Пауза. Я слышала его тяжелое дыхание в трубке. А потом голос изменился. Стал жестким, металлическим.

– Слушай меня внимательно, – прошипел он. – Если ты не отзовешь этот дурацкий иск немедленно, я сделаю так, что ты останешься ни с чем. Совсем ни с чем. У меня есть связи, у меня есть возможности. Я докажу, что ты неадекватная, что ты психически больная, что ты бросила семью ради какого-то деревенского мужика…

– Какого мужика? – не поняла я.

– Не притворяйся! Мне соседка рассказала, что к тебе там какой-то мужчина ходит. Думаешь, я не узнаю? Я все узнаю! И когда я расскажу судье о твоем аморальном поведении…

Я рассмеялась. Искренне, громко. Петр замолчал, видимо, не ожидав такой реакции.

– Иван, – сказала я, когда смех прошел. – Соседа зовут Иван. Он помог мне печку растопить, когда я чуть не задохнулась от дыма. Принес дров. Выпил кофе. Вот и вся наша «связь». Но знаешь что, Петр? Даже если бы у меня был роман с ним, с почтальоном и с трактористом из соседней деревни – это было бы все равно честнее, чем твоя ложь.

– Катя…

– Нет, теперь слушай меня, – перебила я его, и в моем голосе появились те самые стальные нотки, что я слышала у Орлова. – Я больше не та женщина, которая будет терпеть твои угрозы. У меня теперь есть адвокат. Хороший адвокат. И я буду драться за каждый рубль, за каждую вещь. Потому что это мое. Потому что я это заработала двадцатью пятью годами своей жизни.

– Ты пожалеешь об этом, – прошипел он. – Очень пожалеешь. Я уничтожу тебя. Ты получишь от силы треть от квартиры, и то если повезет. А дачу я вообще переоформлю на мать, она же мне ее завещала…

– Дачу твоя мать подарила нам обоим, – спокойно сказала я. – Дарственная оформлена на двоих. И ты это прекрасно знаешь. А что касается квартиры – получу ровно половину. Закон на моей стороне.

– Мы еще посмотрим, на чьей стороне закон! – рявкнул он и бросил трубку.

Я медленно опустила телефон. Руки дрожали, но внутри была странная легкость. Я сказала ему все, что думаю. Впервые за четверть века я не промолчала, не свела все к шутке, не попыталась сгладить конфликт. Я просто сказала правду. И я не испугалась его угроз.