Мой новый посетитель был среднего роста, стройный, с коротко стриженными светлыми волосами. Лет под сорок, лицо не особо примечательное – один раз увидишь, не запомнишь, – но по тому, как он вошел в комнату, чувствовался внутренний стержень, как у Богарта или Кэгни из старых голливудских фильмов. С уголка рта вызовом больничным правилам свисала сигарета.

Майерс поморщился, а вот Фрэнкс как будто всерьез задумался, не направить ли пистолет на кое-кого другого для разнообразия.

– Кого я вижу, могучие рейнджеры! Как дела у нашего свидетеля? Не убили пока? – спросил вошедший и, достав из кармана летной кожаной куртки визитку, сунул ее за край моего гипса.

– Пошел ты, Предтеча, – процедил Фрэнкс.

– Ситуация под контролем, вы тут не нужны, – холодно сказал Профессор.

– Ага, быстрее ад замерзнет, чем я поверю, что у вас хоть что-то под контролем.

– Лучше заткнись, – прорычал Фрэнкс.

– А то что? – спросил незнакомец с легким южным говором и четко выверенной угрозой в голосе. – Арестуешь меня? Нравится вам или нет, а мы снова в деле. Не выкини вы нас из Йеллоустоуна, этот вервольф не ушел бы, не укусил бы толстяка, а тот не напал бы на этого парня.

– Национальные парки в нашей юрисдикции. Твоим людям запрещено носить там оружие, так что вам не повезло. Просто успокойся, – заявил Майерс тоном человека, привыкшего, что его беспрекословно слушаются.

– Успокоиться, Майерс? – ощетинился незнакомец. – Из-за твоей бумажной волокиты люди умерли! Если б ты нарушил пару дурацких законов, не получил бы два трупа и этого поломанного. – Он ткнул в меня пальцем.

– Законы придуманы не зря. И прикрыли вас как раз за их нарушение. Думаю, вообще не нужно было возвращать вам лицензию.

Атмосфера в комнате накалилась, Майерс с незнакомцем уничтожали друг друга взглядами, а на меня внимания обращали не больше, чем на ворох бинтов. Фрэнкс выглядел так, будто готов выпроводить гостя, а лучше всего – спустить его с лестницы. Этот мужик мне уже начал нравиться: он заставил федералов понервничать!

– Не хочу прерывать страстные гляделки, но вы кто такой?

Майерс моргнул первым. Незнакомец окинул меня оценивающим взглядом холодных голубых глаз. Жутковатым, надо сказать. Наконец он, видимо, решил, что со мной можно иметь дело, и протянул мне руку. Фрэнкс тут же убрал журнал, показывая мне пистолет. Чтоб не делал глупостей.

– Эрл Предтеча, К.О.М.

– Оуэн Питт, безработный бухгалтер. – Рукопожатие у него было железное. – К.О.М? Какое-то секретное правительственное агентство?

– Да конечно, – усмехнулся Майерс.

Предтеча бросил на него мрачный взгляд.

– Нет. Если бы пришлось работать с этими идиотами, я б повесился. Мы частная организация, лучшая в своем деле. Подозреваю, ты бы с нашей работой тоже неплохо справился. С вервольфом вот держался молодцом.

– Спасибо, но не таким уж молодцом. Эти ребята мне сказали, что я могу превратиться в тварь вроде моего босса. – Меня совсем не тянуло это говорить, от одних слов на душу навалился тяжелый холодный камень. – Не хотелось бы так же кончить.

Он помотал головой.

– Об этом не беспокойся.

– Свежее пушечное мясо набираешь, Предтеча? – вмешался Майерс. – Прямо сейчас мистер Питт под нашим присмотром, и никуда он не пойдет, пока я не разрешу.

– Никого я не набираю, Майерс, но если ищешь работу, там в «Волмарт» нужны люди листовки раздавать, – парировал Предтеча и снова обернулся ко мне, продолжая разговор: – Ты задавался вопросом, почему тебя всего забинтовали, а этот огромный шов на голове забыли?

Я автоматически коснулся швов на лице. Шрам грозил остаться ужасающий.

– Его не забинтовали, чтобы агенты могли за тобой наблюдать. Если б он начал заживать ненормально быстро, тебя бы тут же прикончили. Вервольф на тебе живого места не оставил, но ты как-то не помер, хотя с такими ранами обычно не выживают. Поэтому они решили, что ты наверняка заражен. А раз ты до сих пор не изменился, подозреваю, что они уже отправили твою кровь на анализ, чтоб знать наверняка. И кушать не могут – так хотят тебя прикончить. Но не осмелятся, ведь есть шанс, что ты остался человеком.

– Да, они сказали, что ждут ответа из лаборатории.

– Ага. Ждут ответа, как соловей лета. Но вот что я тебе скажу: я знаю об этих монстрах все, и раз у тебя за пять дней не проявилось никаких признаков, значит, ты чист, поверь моему слову.

– Правда? – впервые с тех пор, как я очнулся в этой воняющей антисептиком тюрьме, передо мной забрезжила надежда.

– Все с тобой будет в порядке. Когда этим хреноплетам придет отрицательный результат и тебя выпустят, позвони, визитку я тебе оставил. Надо поговорить. А пока отдыхай.

Странно, но я поверил этому незнакомцу. Решил, что он не из любителей подсластить пилюлю.

Предтеча стремительно вышел, на ходу задев агента Майерса. Тот выглядел возмущенным, но молчал, пока дверь за нашим гостем не закрылась.

– Лучше вам не связываться с этой компанией, Питт, для вашего же блага. Когда-нибудь они доиграются, и те, кто не погибнет, окажутся в тюрьме. Они совершенно не уважают правительство!

Я его тоже не особо уважал и в знак этого показал агентам средний палец.

– Знаете что? Я спать. День у меня выдался хреновый, так что, если тест будет положительный, пристрелите меня, только не будите. А если отрицательный – выметайтесь по-тихому.

Я нажал кнопку, и спинка кровати поехала вниз. Круче было бы, конечно, дверью хлопнуть, но что имеем.

Заснул я не сразу. Все тело крутило, от обезболивающих голова шла кругом, но засунуть визитную карточку поудобнее в гипс я не забыл.

Федералы снова уставились в телевизор.

Сон мне приснился странный. Все было какое-то мутное, размытое и дерганое, картинки сменялись быстро – обычно во сне такого не бывает.

Я видел бой. Не знаю, какой и где, но почему-то сразу понял, что он уже случился, давно, в прошлом. Ветер швырял снег в лицо, и не разобрать было деталей: огромная армия стояла против непонятного существа. Бесчисленное множество солдат пыталось его сдержать, не дать дойти до цели, а оно просто убивало их одного за другим, потому что кто-то забрал единственную важную для него вещь, и оно пришло ее вернуть…

Нет, не «оно». Он. Хранитель.

Во сне таилось еще какое-то злое существо, еще злее, чем Хранитель. Старое, проклятое всеми, разрушающее все на своем пути, полное гнева и ненависти. Поражение его ослабило, оно дрогнуло под натиском Хранителя. Его слуги пали от руки бессмертного убийцы, и тварь сбежала в какие-то руины.

Последний его солдат стоял на посту, дожидаясь Хранителя. Это был командир элитного отряда, с руками по локоть в крови, в черной униформе. Он гордо возвышался над телом хрупкой человеческой жертвы и кричал на немецком, что его хозяин вернется продолжить то, что начал. Потом он приставил пистолет к виску и выстрелил.

К концу сна что-то немного прояснилось. Я наконец разглядел Хранителя: он оказался гигантом, сплошь покрытым незнакомыми татуировками, которые двигались, словно живые.

И вдруг он посмотрел на меня сквозь пространство и время. Его глаза были словно черные провалы, полные ненависти.

– Ты примешь смерть от моей руки.

От страха я проснулся. Что за дичь… это что было вообще? Какие-то бесформенные злые твари, татуированные убийцы дерутся в снегу, солдаты кричат по-немецки… Наверное, это все морфин.

В тишине завопил мобильник – противный скачанный рингтон, Take Me Out to the Ballgame, что ли. Что-то зашуршало.

– Майерс, – раздался голос агента Майерса.

Я весь превратился в слух, надеясь угадать свою судьбу. Я не то чтобы верующий, но в этот момент молился, чтобы незнакомец оказался прав. В двадцать четыре умирать слишком рано, как же мои родители, мой брат… Я хотел больше времени, чтобы наладить с ними отношения, жалел о том, что тратил жизнь на бесполезную ерунду. Но что уж теперь? Поздно. Один телефонный звонок, спусковой крючок «глока» – вот все, что мне осталось.

– Угу. Да. Угу… Хорошо… Конечно… До свидания.

Понятнее не стало. Я замер, ожидая, что вот-вот пуля войдет в мой череп и разнесет мозги. Интересно, Фрэнкс хороший стрелок? Не хотелось бы оказаться овощем. А больно будет? Я прикусил язык. Не умолять же их: лучше такой конец, чем в полнолуние превратиться в чудовище.

Секунды тянулись бесконечно. Раздался шепот, потом шорох одежды, но ни вспышки, ни выстрела. Только тихо пикала машинка, отмеряющая мой пульс. Пикала все быстрее. Трудно притворяться спящим, когда электроника тебя выдает. Легкие горели – так я задержал дыхание, – мышцы на животе сжались до боли. Промелькнула даже больная мысль: вот бы башка взорвалась и все полетело на их дешевые костюмчики! Объясняйтесь потом в химчистке, уроды!

Наконец я услышал их шаги. Медленно распахнулась дверь. Я осторожно открыл глаза и увидел, что федералы тихонько выходят из палаты. Фрэнкс выглядел расстроенным: лишили удовольствия легально человека пристрелить! Майерс вежливо старался не шуметь. Дверь за ними закрылась.

Для верности я подождал еще несколько минут – ужасно медленных минут, – вдруг они вернутся? Но все было тихо. Незнакомец не обманул: я не заразился, я человек и меня не убьют. От облегчения я расхохотался так, что чуть швы на спине не разошлись, а потом заплакал от боли и от радости. Повторюсь, я не особо верующий, но в ту ночь верил однозначно. Наконец все напряжение из меня вышло – я просто лежал, опустошенный, всхлипывая и тяжело дыша.

Но, прежде чем снова заснуть, сделал две вещи: во-первых, схватил со стола букет от «Хансен Индастриз» и запулил им в стену. Все равно работа была дурацкая. Потом достал визитку и поднес к слезящимся глазам, пытаясь прочитать, что там написано. Мелкий шрифт расплывался, но крупный гласил:

Компания «Охотники на монстров»

Проблемы с монстрами? Звоните профессионалам!

Убиваем чудовищ с 1895

Глава 3

Физиотерапия – отстой. Сидение на больничном – отстой. А зуд под гипсом, который невозможно почесать, – вообще худшая пытка, известная человечеству. Хуже только, когда приезжают родители и захватывают твой дом, чтоб за тобой «поухаживать». Мои прилетели сразу же, как узнали о «несчастном случае», и тут же начали меня страшно бесить.

До этого, правда, меня еще неделю продержали в больнице. Оказывается, когда человек умирает, пусть даже на пару минут, это стресс для всего организма. Врачи удивились, что я вообще ожил. Когда я спросил одного доктора, сколько крови потерял, он ответил с иронией: «Почти всю».

Лечение, в общем, состояло из того, что я учился шевелиться так, чтоб швы не разошлись. Постепенно силы вернулись, получилось даже пару футов пройти на своих двоих и переварить немного больничной еды.

Приходили детективы из далласской полиции. Они ничего не сказали ни о монстрах, ни о федералах, да и я не горел желанием эту тему поднимать. Копы считали, что Хаффман оказался каким-то чокнутым серийным убийцей: обдолбался фенциклидином и раздобыл четырнадцатидюймовый нож боуи. Я не сомневался, что мои новые друзья из ФБР нахимичили с местом преступления, чтобы оно поддерживало именно эту версию, без всяких вервольфов. Полицейские меня поблагодарили за то, что избавил мир от очень плохого человека, и сказали, что никаких обвинений против меня выдвинуто не будет, очевидная самозащита налицо. Мне даже пистолет вернули, когда офис прокурора разрешил.

Местные газеты писали о том, как я героически выстоял против серийного убийцы Сесила Хаффмана. Самое смешное, что они тиснули на первую полосу наши фотографии, и я уверен: обычные читатели думали, что маньяк-убийца как раз я – здоровенный молодой парень, мускулистый, смуглый, страшноватый и с глазками-буравчиками. Мистер Хаффман, наоборот, походил на жертву: толстый мужичок, менеджер среднего звена, с большими грустными глазами и тремя подбородками.

Но внешность бывает обманчива.