– Уходить собрался.

Как ни в чём не бывало сидим на кухне, пока Токсин провожает своего гостя. Но Шах успевает тихо рассказать:

– Князь, там о каком-то яде речь шла, и ещё о зелье. Вроде зелье подчинения. И «Братство». Этот немец раз пять повторил: «Братство», мол, тебе всё оплатит. Хрень какая-то, а?

Твою же мать…

Лицо у Шаха перекошено. На него малейшее упоминание о «Братстве свободных» действует как удар по башке.

Но в данном случае и меня будто стукнули.

– О, Камень! – радуется Токсин, присоединяясь к нам. И ржёт: – Так и знал, что ты сюда припрёшься! Потому тоже приехал! Ты ж после всех приключалок всегда ко мне переодеться ходишь! Ну давай, герой, колись! Что там у вас с императором вышло?! Я, блин, как увидел, офигел вкрай! Но знал же, что ты вылезешь!

Токсин хлопает меня по спине, а глаза у него бегают.

– Телевизор посмотри, – советую я. – Это кто у тебя, клиент был?

– Ну да. Я ж приторговываю, ты знаешь.

– А этот что хотел?

Токсин отмахивается.

– Да чего только людям не нужно! Чего ты вдруг? Или тоже считаешь, что аристократу торговать унизительно? Так я бастард, мне можно!

Говорит он беззаботным тоном, но напряжён так, что скрыть это не в состоянии. Что за хрень с ним творится?

– Димка, – говорю я спокойно. – Что происходит? О каком «Братстве» говорил твой гость? Извини, я слышал.

Токсин хватает со стола чашку и безошибочно запускает ей в угол потолка.

– Сука, предатель! Ты на хрена беззвучку снял?!

– Ты, Дима, мне важнее твоих секретов, – сухо отвечает домовой. – Я хранитель дома. Давно подозревал, что с тобой всё плохо. Но пока немчура поганая к тебе не ходила, я молчал.

– Вот и сваливай отсюда, хранитель! – орёт Токсин. – Хренитель!

– Князь Каменский твой друг, – тем же тоном говорит домовой. – Зла тебе не желает, я такие вещи чую. А Костя – человек князя.

– Хренязя! – орёт Токсин и замолкает, как будто ему заткнули рот. А потом усмехается: – Ну теперь князь Каменский точно мне зла желает. Да, князь?

– Не знаю, – говорю я спокойно. – Пока не знаю. Ни кто тут сука, ни кто тут предатель. Расскажи.

Токсин кладёт на стол сжатые кулаки и утыкается в них лбом.

– Я тебя ни разу не сдал, Камень, – глухо говорит он, не поднимая головы. – А ведь мог.

И я вдруг понимаю, что на самом деле ничего не знаю об этом парне. Кроме того, что он готов со мной дружить, хранить мои секреты и у меня учиться. И того, что его кузина – член «Братства свободных». Домовой сказал, что не расскажет Токсину об этом. И даже не соврал, как выясняется. Потому что зачем говорить человеку то, что и так ему известно.

Но странно другое.

Мне ведь нечего предъявить Токсину. Промелькнувшее в разговоре с немецким клиентом слово «Братство» может означать что угодно. Как и слово «яд». Собственно, я Токсина просто на понт взял, и он спокойно мог соврать мне что угодно. Он совсем не дурак, чтобы вот так повестись, разораться, обвинить домового.

Значит, хотел, чтобы я узнал. Сцена с «суками и предателями» – разыграна, причём не слишком старательно. Возможно, заранее обговорена с домовым. Возможно, и клиент приглашён сюда именно сегодня, потому что здесь должен объявиться я.

Логично.

– Я тебя тоже в Тайную канцелярию тащить не собираюсь, – хмыкаю я. – Ну, если это не ты на присяге на императора покушался.

– Не я. – Токсин выпрямляется и мотает головой. – Камень, я не настолько же…

– Всё, хорош! – резко обрываю его. – Давай говори насколько.

И он говорит.

Хороший зельевар всегда востребован. Гениальный зельевар – востребован так, что ему приходится отбиваться от клиентов. Деньги, заказы, репутация, создание собственной фирмы, все дела. Не сразу, конечно, особенно если тебе всего восемнадцать. Но если у тебя есть сестра, владеющая аукционным домом, то процесс идёт быстрее.

А если ты бастард и в мозги тебе заливают идеи всеобщего равенства и братства, так ради высоких идеалов и яды делать начнёшь. Причём бесплатно.

И тогда случится беда.

Инфа из Токсина льётся рекой. Всё же он очень молод. Вдобавок и поделиться явно было не с кем. Сестра его с детства поддерживала, он её любит и уважает. Тем более есть за что – вон она как поднялась, сама, с нуля. При этом не стала пристраивать к себе брата менеджером каким, а всячески поощряла его увлечения химией, фармацевтикой, зельеварением. Ингредиентами снабжала, с оборудованием помогла, подкидывала клиентов… Разве что до собственной фирмы ещё дело не дошло.

– Таш… она неплохая, – оправдывает Токсин. – Просто, понимаешь, ей нелегко пришлось. Ну, сам знаешь, Бородины – захудалый род, ни разу не древний… Ни денег, ни техник, ни черта же нет. Она озлоблена просто с детства, ненавидит аристо.

Что ничуть не мешает ей на них работать. Бизнес же. Ничего личного.

– Что ж я-то к братанам не подался… – высказывается в воздух Шах. – Тоже, блин, детство не сахар было. Деревянные игрушки, хлебушек без икры…

Токсин зло на него косится, но продолжает:

– Я ж не дурак, Камень. И не фанатик ни разу. Я так-то Таш даже отговорить пытался. Ну, не все аристократы козлы, как мой папашка. Да и он так-то… Это Макс Горчаков придурок! Но по нему чё, всех равнять? Если бы идеи «Братства» воплотились, переворот удался, всё такое, то началась бы гражданская война.

В точку. Молодец.

– А на фига она? В России уже лет сто никто не бедствует! Чего ради монархию свергать? Так что я так… Из-за денег, в основном. Понимаешь? И потом, никакую погань я и не варил никому! Зачем-то брали мои экспериментальные зелья, это да. Ну… круто, что хоть кому-то они интересны! Причём Таш этим занималась, про меня в «Братстве» никто и не знает. С ними я лично не работал.

Твою же мать…

Хоть на том спасибо. Таш пристраивала зелья Токсина сама, не светила изготовителя.

Экспериментальные зелья…

Что я знаю об экспериментах Токсина?

Да вообще ничего.

Зато я знаю о существовании антидотов, которые позволяют одарённым со светлым эфиром разгуливать по разлому. Гениальное изобретение, о котором неизвестно современной науке.

Кстати, я без понятия, сумели ли им воспользоваться, обнаружив лаборатории «Братства свободных». И нашли ли вообще.

А ещё у «Братства» были зелья, превращающие людей в мутантов.

И вполне реально предположить, что и зелья, и те же антидоты сделаны на основе экспериментальных наработок вот этого гениального пацана.

Моего сокурсника Дмитрия Бородина с говорящей кличкой «Токсин».

Которому место вовсе не в Императорском военном училище, а в каком-нибудь крутом научном институте.

– Ну ты придурок, Токсин, – задумчиво говорю я.

– Угу, – соглашается он. – Так подумать, я много чего наварил. Ну, оно ж никому не интересно! А тут ещё и деньги предлагают. Таш говорила, типа там какие-то у них учёные, вдруг пригодится что… Для науки, которую у нас власти в определённых направлениях откровенно гнобят.

– Дима у нас талант, – ласково вставляет домовой.

А поганец Шах, не обременённый ни дружбой, ни тактичностью, громко хмыкает:

– Это не твой там талант в лабораториях у братанов использовали?

Токсин бледнеет.

– Я ничего такого не делал… Ну… ты же про изменённых да? Не, я такого не варил!

И вдруг глубоко задумывается.

Ага.

Например, в этом мире придумали динамит – для облегчения строительных и горных работ. А потом начали массово применять в войнах. Или тот же опиум, изначально служивший для обезболивания…

– Но яды я точно не делал никогда! – вскидывается Токсин. – Ну то есть я делал, но не продавал. Клянусь, Камень! Но вот после разгрома «Братства»…

– Пришлось варить? – ухмыляется Шах.

– Да пошёл ты! – вскидывается Токсин. – Я вообще был уверен, что теперь Таш успокоится. Я обрадовался! Ну, денег поменьше станет, так я что – клиентов себе не найду? Тем более что Таш… ну, её не посадили. Повезло, – смущённо говорит он. – Сестра же она мне, ты понимаешь?

– Так что после разгрома «Братства» случилось? – возвращаю его к главной теме.

– Таш познакомила меня вот с этим немцем. Потому что он был готов офигенно платить, но с тем условием, что будет работать со мной лично. И трусит, кстати, страшно, угрожал даже. Мол, хоть слово кому, так у «Братства» длинные руки, мы и в России его снова возродим. Такое…

Шах длинно свистит.

Я бы к нему присоединился, но тут у меня пробел: свистеть не умею.

– И вот немец этот ничем экспериментальным не интересуется. Ему нужны специфические лекарства… В общем, всякая дрянь, подавляющие волю, контролирующие сознание. Такое. И да, яд.

– И ты продал? – жёстко спрашиваю я.

– А то. И даже не один. – Токсин прикрывает глаза и не без удовольствия поясняет: – Только не смертельные, как он думает, а всякие интересные. Типа чтоб срать дальше чем видишь. Или чтоб не стояло пару недель… А за лекарствами он на днях зайдёт.

Шах аплодирует. Домовой гулко ржёт.

– Тебя же убьют за это, идиотина, – мрачно предсказываю я.

Повисает мёртвая тишина.

– Да ну, – беспечно отмахивается Токсин. – Я сразу сказал – яды экспериментальные, без понятия, как сработают. Мне ж всего восемнадцать, чё…

Не выдерживаю и отвешиваю ему подзатыльник.

– Ну и что мне с тобой делать теперь? – интересуюсь, пока Токсин, морщась, щупает голову.

– Я не знаю…

Я пока тоже не знаю.

Зато теперь я знаю, что «Братство свободных» существовало не только в Российской империи. И вот за её пределами его явно никто не громил…

Однако проблемы Токсина надо решать как можно быстрее. Лучше прямо сейчас.

⁂

Поздний вечер того же дня

Кабинет его величества Александра Третьего

Матвею Соболеву не сообщили причины, по которой его вызвал император. Хотя гадать особо не приходилось: дело касалось Никиты. Причём вопросы императора будут таковы, что ответить на них сможет только личный маг-защитник рода Каменских.

Это, разумеется, напрягало. Но не удивляло.

Матвей ни на секунду не поверил, что его величество и юный князь Каменский, вывалившись из портала, неделю неспешно прогуливались по подмосковным лесам. Дозвониться сегодня Никите он не смог. Но и так понятно: парень что-то такое императору продемонстрировал из своих новых умений.

Потому к аудиенции Матвей подготовился.

Александр Третий принял его не то чтобы радушно… но, скажем так, почти по-дружески. Предложил сесть и не следовать этикету.

– Мне крайне нужна кое-какая информация о вашем подопечном. Скажите, Матвей Евгеньевич, он всегда был настолько талантлив?

– Мне так не кажется, ваше величество, – ответил Матвей. Он представления не имел, успел ли император поговорить с графом Хатуровым, опекуном Никиты. Но в любом случае лгать было бы глупо. Да и ни к чему. – Я бы сказал, что он сильно изменился после того, как приехал в военный лагерь училища.

– Вот как… – задумчиво сказал император. – Что ж, чего-то подобного я и ожидал. И каким же князь был раньше?

– В детстве обычным. После смерти отца – слегка заторможенным. Потерявшим интерес к жизни, пожалуй.

– Неудивительно, – вздохнул император.

– Не совсем так, ваше величество. Конечно, трагедия сильно на него повлияла. Но недавно я выяснил основную причину.

– Я слушаю вас.

– Никиту Каменского около полутора лет пил химеринг.

Александр Третий вздёрнул брови.

– Подробнее.

Матвей изложил.

– И когда эта проблема разрешилась, князь, можно сказать, очнулся.

– А как она разрешилась?

– К сожалению, я не могу вам рассказать, ваше величество. Я давал клятву, вам известно, что это значит.

– Хорошо-о-о… – протянул император. – Вам известно о его втором даре?

– Да, конечно, ваше величество.