– С лиственницы тогда уж, – хмыкнула я, устраиваясь поудобнее и облокотившись как раз о ствол вышеупомянутого дерева. – Ну чем ты недоволен?

– Ой, даже не зна-а-аю! Может, тем, что ты наставила отслеживающие маячки на территории самого профессора Брандта?!

– Ой, да брось ты! Я же не забиралась к нему в сам дом и не нарушала его личные границы. А что поставила маячки на опушке леса, около которого особняк отстроен, – так эта территория общественная, так сказать, законом не запрещено по ней шастать. Как видишь, мои маячки сработали аж сегодня, сразу же! Я вообще не ожидала такой скорости, рассчитывала на несколько дней ожиданий, но сегодня мне прям везет!

– Я бы не торопился с выводами, – недовольно проворчал фамильяр, зависший надо мной вниз головой.

– Ты не ворчи, а лучше прибавь огоньку, Морфик, а то уже совсем темно стало.

– Сама ты Морфик! – огрызнулся фамильяр. – Я Морф! В крайнем случае – Морфиус Великолепный! А не какой-то там хиленький Морфик…

– Чем тебе не нравится такое ласковое обращение? Звучит как что-то мягкое и пушистое…

– Как пуфик звучит! – фыркнул Морф. – И нет ничего отвратительнее, чем быть мягким и пушистым!

– А, ну если та-а-ак…

Я хихикнула в кулак, Морф еще что-то неразборчиво проворчал, но все-таки засветился ярче мягким голубым светом, будучи эдаким летающим подручным светильником.

Поблагодарив фамильяра, я устремила взор вдаль, так как сидела на холме, откуда открывался прекрасный вид на лес, речку и стоящие в отдалении одинокие особняки. Вот в одном из этих особняков и жил профессор Бестиан Брандт, из-за статьи про которого я осталась без работы, и за которым я сейчас осторожно вела слежку.

Я сидела на этом холме уже несколько часов и рисовала. Карандаш в моей руке прямо-таки жил своей жизнью, и блокнот пополнился уже несколькими великолепными иллюстрациями. Я встретила здесь изумительной красоты закат, небо пестрило разноцветными облаками, будто какой-то художник разлил сочные краски на палитре. Красный, оранжевый, желтый, фиолетовый, голубой, розовый… И легкая туманная дымка, придающая нежное настроение. Романтика, да и только! Правда, сегодня у меня был особый романти́к, на пару с ворчащим призраком-фамильяром.

Но рисовала я не пейзажи и небо, о нет, не для того я тут спряталась в древесном мороке. Иллюстрации были непростые, они как раз являлись частью моего профессионального секрета, который и позволял мне быть вездесущим репортером, в прямом смысле того слова.

– Еля, а может, все-таки домой, а? – с надеждой произнес Морф.

Я усмехнулась, покачала головой и продолжила рисовать.

Сейчас я как раз дорисовывала ёлку, напротив которой сидела, осталось буквально несколько штрихов. Можно было, конечно, и другие деревья попробовать нарисовать, но через ели у меня получалась наиболее крепкая связь, а мне сейчас была нужна именно такая, ведь я не могла себе позволить допустить осечку.

Добавив еще несколько штрихов карандашом, удовлетворенно кивнула и пробормотала, то ли обращаясь к самой себе, то ли к Морфу как к единственному моему собеседнику:

– Ну а теперь давай посмотрим, кто является обитателем этой самой лиственницы, ну или кто оказался случайным ее гостем в нужное нам время в нужном месте…

Я прикрыла глаза и положила ладонь на рисунок. Медленно вдохнула и выдохнула, вместе со вздохом вливая в черно-белый рисунок через ладонь свою природную магию. Не видела, но привычно почувствовала, как магия полилась зеленым потоком – от земли через мои босые ноги, через всё тело к ладони и дальше – и рисунок под моей ладонью расцвел яркими красками, зашевелился, как ожившая иллюстрация, и начал меняться, как будто я приближала невидимую «камеру» к дереву… Но я не смотрела на сам рисунок – у меня перед внутренним взором плыли картинки, потому что сейчас я задействовала свою природную магию и взывала к связи с местной флорой и фауной.

Своим особенным взором я быстро пробежалась по дереву в поисках нужного мне информатора, анализируя тех, кто живет на этом дереве или оказался здесь случайно. Переползая внутренним взором вверх по стволу и внимательно прощупывая магией каждую ветку, я быстро отсекала ненужных насекомых. Всякие муравьи, пауки, гусеницы… Это всё не то, нужно что-то летающее… Листовёртку оседлать, может? Хотя нет, сегодня ветрено, ей будет тяжело лететь, путь для нее неблизкий…

Я прошла внутренним взором по еще одной ветке, взгляд зацепился за что-то яркое синее, блеснувшее в свете Морфа.

О, стрекоза! То, что надо.

Синекрылая красавица отозвалась на мою магию, и ее глаза на миг вспыхнули зелёным светом, сигнализируя о подчинении мне.

– Давай-ка, красавица, слетай в сторону особняка профессора Брандта, – прошептала я, задавая ментальным приказом нужное направление.

Стрекоза тут же взвилась в воздух, и я, продолжая сидеть с закрытыми глазами на холме около ели, как будто летела вместе со стрекозой и наблюдала за всем происходящим вокруг – не ее глазами, а своим, околочеловеческим взглядом, как если бы летела где-то рядом со стрекозой. Я, можно сказать, поймала ее ауру, зацепилась за нее крючком своей природной магии, и это позволяло мне использовать стрекозу в качестве своеобразного информационного агента. Сейчас стрекоза бодро подлетала к нужному мне особняку, около которого всего несколько минут назад сработали мои маячки, оповещающие о появлении профессора Бестиана Брандта где-то около своего особняка.

Именно так я и получала всю самую труднодоступную информацию, «седлая» разных насекомых и отправляя их ментальным посылом в такие точки наблюдения, куда ни один репортер забраться сам не смог бы. А я вот – могла, благодаря своим маленьким помощникам. Ну а что? Насекомые – мелкие, внимания к себе особо не привлекают. Ну, если, конечно, не цепляться за ауру какого-нибудь комара, но этих кровопийцев я никогда не трогала, в первую очередь из-за их слабых крылышек и тупости – управлять ими ментально на большом расстоянии было непросто. Ну а во-вторых, был слишком большой риск попасться под руку человека и сразу потерять ментальную связь с насекомым в связи с его гибелью. Поэтому я предпочитала цепляться ментально за каких-нибудь красивых насекомых, которых люди обычно не трогают: бабочки там всякие, стрекозы, мотыльки… Моим любимым был вариант с божьими коровками, потому что с ними можно было незаметно усесться аж на сам объект наблюдения и быть уверенной, что насекомое не прихлопнут тут же, едва завидев его. Но поди еще найди этих божьих коровок на том дереве, которое я нарисовала и напитала магией оживления! Чаще всего я рисовала ёлки, потому что с этими деревьями мне легче всего было установить связь, а божьи коровки как-то не особо любили по ним ползать.

Таким вот подглядыванием и подслушиванием я занималась сегодня уже несколько часов, наблюдая за разными локациями и личностями и пытаясь разнюхать какую-то важную информацию, которую можно было бы дорого продать в редакцию газеты. Ничего прям такого громкого подслушать не удалось, так, лишь парочку интересных сплетен узнала относительно одного банкира и чиновника. Но на сенсацию эта информация не тянула, так, интересно, но не более. Еще неделю назад я бы сдала эту информацию Рошфору в виде занимательной статьи и сидела бы довольная, но сейчас мне нужно было что-то другое… Что-то особенное. И я искала, терпеливо искала дальше… А вечером сработали мои маячки около дома профессора Брандта, и я поспешила сменить локацию наблюдения и отправить туда нового информатора-насекомого. Адрес особняка не был какой-то великой тайной, об этом мрачном доме с чёрной черепицей не раз писали в газетах, да и профессор Брандт принимал у себя в гостях репортёров газеты «Ежедневных фактов», было дело. Жаль, что в ту пору я еще не была ведущим репортером, и мне не дали аккредитацию на интервью у профессора. Эх, вот я бы вынесла из этого интервью намного больше интересного, чем это сделала моя коллега!

Стрекоза-информатор спокойно пролетела через решетку кованых ворот и оказалась на территории особняка, беспрепятственно миновав все защитные барьеры и сигнальные чары. Это тоже было частью моего шпионского секрета, потому что я ну очень редко сталкивалась с абсолютно непроницаемыми защитными барьерами. Обычно даже самые мощные барьеры не пропускали ничего – кроме насекомых. Потому что мало кто задумывается о защите от мелких летающих мушек-стрекоз-бабочек-мотыльков, никто не воспринимает их как потенциальную опасность. А зря!

Я вот вместе с синекрылой стрекозой преспокойно проникла сейчас туда, куда явно ни одну кошку не пустили бы, а вот обычное вроде как летающее насекомое – пропустили. Стрекоза как раз подлетела ближе, и я тоже будто летела рядом с ней и наблюдала за тем, как профессор Бестиан Брандт, высокий мужчина с растрепанными темными волосами, идет под руку со своей невестой. И всё бы ничего, можно было подумать, что мужчина просто ведет любимую женщину к себе домой, но… Было в этом столько странностей, что я нахмурилась.

– Ну? Что ты там видишь? – нетерпеливо поторопил меня Морф.

Я сейчас не видела, но чувствовала, как фамильяр наматывает круги вокруг моей головы.

– А ты сам слетать глянуть не хочешь?

– Не-е-е, я к этим твоим Брандтам больше не лезу! – тут же взвился Морф. – Слишком уж я для них приметный, а этот твой Лунтьер знаешь как жёстко меня прихлопнул, когда обнаружил слежку за ним? Как будто сочную отбивную пытался из меня сделать! Еля, вот почему подглядывать и подслушивать хочешь ты, а страдать должен я, а? Так нечестно! Пусть он тебя в следующий раз отбивает! И жарит… И-и-и что он там еще может делать…

– Лунтьер не мой, вообще-то!! – возмутилась я, проигнорировав остальные слова фамильяра.

– Ты не отвлекайся давай, расскажи лучше, что ты там видишь? Мне ж тоже интересно!

– Профессор Бестиан Брандт вошел на территорию своего особняка, вместе со своей невестой. Странно…

– Что именно странного?

Я задумчиво закусила нижнюю губу.

– Невеста этого Брандта выглядит сильно потрепанной…

– Ой, тоже мне, нашла сенсацию! – громко фыркнул Морф. – Ну потрепал он ее в лесу в какой-нибудь жаркой позе, и что с того?

Я хохотнула.

– Нет, дело не в этом. Девушка какая-то подозрительно уставшая, вымотанная и потрёпанная…

– Ну, долго он ее в лесу трепал, и что с того?

– Морф! Ты можешь думать о чем-то другом?

– Могу. О пельме-е-ешках, – с тоской в голосе протянул фамильяр.

– Ой нет, лучше думай о позах в лесу, а то я жрать хочу неимоверно. А если я начну думать о пельмешках, то всем будет плохо! И вообще, ты меня отвлёк. Так вот, о девушке… У нее прям какой-то забитый и уставший вид, да и профессор Брандт смотрит на нее с тревогой. Но самое главное – сам профессор странно одет. И… Проклятье, плохо видно, но, кажется, у него из кармана торчит… Да, точно – маска ва́ргов.

– Ва-а-аргов? – я прям всем нутром ощутила, что Морф аж засиял ярче и завибрировал от волнения. – Ты ничего не перепутала?

Я покачала головой.

– Да и видок у него соответствующий: варги в такой одежде обычно и ходят. Черная кожаная куртка, маска в виде красного черепа…

– Но ведь профессор этот не может быть врагом, – взволнованно произнес Морф.

– Нет, конечно. Он весь такой воин света, все дела. Ты о семейке его слышал? Там все борцы за добро и справедливость до мозга костей, даже если темной магией владеют. Чета Брандтов никогда не замарает свое имя связями с отбросами вроде варгов.