Она стояла у окна. Эмма. Её полупрозрачная фигура слегка светилась в лучах заходящего солнца. Но сегодня в её фиалковых глазах не было спокойного любопытства. Была… боль. Глубокая, почти физическая.

– Ты снова пришла, – прошептала я, не вставая. – Что случилось?

Она обернулась. Её маленькое лицо было напряжённым.

– Скажи ему ещё раз, – прошелестел её голос прямо в моей голове. – Скажи папе… что я люблю его. Очень-очень. И что… мне больно смотреть, как он страдает.

Я вздохнула. Горло неприятно сжалось при мысли о его пустом, холодном взгляде.

– Эмма… Я говорила ему. Он… не поверил. Он думает, что я… издеваюсь. Что я лгу. Что я использую твоё имя, чтобы… не знаю, чтобы что? Чтобы получить комнату и чай? – Я горько усмехнулась. – Он считает, что если ты хочешь с ним поговорить – ты сама бы пришла. К нему. Лично.

– Я не могу! – вдруг вскрикнула она, и её голос зазвенел, как хрустальный колокольчик, разбитый о камень. – Если я приду… он меня не отпустит! Никогда! Он будет держать меня… и станет ещё грустнее! Ему нужно… отпустить. Понимаешь? Отпустить!

Она сжала кулачки. Её маленькие плечи задрожали. Она выглядела такой хрупкой, такой потерянной.

– Почему? – спросила я мягко. – Почему он не должен держать тебя? Ты же его дочь. Он тебя любит.

Глава 19

– Любовь… не всегда лечит, – прошептала она. – Иногда она… душит. Как пальцы на горле. Только медленнее. Тише.

Я замерла. Её слова ударили точно в сердце. Я знала, о чём она говорит. Я жила в такой любви двадцать лет.

– Хорошо, – сказала я, решившись. – Я поговорю с ним снова. Но… мне нужно что-то. Что-то, что заставит его поверить. Что-то, что знает только он… и ты. Секрет. Маленький, личный. Такой, что если я его скажу – он поймёт, что я не могу врать. Что это… только от тебя.

Эмма задумалась. Её глаза стали огромными, как будто она заглядывала вглубь своих воспоминаний. Губы шевелились, будто она что-то повторяла про себя.

– Есть… – начала она, и в её голосе появилась искорка надежды. – Есть одна вещь, которую…

И тут – стук.

Настоящий, громкий, деревянный стук в дверь.

– Мадам! Обед! – раздался голос Амбросса.

Эмма исчезла. Просто растворилась в воздухе, как дым. Осталось лишь лёгкое свечение и ощущение, что она где-то рядом. Спряталась от посторонних глаз.

– Войдите! – крикнула я, чувствуя, как сердце бешено колотится.

Дверь открылась. Амбросс вкатил столик с серебряными колпаками, от которых шёл дразнящий аромат жареной птицы и свежего хлеба.

– Надеюсь, вы проголодались, мадам, – сказал он, расставляя тарелки. – Сегодня у нас куропатка под соусом из диких ягод и… о да! Пирожные с заварным кремом! Как раз для… эээ… поднятия настроения!

Я смотрела на него. Потом – на окно. За стеклом – ни облачка. Ни ветерка. Идеальный вечер.

– Амбросс, – спросила я, стараясь, чтобы мой хрип звучал как можно более невинно, – а ураган-то так и не пришёл?

Дворецкий замер, держа в руках салфетку. Потом медленно, с достоинством, обернулся ко мне.

– Мадам, – сказал он, глядя мне прямо в глаза, – вы же знаете, как это бывает с дождём. Стоит только выйти из дома без зонта… как небо сразу открывается! Так и с ураганом. Стоит только вам решить уехать… и он тут как тут! Это закон природы. И магии. В равной степени.

Он кивнул, как будто этим всё было сказано.

– А ещё, мадам, – добавил он, понижая голос до заговорщического шёпота, – я принёс вам яблочный компот. Говорят, он помогает… эээ… восстанавливать силы. И голос. Особенно если пить его… в тишине. И без поспешных решений об отъезде. Но только если в этот момент вы не думаете о поспешном отъезде! Это важно! Маги рекомендуют!

Я не смогла сдержать улыбки, видя двухлитровый графин с компотом.

– Спасибо, Амбросс. Вы… незаменимы. Вы просто сокровище, а не дворецкий. Уж поверьте, я видела многих. Но ваша преданность семье… это нечто!

– Это моя работа, мадам, – скромно ответил он и, поклонившись, вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Я сидела, глядя на стол, накрытый для одного. Вкусно пахло. Уютно. Но мне не хотелось есть. Мне хотелось… дождаться ответа.

И я не ошиблась.

Глава 20

Через минуту, когда шаги Амбросса затихли в коридоре, воздух снова задрожал. И Эмма появилась. Она стояла посреди комнаты, как маленькая фея, и смотрела на меня с такой серьёзностью, будто от её слов зависела судьба мира.

– Пещера Улиток, – прошептала она. – Скажи ему… «Тайная Пещера Улиток». Он поймёт. Он… единственный, кто знает.

– Пещера Улиток? – переспросила я, чувствуя, как по спине пробегает мурашками. – Что это? Где это?

– Под старым дубом, – улыбнулась она, и в её улыбке впервые за всё время мелькнула искорка детской шалости. – Мы с папой… построили её. Из веток. И камней. И туда… запускали улиток. Смотрели, как они ползут. Это было… наше. Только наше.

Она посмотрела на меня. Её глаза светились.

– Скажи ему это. И он… поверит. Должен поверить. А компот очень вкусный… Я его любила…

Она начала растворяться, как туман на солнце. А у меня как ножом по сердцу ее слова: «Я его любила!». Мне хотелось взять судьбу за грудки, встряхнуть ее, а потом отвесить пощечину, как леди Эштон. «Ты зачем отнимаешь самое дорогое?! Чем тебе ребенок помешал?! Вон сколько преступников бегают и хоть бы хны! Их иди и убивай!».

Но я понимала, что такого никогда не будет.

– Пожалуйста… – донёсся её голос, уже почти неслышный. – Скажи ему… что я люблю его. И… что я свободна. Пусть и он… будет свободен.

И Эмма исчезла.

Я осталась одна. С обедом. С компотом. И с фразой, которая звучала в моей голове, как заклинание:

«Тайная Пещера Улиток».

Я встала. Подошла к окну. Посмотрела на сад. На старый, огромный дуб, чьи ветви тянулись к небу, как руки, просящие о чём-то.

– Ладно, Эмма, – прохрипела я. – Попробуем. Ради тебя. И ради… его свободы.

Я не знала, что это за «Пещера Улиток». Но я знала одно: если я скажу эти слова лорду Эштону – его мир перевернётся. И, возможно, что-то в его сердце изменится? Он поймёт, что дочь не бросила его, не исчезла. Что ему придётся отпустить ее на какое-то время, а потом однажды они снова будут вместе…

От этих мыслей у меня защипало в глазах. Думать о таком было невыносимо грустно.

Я глубоко вздохнула. Взяла себя в руки.

Пора идти к дракону. И говорить с ним… на языке его дочери.

Глава 21

Я постучала. Тихо. Почти неслышно.

– Войдите, – донёсся голос лорда Эштона. Хриплый. Усталый. Но – живой. Вчера он просто молчал. Сегодня – ответил. И это дало мне надежду.

Я вошла, стараясь не шуметь. Не нарушать сакральную тишину.

Хозяин сидел в том же кресле. Всё так же красивый. Всё так же трагичный. Но… что-то изменилось. Он не гладил куклу. Он держал её на коленях, как святыню, но его руки были сжаты в кулаки. На одном поблескивал перстень. На другом… чешуя. Не полностью, как вчера, а лишь лёгкий, мерцающий узор на костяшках пальцев. Как будто боль пыталась вырваться наружу. А он не позволял ей этого сделать.

Лорд Эштон поднял на меня взгляд. Не пустой. Не презрительный. Напряжённый. Осторожный. Как будто он ждал… чего-то.

– Что вам нужно? – спросил он. Голос – твёрдый, но без вчерашней ледяной жестокости.

Я сделала шаг вперёд. Сердце колотилось. Горло сжимало. Я собрала всю свою храбрость. Всю боль. Всю надежду.

– Я… снова видела вашу дочь, – сказала я своим хриплым, ужасным голосом. – Прошлой ночью.

Ассандр не отвёл взгляд. Не отвернулся. Он просто… напрягся. Его пальцы сжали куклу чуть сильнее.

– Я уже говорил вам… – медленно начал он, но я перебила его. Тихо. Уверенно. Его глаза опустились на куклу. – Может, прекратите…

– Она просила передать вам… кое-что. То, что знает только она… и вы.

Он замер. Его дыхание стало чуть чаще. В глазах – не гнев, не недоверие. Страх. Глубокий, животный страх.

– Что? – прошептал Ассандр. Почти неслышно.

Я сделала ещё шаг. Я стояла теперь совсем близко. Я видела каждую тень на его лице. Каждую трещину в его броне.

– Тайная Пещера Улиток, – произнесла я. Чётко. Ясно. Без запинки.

Тишина.

Тишина, которая длилась вечность.

И вдруг…

Он вскочил.

Не как дракон. Не как чудовище. Как человек, которого ударили в самое сердце.

Хозяин схватил меня за руку. Не больно. Не грубо. Но крепко. Его пальцы, частично покрытые чешуёй, были горячими. Дрожащими.

– Откуда вы это знаете?! – прошипел он, и в его голосе была не ярость, а ужас. – Это… это невозможно! Это знали только мы! Только я… и она! Никто больше! Никогда!

Он смотрел на меня. Не как на врага. Не как на лжеца. А как на… чудо. На последнюю нить, связывающую его с тем, что он потерял.

Я не испугалась. Я смотрела ему прямо в глаза. В эти фиалковые бездны, полные боли и… надежды.

– Она сказала мне, – прошептала я, запнувшись. – Она сказала: «Скажи папе… что я люблю его. И… что я свободна. Пусть и он… будет свободен».

Он отпустил мою руку. Отшатнулся. Как будто обжёгся.

Лорд Эштон повернулся к окну. Его плечи задрожали. Он сжал кулаки так, что костяшки побелели. Чешуя на его руке вспыхнула, стала ярче, плотнее.

И тогда… он заплакал.

Глава 22

Не громко. Не театрально. Тихо. Беззвучно. Слёзы катились по его щекам, оставляя на коже блестящие следы. Его широкие плечи сотрясались, а я не знала, что делать. Он не пытался скрыть слезы. Не пытался сдержаться. Он просто… плакал. Как ребёнок, который потерял самое дорогое.

Я стояла. Молчала. Я не знала, что делать. Подойти? Обнять? Уйти? Я просто… была рядом.

Через минуту он обернулся. Его лицо было мокрым. Глаза – красными. Но… живыми. По-настоящему живыми.

– Она… она действительно приходит к вам? – спросил он, голос дрожал. – Эмма… счастлива?

– Да, – сказала я. – Она… светится. Она любит вас. Очень. И она… хочет, чтобы вы отпустили её. И… отпустили себя.

Он кивнул. Медленно. С трудом.

– Я… не могу, – прошептал он, глядя мне в глаза. – Я не могу её отпустить. Если я отпущу… она исчезнет. Навсегда. И я… останусь один. Совсем один.

– Вы не один, – сказала я, и в моём голосе была не жалость, а сила. – Я здесь. Я… слышу её. Я… передаю её слова. Я… помогу вам ее отпустить. Если вы позволите.

Лорд Эштон посмотрел на меня. Долго. Внимательно. Как будто впервые увидел меня. Не как инструмент. Не как лгунью. А как… человека. Женщину, которая прошла через ад и всё ещё стоит на ногах. И к тому же снова пытается помочь другим. Вот я мазохистка! Сама себе удивляюсь!

– Почему? – спросил он. – Почему вы… делаете это? После всего… после того, как я… выгнал вас?

Я улыбнулась. Моя улыбка и хрипловатый смех, как у старой пепельницы.

– Потому что… я тоже потеряла всё, – сказала я. – И я знаю, как это… больно. И я знаю… что иногда… нужно просто… протянуть руку.

Он не ответил. Он просто кивнул. Ещё раз.

– Оставайтесь, – сказал он. Тихо. Но твёрдо. – Оставайтесь здесь. Пока… пока она приходит к вам. Пока… вы можете говорить с ней.

Это не было приказом. Это была… просьба. Просьба сломленного человека.

Я кивнула.

– Хорошо, – сказала я. – Я останусь.

Он снова повернулся к окну. Слёзы уже не лились, но следы остались. Он смотрел в сад. На старый дуб.

– Под тем дубом… – прошептал он, будто сам себе, – …мы построили её. Из веток. И камней. Мы запускали туда улиток… и смотрели, как они ползут. Она смеялась… так громко… так счастливо… Странно, но улитки были ей куда интересней дорогих кукол, от которых ломилась детская.

Он замолчал. Закрыл глаза.

Я молчала. Я не нарушала его воспоминания. Я просто… была.

– Я вам больше не нужна? – спросила я, глядя на лорда Эштона, погружённого в собственные мысли. – Я могу идти?

– Да, – произнёс лорд Эштон.