Я не могла ответить. Лишь смотрела в его лицо. Не узнавала. Мне казалось, он меня убьет. Прямо сейчас. Посреди чужого холла. В присутствии своей любовницы, которая только хихикнула.

– Господин Винтер, – раздался строгий голос Амбросса, – я настоятельно прошу вас отпустить мадам.

Голова гудела. В ушах – шум. Внутри – давление, будто меня затягивает в бездну.

– Отпустите её! Или я позову хозяина!

– Ему всё равно! – насмешливо крикнула леди Эштон. – Он даже не придет! Можешь не утруждаться!

Шаги удалялись.

Дворецкий поспешил за помощью.

Но я на помощь не рассчитывала.

В том состоянии, в котором остался хозяин, он вряд ли что-то сможет сделать!

А пальцы на моем горле сжимались сильнее.

Теперь каждый глоток воздуха казался последним.

– Почему ты нарушила запрет?! – шипел Реджинальд. – Твоё место – дома!

– Редж… – послышался голос любовницы. И впервые – испуганный. – А что если она не за тобой следила… А лечила… моего мужа?

Тишина.

И – шаги.

Быстрые. Тяжёлые. Решительные.

Хозяин ворвался в холл.

Один взмах руки – и чужая ладонь слетела с моего горла.

Удар. Глухой. Окончательный.

Я осела на пол. Горло пылало. Казалось, оно до сих пор сжато. Мне все еще было трудно дышать. Перед глазами расплывались черные пятна.

Красавец хозяин встал между мной и моим мучителем.

Темные растрепанные волосы, грудь, которая тяжело вздымалась, кулак с перстнем, который он сжал так, что побелели костяшки пальцев.

Реджинальд отступил. На губе – кровь. Он смахнул её белым манжетом, как будто это просто грязь.

– Милый, дорогой… – леди Эштон тут же метнулась к мужу, как птица к кормушке. Тон ее голоса мгновенно изменился. – Это наш гость! Я пригласила его… Чтобы порадовать тебя! Я хотела, чтобы дар его супруги помог тебе… Я так хочу, чтобы тебе стало легче. Мы все скорбим о нашей Эмме…

«Скорбишь? Больше всех?» – мысленно вскричала я. – «Ты сама только что ныла, что тебе надоел этот траур! Что-то по твоему наряду незаметно, чтобы ты скорбела!»

И тогда лорд Эштон посмотрел на неё.

Я не поверила своим глазам.

На бледном лице хозяина проступал узор из чешуи.

Его рука словно обросла чешуйчатой перчаткой.

И я заметила на ней длинные хищные когти.

Этот взгляд…

Он был таким, что я бы на месте леди Эштон мечтала лишь об одном – провалиться сквозь пол.

Через портал.

В пропасть.

В ничто.

Главное – исчезнуть.

Глава 4

– Вон, – произнёс он. Голос – хриплый, как будто он разучился разговаривать. И теперь каждое слово дается ему с трудом. – Вон из моего дома. Вы оба.

Он смотрел на жену. Та замерла. Побледнела. Ее брови удивленно приподнялись.

– Или ты думала… я не знаю? – слегка наклонив голову произнес хозяин.

Это движение, словно хищник рассматривает свою жертву, напугало даже меня. Не говоря уже о леди Эштон, которая сделала шаг назад.

– Это ты виноват, Ассанрд! – выкрикнула она, сжимая кулаки. – Только ты! Ты позволил ей всё! Ты виноват в её смерти! Я никогда тебя не прощу! Никогда!

Каждое слово впивалось в него, как нож. Лорд Эштон не двигался. Только стиснул зубы.

– А что мне делать? – кричала она. В ее голосе слышались боль, горечь и ненависть. – Сидеть и смотреть на её портрет? Хоронить себя заживо, как ты? Я устала от бесконечной скорби! Устала от мужа, который перестал быть мужем полгода назад! И превратился в ничто! Которого дворецкий кормит с ложечки и уговаривает, как сопливого мальчишку! Может хватит, а? Это же просто ребёнок! У многих умирают дети, но жизнь продолжается! Я молодая! Я хочу жить!

Я сидела на полу. Пыталась говорить.

Но голос не шёл.

Только хрип.

Боль.

Пустота.

– Я… не могу… петь… – прошептала я, сжимая горло.

Осознание этого заставило меня замереть.

Нет, я еще не до конца осознала.

Но я чувствовала.

Моего голоса больше нет!

– А что такое, птичка? – издевался муж, глядя на мои потуги.. – Больше не поётся? Ай-я-яй… Как же нехорошо получилось.

Я ненавидела его.

Сейчас.

Здесь.

Сильнее, чем когда-либо.

– Раз птичка больше не поёт, – усмехнулся он, – пусть летит, куда хочет.

Он взял любовницу под руку.

Дверь за ними захлопнулась.

Тишина.

Как после взрыва.

Вот. Теперь до меня дошло. Я попыталась спеть, но вместо голоса только хрипы. Боль тут же сжала мне горло, а по щекам потекли слезы. Зубы застучали. Мой голос… Мой бедный голос…

Амбросс бросился ко мне.

– Не плачьте… Прошу вас…

Я его не слышала. Мне казалось, что мир разбился на осколки. И я не знала, что с ними делать.

– Мне некуда идти… – прошептала я, с мольбой глядя на хозяина.

Ассандр Эштон медленно возвращался в свою комнату. Он даже не повернулся в мою сторону. Я лишь смотрела ему вслед.

Паника охватила меня. Казалось, я задыхалась. Куда я пойду? Что теперь мне делать? У меня ничего нет… Даже голоса.

Я спрятала лицо в руках, слыша, как где-то в гулкой тишине хлопнула дверь.

– Не надо плакать, госпожа… – послышался голос Амбросса.

Дворецкий выглядел растерянным.

Он пытался помочь мне встать, но меня не держали ноги.

Слабость была такой, что я не могла даже устоять на ногах.

– Вы можете остаться здесь, – услышала я голос дворецкого. – Я сейчас сделаю вам чай и пошлю за доктором. Вы, главное, не волнуйтесь. Я вас умоляю. И не плачьте… Я надеюсь, что доктор вам поможет…

Глава 5

Тёплый чай. Ах, этот чай.

Я не помню, как меня довели до комнаты, как усадили в кресло перед камином.

Но я помню момент, когда передо мной появился чай.

Он пах мятой, медом и… надеждой.

Амбросс, как истинный профессионал своего дела – то есть, как человек, умеющий делать вид, что всё под контролем, даже когда мир рушится, – поставил передо мной фарфоровую чашку с таким видом, будто в ней не напиток, а эликсир бессмертия.

– Пейте, мадам, – прошептал он, укутывая меня пледом, который, судя по вышитым звездочкам, явно принадлежал маленькой Эмме. – Это успокоит нервы. И… горло. Я уверен, что после чая с медом вам станет легче!

Я сделала глоток.

Тёплый, сладкий, уютный.

Идеальный чай для того, чтобы убедить себя, что кошмар закончился.

Пальцы перестали дрожать. Плечи, сгорбленные от страха и унижения, начали понемногу расправляться. Я даже смогла мысленно улыбнуться.

«Всё будет хорошо, Аннабель, — сказала я себе, глядя в чашку, как гадалка в хрустальный шар. – Доктор придёт, пощупает пульс, покачает головой, скажет “ну-ну, бывает”, и вытащит из своего волшебного саквояжа пузырёк с “Восстановителем Голосовых Связок №5”. Черт возьми! Звучит, как “Шанель №5”. И через недельку – и ты снова поёшь на балах у королевы! Люди платили за твой голос золотом! Ты – живая инвестиция! Ты не пропадёшь! Ты – Аннабель Винтер! Ты сможешь заработать себе на жизнь! Да там очереди будут выстраиваться!»

Я даже фыркнула. От смеха. Или от слёз. Не разберёшь.

«Где мои глаза были?! — мысленно припечатала я себя, как будто это помогало. – Муж… Он же был таким… обходительным, заботливым! Казалось, даже любящим! С меня пылинки сдували… Как с редкой вазы… Черт! А я думала – это любовь! О, глупая, глупая птичка! Надо было улететь, когда клетка была открыта! Хотя… когда она была открыта?»

Горечь подступила снова, но я отпила ещё чая. Нет, не пропаду. С таким даром! Я ведь не просто пела – я исцеляла! Я – ходячая аптека для душ! Меня будут умолять вернуться! Как только голос восстановится Реджинальд сам приползёт на коленях, с коробкой шоколадных конфет, которые я с радостью засуну ему в задницу!

Так, надо думать о хорошем!

Я уже начала мысленно выбирать новое поместье – с роскошным парком, белочками и без портретов Реджинальда в каждой комнате – когда дверь тихонько скрипнула.

Вошёл доктор.

Он был… очень докторским. Седые бакенбарды, круглые очки на кончике носа, саквояж, от которого пахло лекарствами и отчаянием. Он двигался тихо, как кот, подкрадывающийся к спящей канарейке. Словно боялся, что я сбегу от него.

– Мадам, – кивнул он, раскладывая на столе какие-то блестящие инструменты, похожие на пыточные устройства средневековья. – Я – доктор Пиппинс. Сейчас мы вас осмотрим.

Он велел мне открыть рот. Посветил в горло магическим огоньком. Нахмурился. Пощупал шею. Покивал. Покряхтел. Записал что-то в блокнот размашистым и неразборчивым почерком.

Я сидела, улыбаясь во весь рот (ну, насколько позволяло горло), полная оптимизма. «Сейчас скажет: “Ну, небольшая травма, пару дней покоя – и вы снова будете петь дуэтом с небесными сферами!”»

Пока что я смотрела в потолок. Белоснежный. Роскошно расписанный. С какими-то феями, которые смотрели на меня так, будто знали, что я вчера съела три булочки и соврала, что это была одна.

Доктор Пиппинс отложил блокнот. Снял очки. Протёр их платком. Это был плохой знак. Очень плохой. Люди так делают перед тем, как сообщить, что очень нехорошее. И сейчас просто подыскивали слова.

– Мадам Аннабель, – начал он, глядя куда-то в район моего левого уха, чтобы не встречаться со взглядом. – Я должен быть с вами предельно честен. Состояние ваших голосовых связок… весьма печальное.

Я кивнула. «Ну, печальное – это временно. Дайте мне зелье!»

– Они сильно повреждены. Физически. – Он сделал паузу, чтобы я это усвоила. – Но, к сожалению, дело не только в этом.

Глава 6

Я нахмурилась. «А в чём же? В магии? В проклятии? Я готова!»

– Дело в том, что голос, мадам, – это не просто вибрация связок. – Доктор Пиппинс говорил так, будто объяснял ребёнку, почему нельзя есть совать пальцы в розетку. – Можно восстановить связки, но голос может не вернуться…

«Да-да, спасибо, доктор, я в курсе! Где зелье?!» – мысленно закричала я.

– Даже если, – продолжал он, игнорируя мой внутренний крик, – даже если мы полностью восстановим физиологию… нет никакой гарантии, что… что ваш дар вернётся. Что вы вообще сможете петь. Как прежде. Или… вообще. Петь.

Тишина.

Тишина, которая была громче любого удара.

Тишина, в которой мой внутренний монолог замер, как застывший в льду мамонт.

Тишина, в которой чашка с чаем в моей руке вдруг стала тяжелее, чем мешок картошки.

«Не сможет петь… вообще…»

Это был не удар.

Нет.

Это был апокалипсис.

Мой личный, маленький, очень тихий апокалипсис, произошедший в гостиной поместья Эштонов, под аккомпанемент тиканья старинных часов и запаха мятного чая.

Все мои мечты о поместье, о сладкой мести, о богатстве, независимости, свободе … рассыпались, как карточный домик под порывом урагана.

Я посмотрела на доктора. Потом на Амбросса, который стоял в углу, белый как его перчатки, и выглядел так, будто ему самому сейчас понадобится доктор.

Потом – на чашку.

И тихонько, очень тихонько, поставила её на стол.

Потому что в этот момент я поняла: чай не помогает.

Ничто не поможет.

– Так, хорошо, – хрипло сказала я, поражаясь, до чего мерзким стал мой голос. Сиплый, с хрипами, глухой. Да я могу теперь изображать чудовище без усилий. В темноте это будет особенно эффектно. – Неужели нет никакого средства?

Доктор просто покачал головой и опустил глаза.

Итак, что мы имеем?

Я – Аннабель. Мне сорок лет. Бывшая жена Реджинальда Винтера. Бывшая обладательница волшебного голоса.

А теперь… просто не самая молодая женщина с хрипами и без будущего.

«Отлично, — подумала я, чувствуя, как внутри всё холодеет. – Что дальше? Устроиться привратником и спрашивать “Кто там?”, а потом брать швабру и убирать за посетителями?»