– Ну уж нет, мудила! – заорал я и всем весом налег на стол. Стол протестующе заскрипел, съезжая с продавленного ковра. Толкать было тяжело: одна нога ранена, на другой нет ботинка… Но я все-таки умудрился врезаться в Хаффмана, сбить его с ног и, прежде чем он сообразил, что происходит, выпихнуть из окна и его, и чертов стол.

Глава 2

Я точно знал, что сплю. Все было каким-то мутным, невнятным – ну, как обычно и бывает во сне. Сперва мелькали какие-то обрывочные картины: как я тащусь к лифту, перетянув ногу своим ремнем вместо жгута, только во сне мне не больно и иду я медленно, словно под водой. Потом я вроде оказался в машине скорой помощи – меня кололи иголками, колотили в грудь…

А следующая картинка вообще была странная, потому что обычно сны я вижу от первого лица, а тут почему-то парил, будто в невесомости, и смотрел, как врачи в масках пытаются завести мое сердце дефибриллятором.

Раз – и снова все сделалось от первого лица. Вот я стою в поле, и оно все засажено какой-то густой травой с толстыми стеблями. Стою почему-то босой.

Я пошевелил пальцами ног и почувствовал, что трава мокрая. Небо над головой было ярко-голубое, воздух пах свежестью и чистотой, как после летней грозы. Вдалеке паслось стадо коров, а рядом со мной стоял какой-то сгорбленный старичок. Седые растрепанные волосы, добрая улыбка, а вот глаза за маленькими круглыми очочками суровые. Он оперся на трость и помахал мне.

– Дравствуй, малшик, – сказал он с сильным восточно-европейским акцентом.

– Вы Бог? – спросил я.

Он расхохотался.

– Я-то? Ха! Смешной ты. Не, не Бок. Так, друк тебе.

– Я умер?

– Пошти. Но тебе надо назад. Надо работать. Да, много работы у тебя.

– Работы?

– Звание. Дело сложное. Но хорошее.

– Звание?

– Ну, когда ты еще не родился, а оно уже про тебя понятно. Как это по-вашему?

– Призвание? Предназначение?

– Злой рок. Вытянуть короткую соломинку. Теперь иди. Время нет. Высылаю тебя насад.

– Мы еще встретимся?

– Если ты тупой малшик и снова помрешь, то да.

Приятный сон кончился, и мир взорвался болью. В ушах раздавался какой-то размеренный писк в такт сердцебиению. Бип-бип.

Надо мной возвышались две какие-то тени.

– Предлагаю кончить его сейчас.

– Рано.

– По-твоему, он чистенький? Хрен там.

– Ты знаешь правила.

– Знаю. Правила дурацкие. Задушу его подушкой, никто и знать не будет.

– Я буду.

Я снова провалился в сон.

* * *

Я проснулся от запаха больничного антисептика. Веки еле удалось разлепить, во рту было так сухо, что язык прилип к нёбу, да и в общем-целом чувствовал я себя странно, будто меня накачали обезболивающим. Такое уже было когда-то давно, после операции.

Глаза потихоньку привыкли к приглушенному свету, и я понял, что лежу в больничной палате. Больницы я не люблю, они меня нервируют, но лучше, конечно, больница, чем кладбище.

Попытавшись сесть, я понял, что в руку мне вколота капельница, а вся грудь, спина и ноги плотно замотаны бинтами. На левой руке красовался гипс.

Кожу на черепе что-то стягивало. Я поморщился, осторожно потрогал лоб и почувствовал, что хоть на голове повязок нет – по лбу тянутся швы: стежков пятьдесят бежали от макушки, между бровей, через переносицу и щеку. Хорошо, что зеркала рядом не было.

Я всегда был любопытным, а тут еще и морфин помог, поэтому я осторожно приподнял краешек бинтов на груди. Там они меня шить не стали – стянули края ран хирургическим степлером. Моему упоротому морфином мозгу показалось смешным, что они мне грудь побрили. Прямо представил, как потом будет зудеть…

Я не помнил, как попал в больницу и сколько провалялся в отключке. Мои часы показывали дату, но их куда-то дели вместе с одеждой: на мне была только тонкая больничная сорочка и пара километров бинтов.

Зато я постепенно начал вспоминать, из-за чего тут оказался. И решил сперва, что мне это привиделось под наркозом. Мой начальник – вервольф-убийца? Ага, да. Не знаю, что они тут колют пациентам, но глючит знатно.

«Ты все придумал, – пыталась убедить меня логичная часть мозга. – Наверное, попал в аварию. Монстров не бывает, мистер Хаффман не верфольф. И из окна ты его не выкидывал. Какие еще следы когтей? Это ты во что-то въехал неудачно. Все это дурные глюки, расскажешь потом на работе, и все посмеются. Хаффман, небось, сейчас сидит у себя, жалуется, что ты на больничном отлеживаешься».

«Иди ты на хрен, логика, – подумал я. – Все было взаправду».

Был простой способ выяснить, как я на самом деле тут оказался, – кнопка вызова медсестры. Я нажал кнопку и принялся ждать, стараясь не вспоминать, как рожа Хаффмана превратилась в пасть, полную острейших клыков. Целая вечность прошла, прежде чем дверь открылась. Только вот пришла не медсестра.

– Мистер Питт. Я спецагент Майерс, это спецагент Фрэнкс. Мы работаем на правительство.

Парочка помахала передо мной удостоверениями. Фрэнкс был мрачный и мускулистый. Майерс – постарше и выглядел скорее университетским профессором, чем федералом. На обоих новенькие костюмы, выражения лиц ничего хорошего не предвещают.

Агенты придвинули себе стулья, Профессор сел, закинув ногу на ногу, нахмурился. Громила вытащил пушку.

– Только дернись – пристрелю, – предупредил он, и я как-то сразу ему поверил.

У него был «глок» с глушителем. Калибр я издалека не опознал, но дура здоровенная. Глушитель смотрел на меня. Я не шевелился.

– Мистер Питт, – начал Профессор. – Не расскажете ли нам, что произошло в вашем офисе?

Мне в рот будто ваты натолкали, поэтому ответить получилось только:

– Мшт… Мйс… нлйт вд?

Звучало так, будто я с ума сошел, но Майерс понял: помедлив, взял с тумбочки стакан с трубочкой, поднес к моим губам. В тот миг вкуснее холодной воды для меня ничего в жизни не было. Агент Фрэнкс немного подался вперед, чтоб пристрелить меня, если вдруг что. Ответственный парень.

– Ух… спасибо, – прохрипел я.

– Пожалуйста. А теперь расскажите нам, что случилось, не будем раздражать агента Фрэнкса.

Мне совсем не хотелось рассказывать федералам, как мой босс превратился в вервольфа и попытался меня сожрать, а я сломал ему шею и выкинул из окна. Тогда бы они меня в дурке закрыли, поэтому пришлось импровизировать.

– С лестницы упал…

Слушайте, ну я был накачан обезболом по самую пищалку! Лучше ничего придумать не смог.

Профессор снова нахмурился.

– Серьезнее, Питт. Мы знаем, что произошло, смотрели записи с камер наблюдения. Пять дней назад ваш начальник Сесил Хаффман трансформировался в ликантропа, вервольфа, и попытался вас убить. Вы с ним боролись и вытолкнули из окна.

Я обалдел. Во-первых, агентов ФБР вообще не удивило, что мой босс превратился в вервольфа. Во-вторых, я, оказывается, проспал пять дней. Но чего я точно не ожидал, так это того, что мистера Хаффмана звали Сесил.

– Это была самозащита, я тут пострадавший. Зачем в меня пистолетом тычете?

– Вы же знаете, как становятся вервольфами, мистер Питт? Уж это в кино показывают правильно. Если вас укусил ликантроп, вы инфицированы: вирус, меняющий ДНК, передается через их слюну. Если он ранил вас когтями, шанс подхватить инфекцию уменьшается, но не равен нулю. Найди мы на вашем теле явный след укуса, уже избавились бы от вас. Согласно Антиликантропскому акту от девяносто пятого года, мы обязаны немедленно убирать всех подтвержденных… существ. Увы.

– Он меня вроде не кусал… – пропищал я. Но в кишках тяжелым комом заворочался страх. Оборотень меня сильно потрепал. Что, если я превращусь в вервольфа? Или ФБР не будет ждать, а сразу меня пристрелит?

– Серебряные пули. На всякий случай, – пробурчал агент Фрэнкс, все так же целясь мне в лоб. Не знаю, может, он меня каким-то Джеки Чаном считал, но я не то что нападать, я и шевелиться-то толком не мог.

– И что теперь? – спросил я.

– Мы подождем. Образец вашей крови отправили на тестирование. Если результат будет положительный, вас усыпят. Если отрицательный, вы свободны. Скоро нам позвонят.

Он сказал «усыпят», будто я собака какая-то, и любви к властям мне это не прибавило.

– То есть вы просто меня отпустите?

– Да. Но если вы публично заговорите об этом случае, то нарушите Акт о сокрытии потусторонних сил и будете наказаны по всей строгости закона.

Фрэнк кивнул и пробормотал: «Свинцовые пули». Неразговорчивый парень.

В глазах Майерса мелькнуло что-то похожее на сочувствие.

– Послушайте, мистер Питт, это ради вашего же блага. Если вы заразились, мы, считайте, окажем вам услугу, потому что иначе через три недели вы будете пожирать старушек и младенцев. Надеюсь, что анализ будет отрицательный, и мы обо всем забудем.

– Так что мне теперь делать?

– Просто отдыхай, – отозвался Фрэнкс.

– Легко вам говорить.

Пришел врач, померил мне пульс и давление. Медсестра сменила капельницу и повязки. Никто из них со мной не разговаривал: наверное, боялись федералов. Доставили цветы от «Хансен Индастриз» и открытку с пожеланиями выздоровления. А вместе с открыткой – письмо от кадровика: уведомление о том, что я уволен за нарушение техники безопасности на рабочем месте и запрета на ношение оружия. И что, если хочу получить компенсацию, лучше мне это решение не обжаловать. С любовью, кадровый отдел.

Я поднял спинку автоматической кровати, чтобы сесть прямо, Майерс включил маленький телевизор – как раз шла «Своя игра». Телевизор меня здорово отвлек от перспективы умереть или, еще хуже, стать как Хаффман.

Майерс был хорош, но я его размазал, я король бесполезных фактов! Фрэнкс потягивал диетическую колу, держа на коленях пистолет, а я усиленно старался не думать, что эти приятные ребята-федералы тут для того, чтобы прострелить мне башку серебряными пулями. Ненавижу чувствовать себя беспомощным! У Алекса Требека в телевизоре были все ответы. А у меня одни вопросы.

– Константинополь. Так это, Майерс, сильно меня ранили?

– Вы потеряли много крови и две минуты были технически мертвы, никакой мозговой активности. Вам наложили швов триста, скрепили степлером, загипсовали переломы. Но если не придется вас застрелить, поправитесь… Правда, красавчиком вам уже не быть. Великая китайская стена.

Так я все-таки ненадолго умер… интересно! Круто даже. Можно этой фразой девчонок цеплять.

– Махатма Ганди. А что с мистером Хаффманом?

– Приземлился на «Навигатор». Сверху свалился стол, так что он расшибся в лепешку, больше никто не пострадал, – недовольно ответил Майерс. Я его сделал в категории «История», а Профессор, судя по всему, привык выигрывать. Ха, лузер! На тебе жареных фактов!

– Магна Карта. Он же не собрался потом обратно?

– Черт, а вы быстрый! Нет, ликантропы могут регенерировать после всего, кроме серебра, но для этого им нужна энергия, а в человеческом теле ее ограниченное количество. Если урон превысит определенный предел, они все равно умирают.

– Огонь, – пробурчал Фрэнкс.

– Да, огонь работает хорошо… Стойте, это я знаю! Уран!

– Бззз! Неправильно, берилл. Черт, Майерс, я-то думал, для того, чтобы стать федералом, образование нужно!

Профессор мрачно переключил канал на CNN. Ну, даже если он меня убьет, буду радоваться, что уделал его в знании бесполезных фактов. В новостях передавали что-то про взрыв на каком-то русском газопроводе, устроенный чеченскими боевиками. Я выключил звук и снова принялся доставать агентов.

– Такое часто случается? Как вообще Хаффман стал вервольфом? Сколько их таких?

– Много вопросов задаешь, – отрезал Фрэнкс.

– Мой коллега прав, мистер Питт. Вы знаете только то, что вам положено знать. Например, что надо держать рот на замке.

Ну ладно, значит, остается только спать. Тупые федералы.

В палату постучали, но это была простая вежливость, потому что дверь тут же распахнулась – Фрэнкс едва успел спрятать пистолет под свежим номером «Марта Стюарт Ливин».