– Уходите, – сказал он, отворачиваясь и снова опуская взгляд на куклу. – И больше не лгите о моей дочери. Это… непростительно. Если вы еще раз так сделаете, я просто выставлю вас за дверь.

Я встала. Ноги дрожали. Горло сжималось от слёз и хрипа. Я хотела крикнуть. Хотела доказать. Хотела, чтобы он поверил.

Но я просто развернулась и вышла.

За дверью я прислонилась к стене, пытаясь отдышаться. В ушах звенело. В глазах стояли слёзы.

Он не поверил.

Он отверг последнее послание своей дочери.

И отверг меня.

«Что теперь?» – подумала я, глядя в пустой коридор. «Куда идти? Что делать?»

Ответа не было.

Зачем я вообще это сделала? Почему я не уехала, когда была возможность? Зачем я вообще снова полезла не в свое дело? Меня уже судьба наказала за мою доброту. Неужели мало? Но я все равно лезу туда, где нужна помощь. Наверное, потому что мне трудно пройти мимо чужого горя.

Глава 15

Я вышла из комнаты лорда Эштона, чувствуя себя не героиней, а… отвергнутой нищенкой с хриплым голосом старой вороны.

Его последние слова звучали в ушах, как ледяной дождь: «Я не верю. Если бы моя дочь хотела мне что-то сказать – она бы явилась ко мне. Не к… вам». И этот взгляд… не гневный, не жадный – пустой. Как будто я – муха, залетевшая в его скорбный музей. Раздражающая, но недостойная внимания.

«Ну что ж, Аннабель, – подумала я, шагая по коридору, стараясь не хрипеть слишком громко. – Ты пришла помочь. Вместо этого получила пощёчину недоверия и угрозу выставить за дверь. Отличная работа. Браво. Аплодисменты. Теперь – пора уезжать».

Я направилась прямиком к своей комнате – собирать нечего, я приехала с пустыми руками. Я открыла шкаф, достала своё единственное платье, в котором приехала сюда, сложила его аккуратно. Потом подошла к зеркалу. Посмотрела на своё отражение – заплаканные глаза, лицо, на котором написано «я провалилась», и этот ужасный, сиплый голос, который теперь звучал как скрип несмазанной тележки.

– Всё. Хватит, – прошептала я себе. – Ты – Аннабель. И ты уезжаешь. Сейчас. Прямо сейчас. Неважно куда. Просто уезжаешь.

Опять я пыталась заглянуть в будущее и видела туман перед глазами. Никаких идей, никаких мыслей, кроме тревожных и гнетущих.

Я взяла платье, вышла в холл. Направилась к парадной двери. Сердце колотилось не от страха, а от… облегчения. Свобода была так близко! Даже если эта свобода – улица, подворотня, ночлежка… это всё равно мой выбор.

“Платье можно продать!”, – подумала я. – “И вообще! Можно попросить деньги у дворецкого! За пение! Мол, так и так. В связи с обстоятельствами непреодолимой силы и наглости, мне сейчас не помешает маленькая награда!”.

Мне кажется, это было бы правильно.

Но что потом?

Я снова присмотрелась к будущему, мысленно сжимая в руках деньги.

И снова туман. Холодный, пронизывающий, пустой.

“Но ведь ты сказала, что ты это сделала от души!”, – спорило внутри меня что-то. – “Бесплатно! Ты сказала свое слово. Разве можешь ты после этого просить деньги?”.

Парадокс.

Я уже тянулась к массивной дверной ручке…

И тут…

– Мадам! – раздался голос, полный искреннего, почти театрального ужаса.

Амбросс материализовался из-за колонны, как призрак, специализирующийся на спасении дам от собственных решений. В руках у него – поднос с чашкой чая и… свежей газетой.

– Куда вы? – спросил он, мягко, но уверенно вставая между мной и дверью. Его лицо выражало такую тревогу, будто я собиралась прыгнуть в кипящий котёл.

Глава 16

– К родственникам, – сказала я, стараясь, чтобы мой хрип звучал как можно более решительно.

– О, мадам, умоляю вас, подождите! – воскликнул он, тыча пальцем в газету. – Только что вышел свежий номер «Столичного Вестника»! Посмотрите! – Он развернул газету. – «Срочно: Мост через реку Сильвервейн закрыт на ремонт до дальнейшего уведомления! Все экипажи, следующие в восточном направлении, просят найти альтернативные маршруты!»

Я прищурилась. На газете была дата… вчерашняя.

– Амбросс, – сказала я, – это вчерашняя газета.

– Ах, простите, мадам! – Он ловко подменил газету на другую. – Вот, сегодняшняя! Видите? «Неожиданный ураган обрушился на восточные предместья! Деревья падают, дороги размыты! Гражданам настоятельно рекомендуется не покидать дома!»

– Мои родственники живут в западном предместье, – ответила я.

– О, тогда еще хуже! – ужаснулся Амбросс. – Ураган движется прямо туда!

Я посмотрела на окно. За стеклом – ясное, спокойное утро. Ни облачка. Ни ветерка. Птицы поют, как ни в чём не бывало.

– Амбросс, – сказала я, – на улице полный штиль.

– Да, мадам, – кивнул он, совершенно не смутившись. – Но метеомаги предупреждают: это затишье перед бурей! Самое коварное! Ураган может налететь в любой момент! Прямо на вас! Представьте: вы в карете, а тут – ууууу – и вас уносит в неизвестном направлении! Это же опасно!

Он смотрел на меня такими искренними, заботливыми глазами, что мне захотелось расхохотаться. Или заплакать. Или и то, и другое.

– Амбросс, – сказала я, – я не верю ни в ураган, ни в ремонт моста.

– А вы верьте в мою заботу о вашем благополучии, мадам? – воскликнул он. – Я просто не могу позволить вам выйти на улицу в таком состоянии! Вы только что пережили… эээ… эмоциональное потрясение! Вам нужен отдых! Чай! Комфорт! Ещё один день! Один! Что вам стоит? К тому же ураган может начаться в любой момент!

Он протянул мне чашку чая. Тёплую. Ароматную. С ложечкой мёда.

Я посмотрела на чай. Потом на Амбросса. Потом на дверь.

«Один день. Что тебе стоит? — подумала я. – Может, за это время ты придумаешь, куда идти. Или… может, Эмма снова придёт. И скажет что-то важное. Что-то, что заставит её отца… поверить».

Мысль о том, что я нужна маленькой девочке и при этом пытаюсь сбежать, устыдила меня.

Но тут же я поборола чувство стыда.

Я всегда старалась помочь людям. И вот чем обернулась моя помощь!

Может, если бы я сидела дома, делала вид, как подобает приличной жене, что в душе не “бубу”, где мой муж, не пыталась кого-то спасти, все было бы иначе?

Я бы сейчас лихорадочно не соображала, кого берут в горничные, сколько платят в трактире за уборку и почем нынче комната в ночлежке?

– Ладно, – сдалась я, взяв чашку. – Один день. Но если завтра будет “внезапное извержение вулкана” – я уйду, даже если мне придётся плыть через реку лавы вброд.

– Договорились, мадам! – просиял Амбросс. – А теперь – в вашу комнату! Чай лучше пить в уединении и покое! Поверьте опытному чаеведу!

Глава 17

Я вернулась в свою роскошную камеру. Амбросс поставил чай на столик и, кланяясь, исчез, оставив меня наедине с моими мыслями и вчерашней газетой.

Я села в кресло. Попила чай. Он был… хорош. Уютный. Успокаивающий.

«Я в ловушке, – подумала я. – Но… приятной ловушке. И я сама в неё вошла».

Я смотрела в окно. Думала о Реджинальде. О леди Эштон. О своём потерянном голосе. О пустом взгляде Ассандра Эштона.

И тут дверь тихонько открылась.

Вошла молодая горничная. Лет восемнадцати. Лицо заплаканное, глаза красные, нос – как у кролика после снежной бури.

Она несла поднос с фруктами, но руки её дрожали так, что яблоки подпрыгивали.

– Что случилось? – спросила я, забыв про свой хрип.

Она вздрогнула от ужасного звука моего голоса, как будто только сейчас заметила, что я в комнате. Согласна! Звучит неожиданно. Вроде бы симпатичная сорокалетняя женщина, а голос как у инфернальной твари, ниспосланной миру за его грехи.

– Н-ничего, мадам! – быстро сказала девушка, опуская глаза. – Просто… пыль в глаз попала!

– Не ври, – сказала я мягко. – Я же вижу. Ты чуть не плачешь. Расскажи. Может, я смогу помочь?

Сейчас мне хотелось отплатить этому дому за его гостеприимство.

Она замялась. Потом, не выдержав, бросила поднос на стол (яблоки покатились по ковру) и разрыдалась.

– Он… он меня бросил, мадам! – всхлипнула она, словно ее прорвало.

Бедная девочка словно ждала того, кто проявит к ней сочувствие.

И остановиться уже не могла.

– Мой Том! Говорил, что любит, что свадьба в июне… А теперь… теперь он уезжает с торговцем в дальние земли! Говорит, что я… слишком скучная! Клуша – домоседка… Что ему нужны… приключения! Теперь надо мной все смеются… Все знали, что будет свадьба… Готовились… У меня даже платье было пошито… – задыхаясь шептала она, растирая слезы по лицу.

Вот это было обидно вдвойне! Не к женщине ушел! А просто ушел!

Бедняжка рыдала, уткнувшись в передник. Я встала, подошла к ней. Не знала, что сказать. Как утешить. Я ведь сама была разбита. Сама потеряла всё.

Я понимала, что этот Том был важен для нее.

Я просто… взяла её за руку.

– Вернется твой Том спустя какое-то время, больной, нищий, убогий, с простреленным коленом, – утешала я. – А ты уже будешь замужем. Он к тебе, а ты ему рукой помашешь и скажешь: “Спасибо, Том! Если бы ты меня не бросил, то я бы никогда не встретила другого! И не была бы счастлива!”.

“И че? Тебе такой совет помог бы?” – съехидничала я мысленно.

“Да ладно, ей даже двадцати нет. А тебе уже сорок! Разница есть! Молодой проще и замуж выйти снова, и счастье обрести… А кто посмотрит на сорокалетнюю нищую женщину с голосом как у адской твари?”.

И в этот момент…

БАХ.

Как будто кто-то включил телевизор прямо в моей голове.

Глава 18

Я почувствовала её. Её боль – как острый, холодный нож в моё собственное сердце. Мои пальцы онемели, а в висках застучало, будто я вдыхала её отчаяние вместе с воздухом.

Её стыд – как тяжёлое одеяло, которым хочется накрыться и исчезнуть.

Её страх – что она никому не нужна, что она… недостаточно хороша.

Это было не моё. Это было её. И я это… вобрала в себя. Как губка.

Я не знала, как это работает. Я просто… была рядом.

Секунда. Другая.

Горничная… перестала плакать.

Она медленно подняла на меня глаза. Глаза – сухие. Спокойные. Почти… счастливые.

– Как вы это сделали? – прошептала она, с изумлением глядя на меня.

– Что сделала? – удивилась я.

– Вы… словно забрали мою боль! – сказала она. – Прямо сейчас! Я… я чувствую себя… легче! Как будто… как будто всё не так уж и плохо!

Я посмотрела на свою руку. На её руку. Ничего не изменилось. Ни света, ни вспышек. Только… тепло.

«О боже, – подумала я. – А что, если… Дар не умер? Он… переехал. Из горла – в ладони. Такое ведь может быть?”.

Я улыбнулась горничной. Но сама почувствовала, как насторожилась.

– Просто… не сдавайся, – сказала я, но думала не о Томе, а о своем даре. – У тебя еще вся жизнь впереди! И счастье скоро улыбнется!

Она кивнула, улыбнулась в ответ и, собрав яблоки, вышла, гордо подняв голову.

Я осталась одна.

И впервые за это время… не чувствовала себя беспомощной.

“Может, я и не птичка без песни, – подумала я, глядя на свою ладонь. – Может, я – руки, которые могут держать других, пока они падают”

Тихий стук в дверь застал меня за чтением вчерашней газеты – той самой, с «ураганом», который так и не налетел. Я уже начала подозревать, что Амбросс просто коллекционирует отговорки, как Реджинальд – редкие манускрипты.

– Войдите, – хрипло сказала я, откладывая газету.

Дверь открылась… и закрылась. Никого не было.

Но воздух в комнате изменился. Стал мягче. Теплее. И пахнул… детством. Свежескошенной травой и ванильными пряниками.

Я подняла глаза.